01.09.04 Лев МОСКОВКИН

Новая журналистика

Чем проще идея, тем труднее она находит понимание

Бывшие отличницы конкурируют с успешными двоечниками в современной политике

Форма и организация политической сферы страны является прямой производной состояния общества. Любая власть пытается схлопнуться и делает это очень агрессивно, однако когда редактор отдела политики влиятельной газеты критикует власть за закрытость и нелепость, студентам стоило бы понять, что редактор таким образом просто оправдывает себя и для самих граждан как элементов общества неизбежно наступает момент, когда один диктатор – меньшее зло по сравнению с мириадами сатрапов. Кроме общего состояния общества независимо от границ на политической карте мира, в России есть особенность – дефицит межличностного доверия, поэтому мы никогда не договоримся друг с другом напрямую и будем зависеть от властного патронажа. В собаководстве например, которое всегда было отделено от государства, также всегда были попытки натянуть на общественную структуру властную крышу, чтобы тут же ее критиковать. С другой стороны, в нашем парламенте никогда не было такого, чтобы как в ПАСЕ, безразличные, хорошо упакованные в личное благополучие депутаты голосовали за поправки не к тому документу, который обсуждается.

Внутренняя оппозиция в «Единой России» четвертой Думы не бегает в Кремль за поддержкой по собственной инициативе, как было с лидерами фракций СПС и «Яблоко», и проблем с насаждением единообразия в четвертой Думе еще больше, чем в предыдущих. Интолерантность нарастает повсеместно (циркумполярно), а не только в России, и проблем с демократией в США намного больше, чем в России. Фашизация и антисемитизм наступила на Францию и завоевывает Германию. Откуда взялся Фрэнк Джадд, кто его назначил лордом и почему самоназначенные товарищи опять играют ведущую роль на арене истории – это вопрос не к журналистам, а к теории журналистики. Потому что в каждой редакции происходит то же самое: если предотвратить смертоубийство и успокоить людей, они уснут, ибо нет у них побудительного мотива для творчества и абсолютно нет желания работать, кроме зависти в удовлетворение собственной ненависти. Поэтому журналисты-конкуренты на парламентской площадке скорее находят понимание и поддержку в Думе, чем в безумной редакции.

При всем безумии редакции и дерганьи репортера, все равно никто оттуда не спросит, куда опять делись свидетели. В отличии от Дубровки, где не было даже взрывчатки, в Беслане пропали дети, которые видимо тоже могли бы что-то рассказать. Поняли бы мы их? Вряд ли, потому что сами же не столько боимся, сколько ленимся спрашивать. В итоге мы же сами освобождаем власть от обязательств защиты, лечения, обучения, обогрева, доставки почты в любой форме и т.д. – при любой форме собственности ответственность за контроль выполнения публичной функции остается за властью. Здесь надо понять предел личной активности граждан – везти ребенка с травмой позвоночника после ДТП в больницу на частной машине нельзя, девочка умерла. Мы обязаны сами себе добиться, чтобы «скорую» вызывали в школу, а мы даже не видим в этом вопросе общественной значимости. Потому что он вне политического поля. По той же причине на дорогах и от суррогатов алкоголя в магазинах гибнет больше россиян на два-три порядка, чем от терактов, с помощью террора власть борется с конкурентами за внимание населения и пока не изобретен гуманный способ разбудить народ прежде, чем он взорвется изнутри. Иначе грядет новый Холокост.

Происходящее в любом человеческом коллективе сейчас копирует схемы политической элиты, но намного страшнее в своей бессмысленности из-за отсутствия внешнего внимания, закрытости каждой такой «песочницы», в котором мы заигрываемся. В редакциях СМИ по крайней мере есть контроль по внешнему продукту, хотя рассказать истинную правду о том, как делается газета и тем более – телепередача, просто опасно для душевного здоровья. Но СМИ России работают, в отличие от ее заводов или колхозов за единичными исключениями, подтверждающими правило.

Все происходящее с нами имеет одну и ту же эволюционную природу независимо от выбранной сферы описания. И здесь есть логическая ловушка. Теория макроэволюции как часть синергетики (теории самоорганизации или теории систем) в формальном виде не существует, но доступна в понимании каждому человеку с наследственно-адекватной логикой. Теорию макроэволюции можно строго изложить и в форме сальных анекдотов, но тупая бытовая критика действует так же, как постановка вопроса о наследовании благоприбретенных признаков – обсуждение как эволюционный процесс попадает в состояние вырожденного исхода вечной раковой опухоли, не имеющей выхода на конструктивное формообразование.

Иными словами, дальше можно крутиться белкой в одном и том же колесе и только усталость будет мерой такой работы в сфере теории журналистики. Да еще может быть восхищение отдельных студенток журфака по причине отсутствия у них представления об альтернативе. Биология топала по этому же густо заминированному логическими ловушками полю, пока не кончилось длившееся век внимание массового сознания к науке. И с нами будет так же.

Однако число бессмысленных жертв намного меньше, чем могло бы быть, если бы не путинизация всей страны плюс Александр Вешняков как последний ньюсмейкер в числе первых лиц, самостоятельно принимающий системные решения собственным усилием воли. От сохранения демократической оболочки сейчас в значительной степени зависит судьба мира и Россия в данном случае является ведущей, передовой страной. Мы этого никогда не поймем, если весь наш журналистский задор уйдет на то, чтобы бегать за ньюсмейкерами наподобие советского садовода с ведром за коровами – что упадет. Сейчас безграничны наши возможности, следует узнать кислотность почвы и применять районированные сорта, а не скупать втридорога красиво упакованные излишки запада. А мы даже не знаем, что это такое, мы не понимаем, что от журналистского креатива сейчас зависит будущее мира и так же не понимают депутаты в ПАСЕ, что пора просыпаться.

Когда мне коллеги выражают удивление по поводу высокой оценки роли Вешнякова, я отшучиваюсь – он же меня хвалит. На самом деле это вопрос того же рода, почему я не вижу проблем с цензурой, даже в глубокой тоталитарной заднице находились люди, кто в свою очередь находил верные слова типа Эренбурга, Пастернака или Симонова и диктатор их хранил из страха перед народом и его внутренними переменами. Здесь надо понять, что есть правда и почему ее не хотят слышать люди, журналист должен понять это на каждом вираже перемен массового сознания прежде, чем диктатор по-своему удовлетворит нарастающую в обществе тревожность.

Сейчас мы сами должны больше спрашивать и больше передавать, в смысле не интенсифицировать суету, а экстенсифицировать перебор вариантов. Безумная развитость технических возможностей и лавина информационных потоков пока не вывела мир из первобытной дремучести в области т.н. биотехнологий начиная от воспитания детей и кончая изготовлением новостей.

С другой стороны, происходящее имеет вполне физическую интерпретацию, чего ж ради мы оскопляем страну, внося в описание собственные отношения с коммунальной кухни? Ведь истинная роль Путина или Грызлова проваливается в зияющую половую щель между официозом и публичным противостоянием этому официозу в типе оппозиционного попугая в клетке. И то и другое – от лености сознания, ведь наряду с давлением на содержание конечного продукта журналистов возрастает зависимость власти от нашего креатива, как возрастают и ассоциативные возможности текстового потока на общественном информационном пространстве.

Дело в том, что сейчас мы присутствуем при историческом эксперименте на человеком, и только адекватно отразив суть происходящего, мы докажем потомкам, что уже были людьми не первобытно-дремучими.

Иначе и потомков не будет.

 

1. Состояние общества

Основой стабильности сообщества является его разнородность. Сокращение населения России до 142,4 млн. в 2004 году. при прогнозе на 2050 год 101,5 млн. (т.е. 2,23% от населения мира сейчас и вдвое меньше по прогнозу 2050 году) пока не нарушило состояние русскоязычного культурного пространства в форме «большой системы». По этому термину синергетики можно найти, что это значит. Но живя в России, мы видим собственными глазами, что это такое и как функционирует, со стопроцентной вероятностью генерируя без задержки все необходимые модели публичного поведения и востребованные словесные стереотипы.

Прежде всего, раскол общества эффективно заменил нам национальную идею. В этом смысле «тоталитаризм» кардинально отличатся от «демократии» по формальному признаку – раскол проходит по одной викарирующей теме или множеству одновременно. Катастрофы осени-2004 проявили зреющий раскол в отношении причин катастроф, в чем не было единообразной позиции даже у такого успешного журналиста, как Щекочихин, не связанного какими-либо искусственными ограничениями.

Часть населения связывает ответственность за гибель мирных людей с тем или иным субъективным, человеческим фактором, и в данном случае теоретически нет разницы, виновата власть в столице или международные террористы, бегающие по горам. В массовом сознании столица мира одна, а все горы связаны в одну цепь.

Меньшая часть придерживается некой объективной позиции о зависимости массового сознания от косных факторов.

В замысел этой статьи не входит дискуссия о прогностике войн и революций или зависимости исторических событий от пятен на Солнце. Подход Чижевского безусловно кажется революционным до сих пор, но это не значит, что мы нашли способ увидеть свое будущее, за исключением феноменологии, известной и без сложных построений – каждый из известных четырех режимов эволюции повторяет сам себя. В описанной истории человечества это выглядит забавно, когда находится сходство в строительстве коммунизма в прошлом веке и борьбе с Конфуцием более двух тысяч лет назад. Мы только обозначим нашу позицию, с которой все равно придется считаться каждому, кто считает себя исследователем, а не следователем или прокурором, и претендует, как мы пытаемся это делать, на объективность.

Но в любом случае представленная схема не запирает обсуждение, а позволяет двигаться дальше, тем более, что в человеческом геноме, где нет Путина, Буша, Бен Ладена и Масхадова, происходит все то же самое, что в большой системе России и нам следовало бы перестать по бытовому поливать свое происхождение, потому что такая отечественная модель организации общества может оказаться наиболее прогрессивной. А что касается предсказаний развала России, то это не более чем человеческие ожидания, вдоль которых реализуется будущее. Империя лопнула вслед центробежности в человеческих ожиданиях, и на уровне самоорганизации действующая элита приняла все возможные меры по сохранению максимального куска, системность по факту сохранилась, руководящим фактором как всегда было и будет стала жажда власти.

Чем проще идея по сути, тем труднее она находит понимание человеком, особенно если речь идет о нас самих. На том завершим вводную часть, подчеркнув, что наша позиция в современной терминологии наследует выводы авторов сборника «Вехи» столетней давности – волны патологической тревожности имеют в массовом сознании некоторую физическую природу, современная журналистика подставляет под них информационные поводы, а власть предъявляет причину. Так погибшие дети Беслана стали детьми мира, тем более, что они были красивы.

Прошлый Холокост отмечен ненавистью к детям, в нелюбви они были неприятны, но сейчас это наблюдение не встречает понимания. Как и то противопоставление, что террористы были человеческим мусором, этакими беспородными дворняжками, которым приписывать национальность сообразно их происхождению можно лишь при изрядной доле воображения.

 

2. Состояние журналистики

Этот материал предлагается воспринимать как часть теории журналистики. Причем мы исходим по определению из позиции, что если читатель не воспринимает публикацию, надо искать другие слова и способ подачи того же самого.

Собственно теория должна сводиться к тому, чтобы не забыть уточнить место, время, имена и положение или титулы ньюсмейров, ссылки источники информации, ее суть и background. Желательно привести приведенные или прозвучавшие цифры, но обязательно с единицами измерения, его временем и местом, также обязательно со ссылками на источник, который почти всегда врет, поэтому цифры характеризуют скорее этот источник, а не процесс или место. Практика журналистики также складывается из облигатной и факультативной компоненты. Облигатная укладывается в одну фразу – как можно больше контактов. Факультативная, как и в теории, предназначена для повышения эффекта достоверности. Или же, как сказал Полоний у Шекспира, дефекта, ибо сам эффект по своей природе дефективен. Чтобы поднабрать для этого эффекта – когда записываешь, надо фиксировать сначала цифры и единицы измерения, потом о чем речь и цитаты, и т.д., чтобы конспект не превратился в отражения тяжкого и бессмысленного труда.

Впрочем, для личного успеха в журналистике все это неважно, как и наличие диктофона или умения нажимать на нем кнопки, с какой стороны подходить к ньюсмейкеру, как стоять, чем огрызаться телеоператору, если ты пишущий журналист, и как разгонять щелкоперов, если ты оператор, чтоб защитить пленку от брака.

Для личного успеха реально важно совсем другое – умение бороться за место на полосе, защищать себя и держать видимость профессионализма прежде всего умением избегать реагирования на провокационные споры. Это могут быть разговоры в редакции о том, что полезно каналу или газете, или обсуждения с помощником депутата об этичности поведения аккредитованного журналиста. На этой фазе потерять уже невозможно и помощника можно послать матом, мои лучшие интервью получены в туалете – Александра Лившица или Сергея Ковалева. Неудачи тоже характерны – сцепившись с охранником Генпрокурора Устинова или бывшим министром Филипповым, в обоих случаях получил информационную поддержку для важных, но непроходных вопросов в их чистом выражении.

Отдельный разговор о чистых жанрах. Соответствие конкретному жанру – такое же условие эстетического восприятия в журналистике, как высокая породность на выставке производителей. Если мое произведение читается, оно чисто в жанровом смысле, но при этом либо не находит соответствия в созданных ранее системах жанров, либо подогнано под какой-то из них искусственно. Например, двухстраничное интервью сделано из полуторачасового монолога, в который «интервьюеру» не удалось вставить ни слова. Напомним, что минута диктофонной записи в расшифровке дает 300-600 знаков. Теоретически переходный период этаким весенним дождичком размывает заезженные колеи жанров. Тем не менее, в умозрительном неотягощенном восприятии сейчас доминируют принципиально новые, возможно, типичные по времени жанры, которые можно было бы обозначить следующим образом.

Фрактальная голограмма – нечто вроде политически отягощенной зарисовки, которая в смехотворно минимальном объеме вмещает вселенские проблемы сиюминутности на основе ее остроты и ассоциативности.

Беседа двух-трех и более бывалых в форме сочетания взаимно инсертированных монологов (так организована интрон-экзонная структура большинства генов эукариот), где каждый высказывается, никто никого не слушает, и дискутирует иногда с отсутствующим фактором. Например, со свергнутым Дзержинским. Или в радиоэфире ругают отвратительно безнравственное телевидение. Аудитория откровенно используется в личных целях, но ведущий получает удовольствие, близкое к половому, еще и от того, что прозвучавшие перлы, находки и просто информация доступны только ему, стороннему зрителю уследить невозможно. Успех жанра пропорционален степени изощренного унижения зрителя, читателя, слушателя – если это наиболее доступная по цене газета для пенсионеров, следует упомянуть переговоры по мобиле, пятизвездочные отели и зарубежные перелеты. В научно-познавательной передаче – сказать с недосягаемым апломбом какую-нибудь глупость. И т.д.

Третий вариант – провокация, сконструированная экспромтом на ошибках. Сейчас невозможно слететь в небытие за опечатку в слове «Сталин» и потому «Путин» служит неиссякаемым источником для творчества. Заголовок – все равно что шляпка для мадам в порядочном возрасте, и что под ним, уже неважно. Не говоря уже о том, что внутри, и какого рода там журналистское пищеварение, долго оно готовилось и пукнулось самопроизвольно, оплачено это или льется по типу «не могу молчать» из души, которая ниже мочевого пузыря. В отличие от предыдущих минимума с максимумом, в третьем случае объем безразмерный, как синтетические носки, и так же пахнет, но сейчас это модно, потому что соответствует массовому сознанию.

Поэтому почти все, что сделало мне журналистскую известность, было сначала хотя бы по разу отвергнуто и затем опубликовано другим редактором, в другом СМИ. То, за что меня назвали продажным журналистом, не было оплачено совсем.

Типичный по времени жанр, уже претендующий на группу жанров – репортаж, или разговор ни о чем. Определяется тем, что привлечь внимание аудитории, можно только чем-то оглушив ее, все остальное служит заполнением вырванного с боем у коллег информационного пространства. Вот журналист и отрабатывает. Как закоренелый двоечник, по опыту зная, что можно балаболить что угодно, но если остановишься прежде времени, будет заметно, что ничего не знаешь, и «опять двойка». В данном типе может быть действительно репортаж с места события в форме диалога с ведущим: «Наш корреспондент находится на месте события, где сегодня произошел пожар и погибли люди. Вы нас слышите? Сколько погибших?» - «Да, я нахожусь на месте события, произошел пожар и погибли люди. Вот идет … представитесь пожалуйста…» … Далее идет повтор тех же слов, пока не уйдет спутник или ведущий поймет, что он доит козла и зрителю это становится слишком очевидно. Более откровенное выражение жанра начинает уходить в прошлое – демонстрация амбарного замка на закрытой двери или рука излишне активного топтуна, закрывающая объектив. Классика журналистики такова, что делать это надо обязательно, журналисты влияют на происходящее с самого первого проявления интереса к событию.

Вот что публиковать – здесь желателен творческий подход, он замещается политической волей. В реальности строго монотонное повторение или отрицание ночного сообщения Интерфакса бывает редко, обычно в наслоение повторов точечно вкрапливаются изменения, и по расшифровке диктограммы можно увидеть даже некое сенсационное опровержение или просто неизвестное об известном. Но в публикациях скорее расцветает другое крайнее выражение разговора ни о чем, что в точности соответствует постылой фразе «растекаться мыслею по древу». Благо древо это прочно укоренилось в Интернете и уже там целый доисторический лес папортников, растущих на собственных телах при минимуме свежего притока питательной информации. Что самое удивительное, и эти измышлизмы находят своего читателя, причем во множестве, слишком много у нас фрустрированных, нереализованных людей.

Попробуйте передавать политические новости с улицы, и увидите оглушающий спектр неадекватных реакций. Среднее время передачи сообщения – минут десять, за это время обязательно найдется кто-то кто репортера побьет.

Жалко аудиторию, но не всякая информация может быть ею воспринята, а редактор и тем более издатель не хочет рисковать. Вернее поместить на полполосы что-то под известным именем, чем резать слух, решаясь на действительно чистый эксклюзив с места события. И ничего страшного в этом нет, в конце концов, любая новая информация порождается переменами массового сознания, которые отражают турбулентность в структуре хаоса прежде пятен солнце и среди прочего определяют интерес и к явлениям космическим.

Для чистоты картины следует повторить жанровую имитацию из числа классических. Получается типа конкретной путаны, одевающейся в строго офисное платье, очки и сдавленный пучок на затылке только для того, чтобы создать контраст с тем, что внутри, перед тем, как все это слетело при беглом прочтении. Но по форме не подкопаешься, получается в точности репортаж с эффектом присутствия, хотя журналист узнал от коллег, да и то только ключевые слова. Или фельетон, скачанный из Интернета, также корреспонденция, отчет, зарисовка… Мимикрия есть мимикрия, мухе все равно, на кого она похожа – осу или мотылька, все равно останется мухой и у нее будет два крыла, а не четыре. Материал проще назвать заметкой, сюда все входит.

Сказанное не более чем наброски для будущих разборок, тем более, что картина меняется на глазах в рабской зависимости от массового сознания. Сейчас для чистой околожурналистской теории важнее другое – «ошибки» журналистики типа оценок «порнографии», рекламы пива и рекламы вообще, клонирования, ГМП, ВИЧ, и самое главное Думы и вообще политики. В период лабильности массового сознания жанровую структуру в творчестве коммуникатора определяют временные характеристики усредненного коммуниканта – фрустрация, нереализованность, растущая базовая тревожность, отсутствие конкретной занятости вкупе с нежеланием себя привязывать и занимать чем-то единообразным или утомительным, взрывоопасная смесь лени с жаждой нового и т.д., но об этом уже кажется писали в еще преддверии первой русской революции, а потом окончательно сформулировали по ее итогам. Развитие событий в ХХ веке это не остановило, но современные журналисты скорее подкинут дровишек в огонь, да и огонь этот пока не сравним с тем, что творилось в душах людей при прошлых канунах сто лет назад, а циничные масштабные провокации против человечности уже вполне достигли мыслимой вершины. Если запирать ворота бессмысленно, то лучше подрезать подпругу, и есть надежда, что вылетит из седла прежде, чем успеет разогнаться, чтобы сломать шею.

Есть две позиции – журналист должен знать правду и иметь собственную позицию или совсем наоборот. Оба варианта не мешают приводить в публикации контрастные альтернативные мнения и подталкивать общественное мнение к тому решению вопроса, которое будет принято людьми и проведет общество между Сциллой бунта и Харибдой вырождения, как раз по бурным волнам грани запредельного возбуждения. Не забудем, что журналист может обсуждать только уже поднятые вопросы, да и то если не позвонят прежде от лучших друзей главного редактора, которых тем больше, чем выше тираж.

Есть мало примеров решения вопроса поперек общественного мнения, например, запрет на аборты в Советском Союзе как раз тогда, когда дети совершенно осточертели и вызывали насмешки и издевательства над их родителями.

Нам сейчас важно другое. Если журналист уже выбрал из двух приведенных возможностей и пересилило любопытство, желание встать над собственным ньюсмейкером по причине непроходимой тупости его публичной позиции, то знать надо действительно много.

Но журналистика – благодарное занятие, истина как и в расследовании преступления, достижима в процессе действия. Мы считаем, что имитируя на экране процесс действия журналиста, Парфенов создал новый жанр, распространившийся пожаром по каналам. Именно действие позволило тележурналистам достигнуть полного и исчерпывающего понимания проблемы клонирования, которая оказалась недоступной специалистам на публичной арене. С ГМП или СПИД ситуация намного хуже, погружаясь в нее, начинаешь понимать природу «глупости» ньюсмейкера, которая вследствие публичности либо щедро оплачена, либо жестко ограничена PR-задачами. В этой сфере любой ньюсмейкер – настоящий талант, особенно – депутат Госдумы, ибо нижняя палата является наиболее густо заквашенной PR-площадкой.

В итоге журналисты рискуют быть наиболее компетентными во всех конкретных сферах подобно большинству т.н. несовершенных грибов с их экологически «широкой специализацией».

Возьмем, например, экономику. Домашнее задание на десять лет по удвоению ВВП привело к волнам пустословия и даже восхищения китайскими методами. Но китайская «экономика» – перевод ресурсов. Шабашный опыт дожурналистского прошлого показывает, что когда нет ни работы ни денег, случаются две вещи: бригадир придумает срочный фронт работ менять местами кучи, песок на место гравия, гравий еще куда-то, потому что якобы вот-вот привезут кирпич – этот метод удвоения ВВП по Путину хорошо известен штабным воякам. Удвоение от этого только по статистике, в кармане ничего и есть больше хочется, но горячие головы остужает ветерок от махания руками. Вторая случайность – приезжает прораб на стройку. Ничего хорошего от него не ждешь, кроме вымогательства 10% после посещения кассы, поэтому бригада встречает прораба агрессивно – где кирпич? Но прораб с ходу начинает рыдать, через пять минут выдавливает из себя причину – в соседнем колхозе сгорел свинарник, запах жареного мяса обгонял поросячий визг. Такую роль выполняет сейчас пресса, т.е. мы, журналисты, причем с немалым талантом и даже каким-то самозабвением информационной Жанны д’Арк, ведущей свой читающий народ к концу света. Власть рискует остаться без подданных, СМИ – без аудитории.

Вот и вся «экономика переходного периода», и нечего на Гайдара ссылаться, у него за правильной этикеткой скрываются строчки в ведомостях грантов, как и у всей «оппозиции». Поэтому собственно бюджетный процесс имеет отношение скорее к лингвистике и эволюции языка, чем к экономике, история Стабилизационного фонда – к международной политике, приближая Путина к образу Дэн Сяо-пина. Президент конкурирует с щедро прикормленными эмиссарами международных организаций., Россия сама может оплатить что угодно вплоть до нового пакта Молотова-Риббентропа, не говоря уже о «стихийных» явлениях типа митингов или локальных конфликтов.

К истории прораба приходится добавить неизбежное: чем хуже рабочим, тем ему лучше, он больше положит в карман, бригада будет менее агрессивна и многое другое. Бодание власти с народом проистекает за счет объекта строительства, о качестве говорить не приходится, лишь бы не рухнул сразу. О проекте и безопасности вообще забыли, и возведенная уже на три метра стена угрожающее раскачивается, как у нас было в якутском поселке Крест-Хольджай. Забавный случай сей другой пример на память мне приводит: список дивидендов Беслана открылся на следующий день усилением российской дипломатии на международной арене и не закрыт до сих пор. Митрофанов сказал по этому поводу – еще один теракт, и Путин вообще станет царем.

Таких примеров можно приводить много, наиболее тяжелым в моральном отношении является история науки и ее обжорливой падчерицы – образования. Научная среда парадоксально наиболее агрессивная и консервативная одновременно, она саморазрушилась за двадцатилетие «эпохи переаттестаций» 70-90 годов. Если после 1948 года на Биофаке МГУ ликвидировали кафедру динамики развития, а генетика подверглась чистке, то несколько сотрудников умерло, другие вынуждено отправились на вольные хлеба и выжили. После разрушения научных школ в семидесятых годах не выжил никто, а в восьмидесятых прошла волна истребления физических экспериментальных итогов. Коллеги по лаборатории подкручивали контактный термометр, чтоб дрозофилы вымирали, выкапывали этикетки на экспериментальных полях, а потом и вовсе начали запахивать материал для селекции трактором, и наутро оригинатор сорта ползала со слезами на глазах в грязи, вытаскивая кочерыжки, что осталось.

Природа отечественного научного работника такова, что в сталинское время он работал до результата, особенно в шарашках, ибо конкурента всегда можно было отправить обратно в лагерь. Свобода обострила бдительность, уже не давали сделать первый шаг по карьерной лестнице и весь талант ушел на письма в ВАК или докладные об опоздании на работу. Журналисту лучше не браться за освещение науки, тем более, что ученые являются почти недоступными в качестве ньюсмейкеров, хотя именно в последние годы достижения в науке наиболее бурные. Но и интерес к ней упал.

В образовании разверзлась коррупция, ученые оказываются полными импотентами в создании учебников. Журналисту оказалось легче создать курс истории. Правда, журналист был невозможно талантливый – Парфенов. Но с биологией и особенно генетикой – просто беда, хотя в этой сфере было сделано открытие, меняющее наше представление о природе человека. До учебников оно не дошло, сейчас несмотря на рост потока новых данных обобщить их некому, остатки научного сообщества не могут выдвинуть из своей среды авторитетов типа Вавилова или Тимофеева-Ресовского. Как оказалось, «режим» не только убивал этих людей, но и создавал их, с чем ученым приходилось мириться. До сих пор они не могут этого признать, но научная среда выталкивала Тимофеева после его выхода на свободу, и возможность преподавать этому человеку дал «герой 48-го года» Столетов.

Провал между освещением и собственной позицией у некоторых журналистов достигает буквально советских масштабов. Наш прекрасный и преданный властью народ, как многие его славословы справедливо считают, требует к себе сталинских методов. Отсюда и биологические причины того, что у нас деньги не работают, поэтому изъятия из экономики оправданы. Вообще-то мы живем в удивительном обществе, оно суперлояльно к собственной власти, которую обязано контролировать, однако не вмешивается в свои внутренние дела. Мы платим за тепло вдвое и еще продолжаем платить летом, когда его нет. Но есть примеры, когда жильцы платят за тепло зимой, когда в квартирах минус двадцать.

Что этим людям можно передать про реформу ЖКХ? Трагические замерзания пошли спустя полтора года, когда скакнули тарифы, в ответ на подлог в проект бюджета-2002. Это произошло на парламентской арене, мы об этом писали, и ничего…

 

3. Состояние четвертой Думы

Сейчас равно для журналиста и для исследователя журналистики наиболее интересным примером является Госдума. Не забывая про попытки ликвидировать временное, как приватизация жилья, явление разделения властей, посмотрим на то, что имеется на Охотном ряду сейчас и отметим разительный контраст с тем, как это воспринимается людьми.

С точки зрения репортера Госдума – наиболее удобное место для заработка, здесь зреет максимальный урожай для текущих сообщений. На единицу места в единицу времени просто рекорд. Причина – в общественном внимании, которое навевает сравнение с порнографией: публично каждый порицает и не признается, что сам смотрел, но попробуй оставить издание без парламентской журналистики или без скабрезности, не мыслимой на полосе в советское время.

Здесь также следует и другие неоценимые преимущества, которые имеет парламентский корреспондент перед коллегами, не говоря уже о прочих наемных работниках. Депутаты – наиболее удобные для журналиста ньюсмейкеры, способные внятно, содержательно, актуально, релевантно и небанально отвечать на неожиданные вопросы даже в туалете. Если депутат отказывается говорить, можно найти другого, в т.ч. и такого, кто подтвердит то, что журналист уже знает, но не знает, как подать. Если депутат с трибуны поносит журналиста или газету, то он в отличие от правозащитника не обижен, а счастлив, что ему дали информационный повод. Пресс-служба Думы следит за потребностями журналистов, выдает пресс-релизы, требующие минимальных усилий для публикации по сравнению с другими источниками, и поддерживает сайт в таком состоянии, как попросили журналисты. Для работы журналиста в Думе сложились и частично созданы условия почти тепличные по сравнению с собственной редакцией и тем более – относительно тех условий, в которых находятся учителя, врачи, рабочие. Лучше могут быть условия для «работы» только с точки зрения пьяниц или коррупционеров, хотя в Думе это тоже не запрещено. Здесь надо понять, что у парламентских корреспондентов очень высока мотивация, что практически исключает на думской арене типичную болезнь российского общества в форме моббинга (преследования на рабочем месте как удовлетворение побочных потребностей в форме девиантного социального садомазохизма). По нашему опыту, все редкие случаи межличностных столкновений у журналистов в Думе решались сами собой, однако то же самое привело к разрушению советских научных школ – именно это, а не прекращение финансирования, было первопричиной, что должны знать журналисты, пишущие на научные темы.

Ряд утверждений этой статьи вызовет бурный протест, однако мы считаем неуместным дискуссию с приведением альтернативных позиций по вопросам, где может быть установлена истина в эксперименте, если речь идет о формате данного материала – не журналистского для широкого читателя, а в рамках теории журналистики. Здесь же приходится признать, что несоответствующие истине в рамках теории макроэволюции утверждения об отсталости России по сравнению с западной демократией или экономикой, о глупости и ошибках российской власти, о дураках-депутатах в определенном смысле директируют историческое развитие страны, ибо журналистские стереотипы соответствуют ожиданиям массового сознания, а будущее приходит со стороны сформулированных, эмитированных и тиражированных стереотипов.

Представление о полном соответствии власти народу возникает из сопоставления журналистского опыта на парламентской арене с другими сферами – науки, искусства, ЖКХ.

По той же причине на парламентской арене невозможно доказательно представить состояние массового сознания – большинство журналистов охотно вслед за своими читателями меняют в своей личной позиции местами причину и следствие, не понимая того очевидного факта, что Жириновский не совершает ошибок, пока он остается на общественной арене, и не говорит глупостей, если их повторяют до сих пор про те же сапоги в Индийском океане. Логика PR не совпадает с математической логикой. Другое дело, что большинство информационно содержательных высказываний Жириновского журналисты не воспринимают и не передают, например, о записке о взрыве в Волгодонске, об отсутствии взрывчатки на Дубровке, о государственном терроризме и о многом другом.

Интересно, что создание журналистам «тепличных» условий оставляет возможность по крайней мере номинального сохранения на парламентской арене конфронтационной модели взаимодействия прессы и власти, что с трудом выдерживается исполнительной властью и практически отсутствовало в «оппозиционных» фракциях третьей Думы, что частично придало возможность их силового изгнания из парламента. И сейчас сократившаяся КПРФ в четвертой Думе путается собирать на выступления лидера журналистов по списку, что делала пресс-служба СПС и не позволяет себе пресс-служба «Единой России». В региональных парламентах журналисты работают по модели коммунитаризма.

С точки зрения околожурналистской теории Дума с ее политикой – самое правдивое место на Земле, особенно после эпидемии интолерантности в США и американской геополитической экспансии включая пространство вокруг России, где разбросаны останки Союза. В Думе есть дискуссия, здесь сталкиваются интересы, прорезавшие Белый дом или Администрацию президента. Сюда, по опыту записки о взрыве 13.09.99, производятся PR-вбрасывания, здесь расположен полигон «будущего сегодня» согласно антропному принципу в синергетике, о котором говорит Капица. Даже правда о Беслане здесь прозвучала, но, повторяем, не вся информация может быть воспринята людьми.

Проблема журналиста в современном мире – прямое следствие проблем демократии, которые определяются нарастающим расхождением между публичной позицией и бытовым пониманием того же предмета, номинальным и виртуальным выражением одного и того же, официальным и бытовым, явным и тайным голосованием. Так различается оценка порнографии, но сейчас состояние человека таково, что двойственность проявляется для широкого круга сфер включая деятельность Думы. По этой причине и выражение демократии в форме выборов становится уродливым, противоречивым. Чем и пользуются их фальсификаторы, но причины явления – физические, а не субъективные. Хотя решения скотские, т.е. антигуманные, как будто мы не люди, а стадо. Так в прошлом вырвали неокрепшие газеты свободной России из зависимости от подписчиков, а теперь депутатов отрывают от избирателей, отказываясь от одномандатных округов. По факту это давно есть, депутатов-одномандатников, которые ведут прием избирателей и решают их проблемы, почти не осталось ввиду бессмысленности этого занятия.

И все же для человека, который ищет себе в России некое условно позитивное применение, Дума является уникальным заповедником реализованных людей, которые нужны друг другу, которых не разъедает щедро удобренная фрустрацией патологическая ненависть к ближнему. Историческая особенность нашей страны – дефицит межличностного доверия, поэтому здесь всегда будет поддержка третьего авторитета, здесь всегда будет вождизм и гражданское общество если построят, то эта постройка как и все у нас начнется с крыши.

По многолетнему опыту, в Думе не проходят межличностные агрессивные вспышки, что любовно культивировалось в научной среде в советское время и всегда в исполнительной власти. Депутаты и журналисты ведут себя, как девочки в женской гимназии во время затянувшегося визита мальчиков из кадетского корпуса, желание понравиться и завязать знакомства превалирует над всем прочим. Классные дамы из числа насильственно внедренных лоббистов, на плечах которых реализуются многоходовки внедрения депутата в Думу, пока еще легко обходятся, хотя их обязанность контролировать парламентский спонтан приносит вполне ощутимые итоги.

Дума во время лабильности массового сознания остро нужна обществу в целом как полигон проверки слуха общества. На Дубровке взрывчатки не было, когда это в форме предположения вне Думы попыталась сказать Хакамада, поднялся обличительный вой. Но утверждение о том же Жириновского на пленарном заседании палаты прошло незамеченным. Спустя два года в Беслане взрывчатка была, и в избытке. Позиции спецслужб в массовом сознании после провала девяностых годов резко возрастают, обгоняя состояние самих спецслужб, у журналистов нет другого выхода, как способствовать их усилению. Иначе контроль деятельности спецслужб невозможен по физическим, а не субъективным причинам, они выполняют на системном уровне те же функции в обществе, что и молекулярный драйв для генома в резко и непредсказуемо меняющихся условиях. По Павловскому, речь идет о конкуренции за рынок поставщиков кризисов, т.е. о превентивных катастрофах в масштабах развития.

Иными словами, попытка выглянуть из Думы во внешнюю человеческую среду показывает, что там все не так или вовсе наоборот. Нормы закона, о возможности принятия которого еще только говорят, уже действуют. Давно принятый полезный закон почти сразу привел к тому, что реальное положение в регулируемой им сфере только ухудшилось. Постановление правительства в исполнение третьего закона до сих пор отсутствует и что реально происходит установить не удается. На самое разительное отличие имеет место во властной публичности вне Думы. На пресс-конференцию об успешной уборке снега журналистам приходится добираться, ломая ноги через сугробы. На прессуху по итогам подготовки железных дорог и подвижного состава к летнему сезону массовых перевозок кто-то из журналистов опрометчиво едет с дачи, ломая те же ноги на развороченной платформе вокзала.

Где нет дискуссии, там нет никакой правды, только заигранная внутренняя позиция конкретной «песочницы», даже PR получается никудышный, особенно если денег в «песочнице» скопилось много и декоративные мухоморы над ней большие, песок под ними все равно с камнями и мусором, щедро политый дворняжьей мочой. Потому что чистота сама не бывает, это плод коллективных договоренностей в форме конструктивной публичности.

Другое дело – федеральный парламент. Наиболее богата почва Думы с генетической точки зрения. Активность здесь проявляется острыми волнами, создавая видимый пример явлению волн жизни, описанному Четвериковым и Тимофеевым-Ресовским. Это с одной стороны, а с другой – острый водоворот турбулентности информационного поля создает виток в структуре хаоса, наиболее значимый равно для исследователя сейчас и для всего общества в будущем. Это та же эволюционная генетика, примеры которой во множестве дает современная молекулярная биология. Парламентская журналистика опережает по появлению релевантных тем в повестке дня – agenda, редактор не всегда понимает, о чем речь, но спустя два-три месяца спрашивает про то же, прочитав в другой газете. Тут уж кто быстрее почувствует ожидания общества.

Как сказал вернувшись после Беслана на Охотный ряд генерал внутренних войск Аркадий Баскаев (ЕР), сегодня работа над законодательством должна отвечать ожиданиям общества. Его начальник в комитете по безопасности Владимир Васильев подчеркнул: «Мы это понимаем, мы постараемся соответствовать».

Ликвидировать Думу невозможно потому, что в обществе не прекращается «переходный период». Скорее наоборот, если в прежние годы массовое сознание пребывало в состоянии мобильной готовности, люди были в целом консервативны, но что-то одно были готовы отдать ради упоительного ощущения перемен, то теперь массовое сознание стало просто лабильным, поплыло, и это привело к таким выборам, которые сработали генетическим оружием, и вызовет дальнейший отрыв депутата от избирателя, усложнение их связей. В прошлом тот же путь прошла журналистика, став независимой от аудитории после всего двух лет, когда она была четвертой властью и реальным медиатором между людьми.

Сейчас парламентская журналистка тоже не экран в Думу, который транслирует, скорее печная заслонка, защищающая от жара перемен подобием превентивной катастрофы. Происходящее в Думе становится скорее поводом для переосмысления, чем руководством к действию. Т.е. запросы лабильного массового сознания удовлетворяются не передачей информации, а ее трансформацией, перерождением на каждом этапе. Этот «испорченный телефон» – восхитительная игра!

Напомним, что в критические моменты истории грамотные и трезвомыслящие люди, удовлетворяющиеся не на власть и страх, а на устранение проблем людей и развитие, кому не нужно вранье в описании случившегося под их руководством, должны уступать политическую арену безумцам, как это описано Эренбургом в романе «Падение Парижа».

Иначе получается хуже, обычно даже много хуже, чем просто Нино Бурджанадзе мостит дорогу в мировую политику мелкому фюреру Михаилу Саакашвили (хотя живой человек внутри политической фигуры может быть совсем иным). Нам известно о роли России в развязывании конфликта в Абхазии в начале 90-х годов и о сжигании живьем грузин в автомобильных покрышках, однако в политике нет места чувству благодарности, а вместо права и справедливости – ситуация подворотни: шпана оценивает длину ножичков или решимость и если до крови не доходит, то только потому что такова сиюминутная ситуация. За десятилетие в мировой политической подворотне появился новый пацан – the good Yankee, раньше ему было плевать на все, что за границей США, затем собственная ханжеская семейка погнала его с его замашками вон. Как у убитого в России посредственного журналиста Пола Хлебникова, его амбиции не соответствуют тому, что о нем знают в его ханжеской Родине, но за границей это прощается – американцы выше других людей. Навалив три кучи геополитического дерьма на Балканах, в Афганистане и Ираке, США создали Старому свету наркотическую атаку, уравновесив ситуацию в Новом свете, и упрочив предпосылки строительства новой империи. К чему мы сами давно стремились, включившись в монетарную долларовую империю и позволив создать экономическую империю, спасая страны золотого миллиарда от кризиса перепроизводства, безработицы и упадка.

Т.е. the good Yankee появился в политической подворотне с вооружением по бюджету более 400 млрд., что больше всех прочих вместе взятых, с таким же дефицитом в бюджете собственной страны и пачками наличных баксов, ничем, кроме нас же, не обеспеченных.

Т.о., с точки зрения журналиста Дума – наиболее эффективный источник, здесь можно получить максимум материала в единицу времени, минимально передвигаясь в пространстве. Информационные поводы и источники ассоциаций тоже обильны именно на парламентской арене. Здесь иногда даже можно выяснить настоящую правду, например, про смерть депутата. Или можно видеть, как выработка решения производится журналистами, когда представители конкурирующих СМИ становятся в кружок и своеобразным «Что? Где? Когда?» в издании Ворошилова ищут и находят ответ, что бы это значило и что передать, а затем из их публикаций депутаты узнают, каковы и насколько мудры их решения, возникшие не в голове властной включая главного редактора, но именно репортера in statu nascendi.

Так репортерам явно временно позволено порезвиться на свежевыкошенной травке информационного поля до следующего его вытаптывания новыми монстрами тоталитаризма. Во всех прочих сферах работают сейчас весьма специфические журналисты – бывшие отличницы, кто точно знает, что надо написать, чтоб порадовать учительницу на пятерку за сочинение. Сам так писал, только у меня давно это было, еще до академической неуспеваемости по истории в школе рабочей молодежи N101 на Соколе.

Сейчас в творчестве новой истории слишком многое зависит от креатива. Журналисты стали подлинными живописателями будущего, хотя сами едва помнят, что говорили еще вчера и это спасает нас от безумия. Как и то, что нет даже в понятии, за чем будем бегать завтра, ломая ноги и расшибая голову. Важнейшим имманентным признаком современного общества стало расхождение между движущими силами событий и тем смыслом, которые приобретают последствия сделанного. Отчуждение происходит практически во время действия, иногда уже при принятии решения. Кто владеет системным мышлением, тот фактически и является автором заговора, хотя ангажированные политологи настаивают на «теории глупости», отвергая «теорию заговоров». И в общем это правильно, в России невозможны длинные цепочки планирования. Но ошибки в большой системе (это термин из синергетики – теории самоорганизации) играют роль соавтора, таков фактор неслучайности в стохастике наших «заговоров». Задумали наживу, получился дефолт и спасли страну от пирамиды, а заодно и вылечили горьким лекарством население от эпидемии игры в фантики. Рынок, финансы и экономика не играют в жизни общества всеобъемлющей роли, это подчиненная сфера. Примат – турбулентность массового сознания вдоль витков структуры хаоса. В более общем виде – самоорганизация.

Явление самоорганизации объединяет в единое информационное поле познание и его предмет, явление и информацию о нем. Стираются различия между умственным и физическим, городом и деревней, мужчиной и женщиной, которая агрессивно захватывает мужские роли в постели и парламенте. В свою очередь парламент за десять лет своего существования сформировал свою доминирующую функцию – проверки слуха общества на предмет апробации идей, формулировок, способов их подачи и т.д..

Есть и еще чрезвычайно конструктивная функция Думы в обществе, причем долгоиграющая, она останется даже после ликвидации палаты как органа или ликвидации на ее арене дискуссии по существу, если такое произойдет. Это функция модели единственной формы конструктивного обсуждения в публичном виде, нет другой альтернативы, чем происходящее в Думе, переговорам Дона Рэбы с Вагой Колесом из романа Стругацких. Со стороны кажется нелепым, как дорогостоящие депутаты собираются многократно по очевидному вопросу, договариваясь сначала о представительстве голосов, затем о формате обсуждения, о том, что и как говорить прессе и т.д. Другой альтернативы принятия единоличного решения нет, и только в такой форме проявляется столкновение интересов, под микроскоп прессы ставится борьба личных возможностей во власти с общественной оценкой последствий того, скольких из нас эти возможности угробят тем или иным способом. Далее играет не интерес общества, а зависть, которая тиражирует модели по уровням фрактальной структуры общества, Московский Кремль тиражируется в кремлях казанском, коломенском, астраханском, тульском, а Дума – вплоть до парламента в старинных русских городах Коломне или Малоярославце, где у власти почему-то оказываются сомнительные личности и развивается борьба между уровнями фрактальности. Далее в зависимости от их мощи и финансовой подпитки они либо исчезают с арены, либо покупают места в более высоком уровне власти вплоть до Совета Федерации, чтобы участвовать в принятии решений в качестве публичной фигуры.

Повторяем, гражданская война хуже, и не изобретено другого способа менять общество в соответствии с генетическими переменами, остро взрывающимися в состоянии массового сознания. В итоге ХХ века самоорганизовалась биотехнология управления кооперативными эффектами психики, которую следовало бы назвать методом превентивных катастроф. Мы то же самое делали в культуре ткани с растительным геномом in vitro, и штатив из двух десятков пробирок вмещает весь кровавый ХХ век в три-четыре недели. К тому же ответственности никакой, и нет острого желания подать в отставку после спецоперации, о чем говорил Владимир Васильев. Даже не видно самого укоряющего или отрезвляющего результата, потому что высаженный в почву экспериментальный материал пожрали бомжи на закусь после выпивки.

Хуже дело обстоит с собаками, в разведении которых на то же самое уходит года три-четыре и у которых есть разум, чтоб страдать подобно человеку. В итоге наших усилий на общественной арене по городу от Серебряного Бора до Центризбиркома бегают разномастные твари, они совокупляются в стаях, лижутся, грызутся прямо на мостовой, и видимо это вектор нашего человеческого развития. Потому что с геномом современными методами можно делать все что угодно, и даже известно, что потом выживет и как добиться выживания, а затем комфортного существования в гармонии с собой. Однако все разумные усилия у человека приводят к последствиям случайным, такова наша генетическая конституция, которая создана в предвидении неизвестного, как система иммунитета теплокровных или запасные белки растений. Поэтому для человека ответственного описывать происходящее намного безопаснее, чем участвовать в событиях и влиять на них с оружием в руках.

Тем более, что парламентская арена порождает специфическую форму экономной журналистики, где событие становится необязательным звеном, идет как бы непрерывный репортаж из массового сознания, просто каждый день к нему подтягиваются самые неожиданные информационные поводы – случившееся далеко, или давно, или вовсе не случившееся, а только высказанное кем-то, чье имя что-то значит в обществе, и т.д. во мнимую бесконечность.

Пока есть Дума с ее публичностью, парламентская арена более адекватный источник информации, чем место события, если не дай бог событие случается. Там, где журналист нужен, он защищен, а в горячей точке журналист может работать только при десятикратной поддержке относительно человека с оружием, включая поддержку политическую, если главный редактор является политической фигурой и не сдаст, а защитит своего сотрудника, как это сделал в прошлом Игорь Голембиовский в отношении Валерия Якова. «Известия» подняли шум даже по поводу отвязавшегося в Чечню тайком фотографа, но в данном случае похоже неопытный в этих делах человек попал под провокацию изначально.

 

Мы должны быть благодарны Джорджу Орвелу за исчерпывающий анализ работы в Испании во время войны с фашистами представителей разных стран с разным устройством общества, соответственно и в СМИ этих стран одни и те же события освещались по разному. Но наблюдения очевидца стали внежурналистским апокрифом, для публикации версия очевидца стала доступна только после ухода с общественной арены заинтересованных участников и сценаристов трагедии.

Иными словами, правда в публикации принципиально достижима, но тогда, когда в ней нет интереса.