31.07.05 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Интернет-зависимость от одиночества в сети

Тантра Интернета

Панспермия мысли = всюдность разума

Постыдная физиология счастья

Классик учит: рецензия должна быть написана на художественном уровне не ниже рецензируемого произведения.

В данном случае это вряд ли получится, как всегда бывает, когда сиюминутность человеческого быта недвусмысленно сталкивается с вечностью и вступает в силу приговор «мысль изреченная есть ложь».

Но мне нет иного пути, кроме как на эту плаху с топорами. Не каждый читатель присваивает роль палача, но таких лучше слышно. Большинству жаль прочитанного героя в себе, и я ставлю себе невыполнимую задачу объяснить, почему.

Впрочем, объяснения кажутся литературными излишествами на фоне завершенного произведения.

Роман незнакомого мне доселе польского писателя (Януш Вишневский, «Одиночество в Сети». Перевод Леонида Цывьяна. – СПб.: Азбука-классика, 2005. 448 с.) написан в лучших традициях Станислава Дыгата и Ежи Ставинского, которыми мы зачитывались в советское время. Ассоциативность некоторых польских писателей кажется недостижимой на признанной до степени занудства родине экзистенциализма. И она заведомо остается за кадром там, где нет времени сбежать от себя и подумать об этом – в технологии, которую можно продать или украсть. Там играет все, включая госбезопасность по советским рецептам, что тоже отражено в романе, первая публикация которого состоялась в Варшаве в 2001 году.

Произведение охватывает четыре с половиной сотни страниц и едва ли не все стороны жизни. Текст закольцован суицидальной потенцией и построен в жанре «Рукописи, найденной в Сарагосе» Яна Потоцкого. Современными словами – гипертекста. Но его не скомбинируешь постепенными усилиями, прерываясь словами пощады к себе, любимому: «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра». Это эманация перманентного эстетического напряжения.

Step-stone стала основой выросшей из британской цивилизации технологии. По набросанным в речку камешкам передвигаются творцы hard & soft, именно по этой причине программы Microsoft столь эгоистичны и требовательны к себе. У них там за океаном публично выступает даже vagina, в таком случае течению мысли стремиться помешать даже возомнивший о себе стул, на котором я сижу за своим подсоединенным к сети через JPRS телефона Siemens notebook'ом Hewlett-Packard. Впрочем, истинная марка этой достойной восхищения вершины технологии покоится где-то на майдане под названием «Электроника на Пресне», обозначающим всего лишь временное место встречи off-line через дорогу от редакции «Московской правды».

В сравнении с автором рецензии герой романа Якуб сильно выигрывает, он намного раньше потерял зависимость как от мебели, так и вообще от бренда, места или времени – благодаря технике, может быть on line постоянно. Офис ему не нужен, чтобы ощутить боль одиночества в сети на облюбованной самоубийцами одиннадцатой платформе при четвертом пути станции Берлин-Лихтенберг, когда решимость последнего шага прерывает глоток пива из банки, с любовью протянутой собрату по диагнозу дурнопахнущим бомжом.

Героине сложнее. Из диалога с ней состоит роман, местами напоминая электронные письма лейтенанту Петру Петровичу Шмидту. Хотя она остается в Польше, но и для нее бытие on line становится modus vivendi. Молодая полька мечется в поисках случайного прибежища для тайных свиданий в сети по ICQ. Одной из таких беседок в глубине сада человеческих возможностей становится собственное рабочее место в офисе, куда она подобно воровке проникает в ночь между выходными.

Может, тем же оправдывается ставшее необъяснимым повальное стремление ехать толпами на работу у москвичей, не забывших антроповские проверки?

Работать постепенно и постоянно мы не способны, в каждом славянине живет нечто от Якуба, героя Вишневского. Мы не признаем права высокой технологии на самодостаточность и потому не бросаем в речку камешки, чтобы перейти поток, не замочив сандалий. Нам пресны речки, которые можно перейти. Мы все стремимся перепрыгнуть пожар собственной души целиком и сразу, ни в чем не зная половины.

Что не мешает сотням талантов приковаться сетевыми кандалами к Силиконовой галере. Как оказалось, даже в проектировании новых моделей Боинга заняты программисты из России. Но я, генетик, не способен понять, какой оскопленный разумом гений догадался выудить безумные средства на программу тотальной расшифровки человеческих хромосом? Этим профессионально занимается Якуб в свободное от поисков себя время.

Правда, эта сетевая галера поменьше Силиконовой, но и она позволяет существовать тысячам физических тел, вмещающих частички мыслящего океана, предсказанного великим реалистом Станиславом Лемом. И тем открывает в сети новые горизонты, до которых невозможно дойти пешком, двигаясь шаг за шагом.

Во всяком случае мне впервые попалось разумное объяснение того, что собой представляет не оправдавшаяся программа «Геном человека» – его дал автор романа устами своего героя.

Наверное, я зря критикую программу финансирования, которая дает работу моим бывшим коллегам. Однако весь смысл, который заключен в метровой нити ДНК наших хромосом, извлекает сама жизнь: он в красоте тех, кого мы любим.

В сети сейчас можно найти все – любовь и смерть, врача или сиделку при внезапном недуге. Однако наш сегмент – Runet – несет неизгладимые национальные черты в своей структуре: он обманчив и не дает возможности быстро узнать строго то, что конкретно задано. Поэтому физическое общение остается неизбежным. А виртуальность подобна протезу, слуховому аппарату и одновременно органу речи для глухонемого разума.

То, что не описано, как бы и не существовало. Причина глухоты – в самом мозге, так утверждает автор устами своего героя. А герой все ищет в сети протез взамен утраты: «В принципе, в моей жизни до сих пор имела значение только одна-единственная женщина. Ее звали Наталья».

«Наталья» – значит «родная». Глухонемая девушка поехала в Львов к советскому светиле хирургии и нелепо погибла за день до назначенной операции по вине пьяного экскаваторщика, который копал котлован под новый корпус больницы взамен тех бараков, где на двухъярусных кроватях обитали пациенты.

Такова еще одна авторская версия жизни как той короткой черточки, что располагается между словами «любовь-смерть», не разделяя их, но соединяя.

Панспермия – идея Аррениуса, поднятая на щит Вернадским в форме «всюдности жизни». Еще дальше пошла мысль русской антропософии в идеях Циолковского о космичности разума. В Советском Союзе тема замалчивалась, а в США ею будоражили публику – был такой фильм «Ангар-18», где президент отдает приказ уничтожить пришельцев. Польша оказалась где-то между двумя великими странами и там получилось невозможное ни в одной из них.

«...А знаешь ли ты, что за эти 180 дней ты писала мне больше 200 раз? Статистически это означает больше чем один e-mail в день. В них ты использовала ровно 116 раз слово «целую», хотя на самом деле я даже не знаю, как выглядят твои губы...» – пишет Якуб перед физической встречей. «И я страшно рад, что мне не нужно в очередной раз просить тебя рассказать о них. Вскоре я их увижу. Ты 32 раза использовала слово «хочу», но всего 8 раз слово «боюсь». Проверил это, использовав программу Word, так что ошибки быть не может.... МОЖЕТ, ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО БУДЕТ С НАМИ ДАЛЬШЕ?»

Высокохудожественные вести с эрогенных полей – всего лишь иллюстрация к тщательно выписанной физиологии наслаждения. Причем не только сексуального – любого, включая открытие эндоморфинов или детектив с двойной спиралью ДНК (Вишневский без колебаний отдает приоритет соответственно Кэндейси Перт и Розалинде Франклин).

Кого от физиологии тошнит, того не стоит убеждать, что человек создан эволюцией исключительно с целью экспериментальной проверки, в чем еще может найти воплощение виртуальность, по неопытности точно называемая «счастьем». Но даже неизлечимый пуританин найдет в «Одиночестве...» нечто поучительное – инструкцию по избавлению от зависимости.

Рецензия окончена – user went offline L. Тому, кто невзначай пожалел об этом, остается текст романа J и рецензия его не заменит.

Hosted by uCoz