Ну что сказать, ну что сказать,

Устроены так люди – желают знать, желают знать, желают знать что будет...

 

31.05.05 Лев МОСКОВКИН

Жажда перемен в природе человека

О первичности массового сознания и вторичности политических решений

Почему меняются люди, остается неизвестным. Однако очевидно, что причины наших перемен имеет ту же общую для любых эволюционных проявлений природу, которую специалисты в области физики турбулентности назвали «структура хаоса».

Заметим, что это понятие заменило в базе естественнонаучных представлений о мире понятие «материя» и связало в единое целое естественные и т.н. гуманитарные науки в ходе очередной революции в науке последней четверти ХХ века. В разных описательных сферах (исследование журналистики, теоретическая экономика, история банковских спекуляций и биржевых пузырей, как прежде независимые направления биологии или истории науки) при попытке обобщения получались изоморфные концепции с транспонируемыми терминологическими базами. Отсюда столько синонимов, метафор, алармизмов или эвфемизмов для термина «катастрофа»: кризис, переходный период, беременность или роды, линька, метаморфоз, фазовый переход, инсайт, катарсис, закат истории, депопуляция, регенерация, нелинейный процесс или явление. В макроэволюции это арогенез, впрочем, там тоже есть несколько синонимов, менее употребительных.

После возвращения в науку холизма (системности) взамен редукционизма в самых разных направлениях появлялись исследователи с интуитивной способностью к формализации. Творец живет в самом человеке благодаря возникшему в общем корне птиц и млекопитающих (теплокровных) эстетическому механизму активной эволюции, потому что продукт самоорганизации красив или уроден в эмоциональном восприятии. «Бог» как творец исключается в принципе формализуемых моделях, хотя этот костыль ущербного изложения использовал тайно даже Чарльз Дарвин, подобно тому, как физика заполняет временные провалы изложения «теплородом» или «эфиром», а теперь – «структурой хаоса». Впрочем, его дед Эразм Дарвин для изложения теории макроэволюции успешно использовал стихотворную форму.

Т.о., параллельные построения происходили и в макроэволюции, причем их создатели умудрялись отчаянно воевать друг с другом. Если речь идет о макроэволюции, нет различий в т.ч. и между аналогией и гомологией, как нет авторства у идей и попытка его закрепить жестко тормозит развитие интеллектуальной сферы общества, потому что нарастание новизны происходит параллельно и независимо, как это описывал палеонтолог Александр Раутиан для накопления признаков будущих зверей в отложениях костей динозавров. Сейчас легко говорить, к чему это могло привести, потому что уже привело и динозавры теперь плодятся и размножаются в компьютерной реконструкции.

В конечном счете, революции в науке – тоже одно из проявлений нашей способности меняться и кости динозавров смотрятся по-разному в зависимости от того времени, которое породило исследователя.

Однако в точности те же закономерности намного интереснее наблюдать в том информационном потоке, который генерирует парламентская арена. К тому же от этого зависит наша пока незавершенная история.

Одно из наиболее заметных, красочных проявлений перемен у человека – это мода, причем не только в манере одеваться, но и в стиле межличностного общения или поведения на публичной арене, также в тех стереотипах и штампах типа временной абсолютной истины, которые принято повторять вслед за политиками.

Явление хорошо известно биологам под названием «волны жизни» (waves of life), которым генетик Николай Тимофеев-Ресовский приписал роль одного из четырех факторов мкроэволюции.

С другой стороны, жажда перемен – одна из самых насущных потребностей человека, особенно в тех исторических отрезках времени, когда эпидемическое распространение получает базовая тревожность, болезни сна и общения, что в свою очередь приводит население к кабальной зависимости от креатива политтехнологов, модельеров, журналистов. Гипофория, массовая фрустрация требует острого эмоционального фона, человек страдает буквально изоляционным синдромом без новостей Первого канала и готов поджечь поле, которое возделывал, просто ради отрешения от обыденности.

Здесь надо понять, что журналисты не могут и не может никто снять нарастающее напряжение. Но можно подтолкнуть людей к пропасти ранее, чем они перестанут ощущать опасность. Или, когда внутренняя тревожность уже выливается во внешнюю нетерпимость к бизнесменам, евреям, армянам, грузинам, чеченцам, «закрутить» массовое сознание вокруг эпицентра душевной боли и указать внешнего врага.

Можно обвинить власть в страданиях народа, десакрализовать ее и стимулировать минимальные перемены в морфологии общественного организма ради его преемственности как целого. Так демонтаж памятника Дзержинскому сохранил архивы, а стало быть и само ведомство «чрезвычайки», которое служит генератором перемен. В политтехнологии это может быть названо методом превентивных катастроф.

Поскольку в такое особенное время витка исторической турбулентности большое значение имеют системные эффекты с непредсказуемостью причинно-следственных связей, технология превентивных катастроф порождается на базе эпидемии алармизма (кликушества) благодаря конкуренции поставщиков на заказ кризисных ситуаций включая демонстративные уличные акции или скрытые провокации с продажей мороженного с анашой, инициацию погромов и т.д. Особую роль играет стравливание спецслужб, армии и правоохранительных органов.

Т.е. возникает целый рынок катастроф с жесткой конкуренцией поставщиков «психологического оружия» в форме политтехнологий между группировками, ветвями власти, государствами или международными альянсами.

Имея в запасе допустимость паритетных интерпретаций системных явлений, теория журналистики получает не только возможность, но и обязанность отказаться от пассивного следования моделям, применяемым в практической журналистике для заякоривания внимания аудитории, например, в огульной критике правительства или телеканалов с максимальным покрытием территории вещания за жестокость и возбуждение неприличных инстинктов. Журналисты эксплуатируют потребность аудитории в простой и доступной абсолютной истине, не нуждающейся в логике или доказательствах, элементарно соответствующей человеческим ожиданиям. Тиражируемые «истины» викарируют (от «викарий» – заместитель – еще один термин Тимофеева-Ресовского) соответственно переменам массового сознания.

Так оно и было при обсуждении в парламенте сакрального 122-го закона, когда кремлевские политтехнологи дали отмашку депутатам и парламентским журналистам, которые по указанным выше причинам охотно послушались: из четверти тысячи отменяемых и изменяемых законов обсуждать только льготы, проект до его выхода на подпись президенту было велено называть «законом о монетизации льгот».

Закон N122-ФЗ стал вторым этапом в трехступенчатой революции всех уровней власти, которая изменила морфологию общества не меньше того, что почти стихийно происходило в России с 1905 по 1917 год, пока не пришли т.н. «большевики», положив начало современной политтехнологии, наследующей наиболее эффективные инструменты тоталитарной пропаганды – максимум влияния при минимуме возможностей на основе высокой скорости эмиссии викарирующих креативов ради собственного сохранения во власти.

Зачем власти понадобилось лечить собственные гнилые зубы через анус общественного организма и вызвать тем самым глубокий метаморфоз (подобно перевариванию всех внутренних органов при превращении гусеницы в бабочку), в одинаковой степени понятно и очевидно автору-политтехнологу, Жириновскому, Зюганову, исследователю журналистики. Однако если любая пара из четырех ответов в чем-то совпадет, эти люди заняты не своим делом. Поэтому исследователь журналистики должен отметать стенания по поводу цензуры и говорить о недостаточной креативности, аналогично исходить из посылки абсолютной демократичности любой общественной системы, которая существует и не канула в лету – лучше попытаться объяснить, зачем нужны выборы, если их номинальное предназначение плохо работает. В данном случае исследователь номинально не связан путами общественного мнения, как политик или журналист.

Тот же самый вопрос следует поставить перед исследователем, но не журналистом, в отношении судов, законотворчества, спецслужб и многого другого включая журналистику. Однако в отражении реальности журналистика может нести больше доказательного смысла, чем наука, например в отношении таких склочных тем, как клонирование или ГМП. Выборы, кстати, в России проходят наиболее демократично, а наименее – в США, из числа стран с заметной выраженностью волн жизни, в которых вообще есть выборы. В США нет системы избиркомов и не заложена в законе гарантия избирательных прав. В данном контексте доминирование американской модели определяется не тем, что она лучше или хуже, а потому что она тиражируется в форме абсолютной истины, исключающей доказательность.

В принципе, каждое имеющее общественные последствия решение имеет конкретную движущую силу – коррупционную или конкурентную. И так же каждое из них имеет последствия, защищающие эволюцию общества от вырожденных исходов. В лозунгах ньюсмейкера и оценках исследователя журналистики должны получить полярную модальность такие ключевые события новейшей истории России, как распад Союза, раскрутка инфляции, дефолт 1998 года, чеченская война или остановивший развитие легальной бизнес-инициативы демонтаж империи ЮКОС.

Как бы сторонний взгляд исследователя должен оппонировать журналистскому креативу подобно тому, как журналистика обязана конфронтировать власти хотя бы по форме. Превентивная катастрофа служит прививкой, страхующей от более тяжелого и более опасного для выживания общества в катастрофе развития патологии.

Зачем вообще нужна катастрофа, не обсуждается – это единственный механизм возникновения нового, технология тут невозможна и отсюда возникновение самого направления биотехнологии как встраивания творческого начала в алгоритм ради снижения массовой гибели, проведение нового на минимальных площадках с сохранением максимума жизнеобеспечения и т.д.

Говоря об исследовании журналистики, отметим, что на общественном информационном поле нет ничего такого, чего не было бы известно в самоорганизации генетического информационного поля. Существуют всего три информационных поля – генетическое (последовательности ДНК в хромосомах), ВНД и публичное. Вне жизни нет информации, употребление этих двух слов в одном предложении – такая же тавтология, как «системный кризис». Возможно, все три информационных поля самоорганизованы одинаково и синхронно, будучи одинаково ведомыми структурой хаоса. Есть там и орган генерации превентивных катастроф, структурирование на облигатную (общей жизнеспособности) и факультативную (полигон частичных катастроф) компоненты, инструмент условно говоря «памяти о будущем», улавливающий минимальные признаки «будущего сегодня» в его творческом креативе. Массовое сознание меняется сильно и в качественном плане. По нашим наблюдениям, для перемен массового сознания применима интерпретация тех же четырех фаз эволюционного состояния, которые известны например для искусственной эволюции в форме сомаклональной изменчивости в культуре растительной ткани in vitro: катастрофическая, стабилизирующая, стационарная и вырожденное направление необратимой потери конструктивного роста. Витки в структуре хаоса приводят к смене фаз массового сознания подобно биотехнологическим приемам на растительной ткани в пробирке.

Известно, что системные эффекты сопровождаются заметной сменой «картинки» – меняется сам тип роста. При этом снижается мутационный фон неспецифической изменчивости, но могут возникать пучки однообразных мутаций (тиражирование).

Т.о., у человека все зависит от состояния массового сознания, как и у естественных популяций – от их эволюционного состояния.

Публичная активность отражает структуру хаоса и реализуется в турбулентности информационного поля. Выступления людей, демонстрации и мятежи не могут быть простым следствием конкретных решений или событий. Актуализация человеческих ожиданий – самая большая проблема, которую приходится решать власти во время завихрения турбулентности в структуре хаоса. Нелинейность вызывает значительные искажения в самом процессе познания того, что же хотят люди, аналогично тому, что происходит с электроном при фиксации его траектории – он оказывается как бы в другом месте благодаря сочетанию свойств вещества и излучения.

Актуализация человеческих ожиданий требует значительных ресурсов (это равносильно весне жизни в природе в подборе полового партнера, когда фактически огромная энергия расходуется, порождая информацию), это реализуется в форме генерации и эмиссии тех стереотипов (викарирующих абсолютных истин), которые будут тиражированы. Перемены в массовом сознании отражают структуру хаоса и у человека они играют роль схожую с тем, что выполняют в жизни естественных популяций косные факторы – землетрясения, изменения ландшафта и климата, и т.д., т.е. макроэволюционные факторы.

 

Hosted by uCoz