22.06.05 Лев МОСКОВКИН, Наталья ВАКУРОВА

Книга в Москве

И снова о клонировании: кому мешает писатель Сорокин?

Владимир Сорокин «Четыре». Рассказы, сценарии, либретто. – М.: «Захаров», 2005, 208 стр. Тир. 7 тыс. экз.

Новая книга одного из самых известных отечественных авторов – небольшой сборник из пяти рассказов «Волны», «Черная лошадь с белым глазом», «Сердечная просьба», «Кухня» и «Хиросима», двух киносценариев «Четыре» и «Копейка», также либретто оперы «Дети Розенталя».

С него и начнем.

Если б не борьба нескольких озабоченных чужой нравственностью депутатов во главе с Неверовым, про очередное творение скандального писателя Сорокина мало бы кто знал. А зря – сама идея либретто более чем точно отражает наиболее существенную особенность текущего времени. Клонирование избрано автором как некий инструмент, позволяющий эту особенность показать. Ведь никто не поверит, если просто сказать людям, что сейчас человеку со способностями выше среднего намного труднее реализовать себя, чем в глухое советское время.

Хотя все мучаются. Мы обрели ощущение красоты, но потеряли чувство естественного, на том и играют жаждущие внимания народа депутаты и те, кто их спустил с цепи, также организовал «Наших».

Но это не значит, что красота и естественность исчезли. Просто открывая книгу, большинство читателей не хотят в ней читать про все то, что уже опостылело в жизни.

И это не значит, что я соглашусь отдать кому-то собственное право выбирать за меня, что мне нравится или что мне нужно. Читая рассказы Сорокина непредвзятым взглядом, понимаешь две вещи. Во-первых, автор наблюдателен и талантлив. Во-вторых, его творчество – это в общем-то прежде всего словесное зеркало разных сторон и времен нашей стремительно меняющейся жизни. Тут у настоящего писателя, работающего в жанре реализма, возникает проблема, хорошо известная журналисту – люди не просто меняются, но и не помнят, какими они были. Мало того, некоторые отчаянно воюют за право считать себя сверхвыдержанными суперменами. Потому что иначе получается, что виноваты не Сталин или антинародное правительство, а мы сами.

Собственно, своими превосходными рассказами-зарисовками Сорокин и показывает эту разницу.

Маленький сборник вместил столько всего, что получилась вполне завершенная мозаика нашего общества. Пять рассказов – пять надежно прорисованных миниатюр, и ничего похожего, никаких повторений. Это типично мужское авторство, хотя сейчас женщин в литературе заметно больше и их талантливое творчество тем хорошо, что узнаваемо и обязательно с чем-то сравнимо.

Сорокин как автор хорош другим, он объясняет те особенности и явления жизни, против которых в литературе до этого автора ничего не было. У него и современные новые русские, и довоенные колхозники встают со страниц живыми фигурами.

Рассказ «Волны» – о том, кто создает новое сверхоружие для будущей войны, причем автор угадал, что будет ужасать людей. Название рассказу дал засохший плавленый сырок «Волна», но это слово означает и сладкую волну оргазма, и ту рукотворную волну, которая сметает все на берегу и называется цунами. «Черная лошадь» – из серии «а завтра была война». «Сердечная просьба» – правда о том, как живут победители прежней войны. «Кухня» – исторический срез жизни людей через сосуществование вещей в типичном жанре статической зарисовки. Рассказ «Хиросима» – краткий выплеск того самого ужасного, что живет в душе почти каждого человека. Киносценарий «Четыре», пожалуй, содержит ключевую идею – людей дублируют четверками. Либретто «Дети Розенталя» – о том, куда попадут признанные гении прошлого, если окажутся в нашем настоящем. Тут клонирование, или как предпочитает автор, дублирование, выполняет сугубо вспомогательную роль. Киносценарий «Копейка», написанный совместно с Иваном Дыховичным, передает едва ли не все о нас, причем в центре повествования проходит первый экземпляр «Жигулей».

Все написанное Сорокиным генетическим языком – очаровательно-талантливая абракадабра. Клонирование у человека невозможно из-за гетерохроматинизации и высокой активности транспонируемых элементов генома – в онтогенезе хромосомы претерпевают такое же перепрограммирование, как и в макроэволюции, только формат сохраняется видимость преемственности. Да и зачем нам клонирование – солдат Урфина Джюса посыпают порошком с экрана Первого попавшегося канала с максимальным покрытием – как в «Обитаемом острове» Стругацких. А уникальные экземпляры по версии писателя Сорокина, вновь появившись, отправятся к проституткам Трех вокзалов. Другого места гениям сейчас нет, их судьба решается сутенером.

Впрочем, это уже правда жизни, а не версии. Люди вообще очень сильно меняются благодаря «министерству революций в правительстве», которое правит в наших хромосомах. Да и живем мы исключительно ради чувства постоянного обновления, так что автор угадал.

Надо отдать автору должное – биологию и конкретно цитологию он знает. Это видно по другой известной уже вещи – либретто к опере «Дети Розенталя». Здесь придется отметить некую неприятную, но типичную для искусствоведения вещь типа «не читал, но знаю» – кто кроет Большой театр за порнографию, на самом деле либретто не читал и на премьеру не ходил, пошли помощники депутатов и как всегда в Думе бог знает кто, но с удовлетворением.

И так всегда: кто читает и кому нравится, тот молчит, а публичная позиция формируется крикунами. Биологический факт: обезьянам, чтоб не забывали размножаться, надо показывать видеокадры половых актов. Так что думские борцы с порнографией поддерживают демографический кризис. Но как отличить порно от жестокости, как формально идентифицировать ту очевидную грань, которая разделяет объект культуры успокаивающего эстетического эффекта от «свободы на баррикадах»?

Как объяснить эту неформальность тому, кто потерял или не имел эстетического чутья?

Произведения Сорокина удивительно четкие по жанровой принадлежности, однако попытка назвать жанры приводит к тому, что понимаешь – традиционное жанровое деление безнадежно устарело. И вот что еще важно: необходимо что-то придумать над жанрами, для обозначения различия между произведениями, которые будят или убаюкивают, толкают на баррикады или к созиданию, вызывают ненависть к любимым или заставляют видеть красоту тех, кто рядом.

Под критерии запретов жестокости и насилия подпадают не только западные третьесортные фильмы нашего проката, но «Вредные советы» Остера, а эффект их противоположный. Похоже, борьба с Сорокиным – борьба за власть над нашими душами. Произведения этого автора оттягивают, как рассол с утра после застолья с дракой – избранные нами теряют власть над нами, когда наш разум перестает возмущенно кипеть.

Тут надо понять, что этого писателя никто не будет защищать, его читатель удовлетворен. Читатель, кстати, массовый. Все, что прозвучало в Думе и на уличных акциях про «Детей Розенталя», никак не связано с сутью произведения. Выступление Митрофанова в поддержку Сорокина требует отдельных объяснений, потому что Россия – большая система, нигде ничего подобного невозможно. Ни Сорокина, ни Митрофанова.

Так что публичные борцы с порнографией и жестокостью на самом деле толкают народ на баррикады, выполняя волю своего сутенера в торговле с властью, под которой сейчас буквально горит земля.

Что касается Митрофанова, то он в общем-то выступает за стабильность. Развернулась жесткая конкуренция поставщиков кризисов (на что намекал Павловский), и Митрофанов просто поддерживает Кремль – как и Жириновский.

Но прежде всего этот депутат пиарит себя, грамотно используя думскую площадку. Митрофанов тоже неплохой писатель, но сначала – состоявшийся публичный политик. Поэтому выступает против тех, кто борется с культурой. Неверову конечно далеко до Хрущева, но и Сорокин пока не выглядит нобелевским лауреатом. Может, по тем же причинам, о которых «Дети Розенталя»?

И немного о вечном. Нам представляется, что перелом человеческой истории от античности к варварству принес прежде всего экстенсивное расширение эволюционных возможностей. Дарвиновский отбор основан на эстетических критериях, это знает каждый селекционер и оригинатор (творец пород или сортов). Условно говоря, античный мир был ограничен полем «красиво – некрасиво». Варвары принесли жизнь такой эстетически активной в ее восприятии форме, как уродство. Это открытие нового виртуального континента для выживания человечества существеннее, чем открытие Америки на глобусе.

Мы – варвары, и наша имманентная проблема – мы каждый день и час вынуждены искать себя, раздваиваться и самоутверждаться. Кто-то идет вперед, но большинство банкует, предпочитая набирать висты против чужой игры.

 

Hosted by uCoz