Для МП

коротко

Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Кто владеет мифом, тот владеет всем

Миф о конце света и человек о мифе с надеждой на вечность

Самуэль Хук. Мифология Ближнего Востока (Middle Eastern Mythology) / Пер. с англ. Л.А.Калашниковой. М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. 176 с. Тир. 7 тыс. экз.

Современный человек опутан множеством мифов – о сильном поле и слабом правительстве, о личной независимости от людей, о торсионных полях и нейролингвистическом программировании, о крепости доллара и слабости России. Нашим поведением и будущим руководит миф. Направить массовое сознание в стойло невозможно, но можно изучать миф, как это сделал в прошлом незабываемый Кун в культовой книге которого «Легенды и мифы Древней Греции».

Новая книга Самюэля Хука продолжает славную традицию. Автор выделяет пять типов мифа: обрядовый, о происхождении, культовый, миф престижа, эсхатологический (миф о конце света).

Большинство текстов, на которых основывается наше знание древневосточных мифов, было найдено в храмовых запасниках или архивах. Что свидетельствует о существовании городской цивилизации, базировавшейся на развитом сельском хозяйстве в долинах Нила, Тигра и Евфрата. Жители Египта и Месопотамии выработали сложную систему действий – ритуал.

Сложный ритуал нужен для процветания общины, удерживая под контролем непредсказуемые силы, окружающие человека в жизни. Ритуал состоял не только из действий (по-гречески dromenon), его неотъемлемую часть составляет магическая сила песнопений и заклинаний – «muthos».

По Хуку, «Миф описывал ситуацию, однако это делалось не для того, чтобы развлечь зрителей. Слово было силой. Повторение магических слов могло создать или воссоздать ситуацию, которую описывали эти слова». Автор показал, что кульминацией праздника Нового года в Вавилоне был момент, когда жрецы рассказывали миф о творении «Энума Элиш».

Хук полагает, что обрядовый миф появился прежде прочих. Но и до сих пор ритуалы являются важнейшей частью общественной жизни. Если человек задумается о смысле мифа и перестанет следовать ритуалу, он рискует стать чужаком на птичьем базаре – могут распять, спалить на публике, линчевать, колесовать. Либо оставить в безвестности, что для иного современника намного хуже.

Фигуранты сложившейся мифологии в завихрениях исторической турбулентности тоже рискуют попасть под Нюрнбернский процесс, организованный по идее большого знатока практической мифологии Сталина. К теории включая языкознание исследователь Самюэль Хук имеет больше отношения.

Автор видит задачу истории как науки в том, чтобы выяснить и зафиксировать поведенческие нормы человеческих общин, чтобы передать знания следующим поколениям.

Самюль Хук не акцентирует мысль на своей гениальной находке, разграничивающей систему доказуемого знания (науки) и абсолютной истины, которая верна тем, что люди готовы ее повторять.

Вопрос о преемственности поколений не решается в хромосомах, эпигенетическое знание в форме мифа дополняет полученную от мамы с папой ДНК. Генетическая программа строит тело животного подобно тому, как человек – дом для жилья. А миф делает заготовку человеком, органично встроенным в общество. Жизнь есть способ существования информации, одно без другого не бывает, и вся информация происходит из общего корня, как бы ни воевали ее апологеты друг с другом, чтобы войти в школьные учебники со своими позициями.

Автор утверждает, что самым древним стал миф о происхождении. Он пишет: «Задача этих мифов – дать воображаемое объяснение происхождения обычая, имени или даже предмета.... Шумерский миф об Энтиле и мотыге призван объяснить, что наиболее ценные сельскохозяйственные орудия появились благодаря деятельности бога. Еще один пример – о конфликте Иакова со сверхъестественным существом. Эта история объясняет появление древнееврейского запрета на некоторые продукты питания».

Творчество мифов об истоках бытия стало боевым испытанием мифологической машины подобно тому, как парные плавники позволили рыбам выползти на сушу, взлететь над ней или стать на две ноги, чтобы освободить руки для написания текстов с целью управления оружием глобального поражения – современным мифотворчеством.

Современность во многом узнаваема в третьем типа мифа, который Самюэль Хук назвал культовым. Он считает, что возникновению мифов этого типа способствовало развитие иудейской религии. «Три сезонных праздника, предписанные Книгой Завета, праздновались в святых местах, таких, как Бетель, Шехем и Шилох, на раннем этапе существования израильских поселений в Ханаане. Сюда приносили дары богам, и для каждого из праздников – Пасхи, Пятидесятницы и праздника Кущей – существовал собственный ритуал, сохраняемый и передаваемый из поколения в поколение местными священнослужителями. Частью ритуала каждого из этих праздников была декламация священнослужителями основных моментов истории Израиля. Она сопровождалась ответными возгласами слушателей. Одной из древних традиций Израиля является поминание освобождения израильского народа от египетского гнета. Во время празднования Пасхи в честь этого события соблюдается ритуал, корни которого уходят вглубь веков, то есть он сам гораздо старше, чем то событие, в память которого осуществляется. Составной частью ритуала был культовый миф, описывающий событие, но не с исторической точки зрения, а с точки зрения аналогичных вавилонских и ханаанских мифов». Так, возрождаемые советские традиции используют события, случившиеся спустя тысячи лет после возникновения ритуала. Ритуал – это просто рельсы, без которых не ходит паровоз мифа. И машинист на мавзолее это понимает.

Ритуалы устаревали, исчезали или трансформировались вместе с упадком «своей» цивилизации. Связанные с ними мифы освобождались от обрядовых ассоциаций и становились чисто литературными формами, проникая в культурные традиции других народов. Хук напоминает о победе над драконом – центральном элементе вавилонского мифа о творении. Автор выводит из истории с драконом порожденные мифы о Персее и Андромеде, Геркулесе и лернейской гидре, Зигфриде и Фафнире, Беовульфе и Гренделе. Миф о драконе до сих пор существует в легенде о святом Георгии и его победе над Змием.

Итак, наша склонность к мифу позволяет управлять нами. Теоретически свободы можно достичь в любом положении включая колючую проволоку, кроме могилы.

Кого уже тошнит от часто повторяемых глупостей, пусть погрузится в прошлое в изложении Самюэля Хука. Это интересно и поучительно, восемь глав книги отдельно описывают мифологию месопотамскую, египетскую, угаритскую, хеттскую, еврейскую, также мифологические элементы в еврейской апокалиптической литературе и в Новом завете. Книга завершается главой о христианских мифах и обрядах – автор свободен от того, что Тейяр де Шарден обозначал ярлыком «профан» – приверженности к католическим рамкам в мировоззрении.

Восемь глав можно читать, как восемь этапов одного романа о любви человека к мифу, или пользоваться ими выборочно, как справочником, если в собственной жизни одно вытеснило другое.

подробнее

29.11.05 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Миф о конце света и человек о мифе с надеждой на вечность

Кто владеет мифом, тот владеет всем

Уже десятки тысяч лет, все время существования человека на Земле, поведением и направлением будущего развития этого уникального биологического вида, которым мы стали, руководит миф. В своих попытках управлять населением действующие политики пытаются оседлать скачущий процесс мифотворчества, который несказанно ускоряется по мере глобализации и вообще торжества цивилизационных процессов.

Попытки вводят тиранов в состояние ужаса перед собственным народом – направить массовое сознание в стойло невозможно. Поэтому борьба за власть над собратьями по биологическому виду зачастую принимала изощренные формы, отраженные в вечных книгах и нынешних хитах – Moses: Let my people go! Тут важно отрегулировать собственную смелость и перейти грань дозволенного ровно настолько, чтобы майдан причислил источника нового мифа к святым, может даже сумасшедшим, но не к преступникам.

Есть беспроигрышные, лишенные риска способы вклиниться в мифотворческий процесс над исторической схваткой – изучать миф, современный, как сейчас в США, или сложившийся, как это сделал в прошлом незабываемый Кун, культовая книга которого «Легенды и мифы Древней Греции» устойчиво легла на золотую полку советского, очень высокого, интеллигентского самосознания.

Было еще много чего включая морфологию и типологию сказки. Новая книга Самюэля Хука продолжает славную традицию, дополняя ее в жанре аргументированной классификации, характерным для периода переходного (то есть проще говоря катастрофы).

Согласно эвристической типологии Хука, существует пять типов мифа: обрядовый, о происхождении, культовый, миф престижа, эсхатологический (миф о конце света).

Общеизвестно, что большинство текстов, на которых основывается наше знание древневосточных мифов, было найдено в храмовых запасниках или архивах. Из этого автор делает справедливый, но неожиданный вывод о существовании высокоразвитой городской цивилизации, базировавшейся на развитом сельском хозяйстве в долинах Нила, Тигра и Евфрата.

Впрочем, это мы помним по урокам истории в пятом классе советской школы.

Современный автор подчеркивает, что жители Египта и Месопотамии выработали сложную систему действий, которую сейчас можно назвать простым и понятным словом «ритуал».

Предупреждаем: далее мы по собственной воле заменили на форму настоящего времени прошедшее время глаголов в выдранных из книги Самюэля Хука цитатах, и берем на себя смелость утверждать, что выводы автора имеют силу и в интерпретации происходящего на наших глазах.

Автор знает, что сложный ритуал вырабатывается для процветания общины, удерживая под контролем абсолютно непредсказуемые силы, окружающие человека в жизни. Самюэль Хук заметил, что ритуал состоял не только из действий. Неотъемлемую часть ритуала составляет магическая сила песнопений и заклинаний.

Ритуал состоит из двух частей: неких действий, греки называли эту часть «dromenon», и словесного оформления в форме мифа, по-гречески «muthos».

Хук полагает, что обрядовый миф появился прежде прочих. Но и до сих пор ритуалы являются важнейшей частью общественной жизни. Если человек задумается о смысле заданных телодвижений и произносимых при этом слов, он рискует превратиться в Робинзона в самой гуще событий. Или, что несет немало риска, в чужака на птичьем базаре – могут распять при большом скоплении народу, публично спалить по моде временим, отрезать фаллос и четвертовать, предать справедливому суду американского Линча, международному трибуналу по правам неизвестного, как солдат, человека. Либо оставить в безвестности, что для иного современника намного хуже.

Что характерно, примерно то же самое происходит с фигурантами сложившейся мифологии на виражах исторической турбулентности, причем согласно мифу, эта все та же катастрофа тоже имеет свое неповторимое название – Нюрнбернский процесс, организованный по инициативе большого знатока практической мифологии Сталина. Потому что к теории (не говоря уже о марксизме с языкознанием) исследователь Самюэль Хук имеет все же больше отношения, чем бандит-недоучка.

Автор видит задачу истории как науки в том, чтобы выяснить и зафиксировать точно поведенческие нормы человеческих общин, чтобы передать знания следующим поколениям.

К сожалению, Самюль Хук не акцентирует мысль на своей, честно говоря, гениальной находке, разграничивающей систему относительного знания (науки) и абсолютной истины, которая верна уже и только тем, что люди в общине испытывают жажду именно на это слово, придуманное вовремя очередным пророком, вождем, президентом, журналистом, спичрайтером, PR-технологом и другими товарищами, обреченными вечно быть бензинчиком в костер общественного внимания.

Вопрос о преемственности поколений не решается в человеческих хромосомах, эпигенетическое знание в форме мифа дополняет полученное от мамы с папой в форме ДНК. Генетическая программа строит тело животного подобно тому, как человек строит дом для жилья. А миф делает заготовку человеком, органично встроенным в общество себе подобных. Преемственность в череде поколений обеспечивает система трех попарно несовместных информационных потоков – генетического, мифического, научного, причем доказуемое в научном познании отличается от мифа предельным упрощением с применением формализованной терминологии. Стремление к упрощению или усложнению изложения – тот же исторический маятник, который укачивает общество до тошноты лучших его представителей в смертельной борьбе условных левых и правых, белых и красных, креацианистов и эволюционистов, также всевозможных «анти» – глобалистов, фашистов, террористов и т.д.

Жизнь есть способ существования информации, одно без другого не бывает, и вся информация происходит из общего корня, как бы ни воевали ее апологеты друг с другом, чтобы войти в школьные учебники со своими позициями, обозначенными хотя бы по цвету – фиолетовому для короля поэтов, пурпурному для прочного трона или оранжевому для его современной альтернативы как бы по итогам выборов для мифической легитимности.

Автор утверждает и с этим трудно не согласиться, что самым древним на Земле в основе происхождения мифов стал миф о происхождении. Самюль Хук пишет: «Задача этих мифов – дать воображаемое объяснение происхождения обычая, имени или даже предмета.... Шумерский миф об Энтиле и мотыге призван объяснить, что наиболее ценные сельскохозяйственные орудия появились благодаря деятельности бога. Еще один пример – о конфликте Иакова со сверхъестественным существом. Эта история объясняет появление древнееврейского запрета на некоторые продукты питания».

Фактически творчество мифов об истоках бытия стало боевым испытанием всей цивилизационной мифологической машины подобно тому, как парные плавники рыб позволили двоякодышащим выползти на сушу, взлететь над ней или стать на две ноги, чтобы освободить руки для управления разрушительным оружием глобального поражения – современным мифотворчеством, путем упрощенного нажатия клавиш компьютера.

Современность во многом узнаваема в третьем типа мифа, который Самюэль Хук назвал культовым. Он считает, что возникновению мифов этого типа способствовало развитие иудейской религии. «Три сезонных праздника, предписанные Книгой Завета, праздновались в святых местах, таких, как Бетель, Шехем и Шилох, на раннем этапе существования израильских поселений в Ханаане. Сюда приносили дары богам, и для каждого из праздников – Пасхи, Пятидесятницы и праздника Кущей – существовал собственный ритуал, сохраняемый и передаваемый из поколения в поколение местными священнослужителями. Частью ритуала каждого из этих праздников была декламация священнослужителями основных моментов истории Израиля. Она сопровождалась ответными возгласами слушателей. Одной из древних традиций Израиля является поминание освобождения израильского народа от египетского гнета. Во время празднования Пасхи в честь этого события соблюдается ритуал, корни которого уходят вглубь веков, то есть он сам гораздо старше, чем то событие, в память которого осуществляется. Составной частью ритуала был культовый миф, описывающий событие, но не с исторической точки зрения, а с точки зрения аналогичных вавилонских и ханаанских мифов. Задача культового мифа – утвердить культовую связь между Яхве и Израилем, возвеличить силу и славу Яхве». Согласно созданной не мной традиции, я готов идти на костер общественного порицания ради вывода: спешно возрождаемые в современной России советские праздники используют события, случившиеся спустя тысячи лет после возникновения ритуала. Ритуал – это просто рельсы, без которых не ходит паровоз мифа. И машинист на мавзолее отлично это понимает.

Четвертый тип мифа по Самюэлю Хуку – миф престижа. Возвеличение ушедшего в историю героя нужно политтехнологу для того, чтобы затем встать в восприятии народа на тот же уровень, где из числа живых два человека уже не помещаются. Так Сталин возвеличил Ленина при живом Троцком – мне все равно уже догорать до угольков в критике апологетов, и тех и этих, но идея крадена из диссидентской литературы советского прошлого. За рубежом до сих пор находятся такие знатоки, для кого Сталин есть единственная знаковая фигура нашей страны, и якобы именно его мы храним в мавзолее. Грамотный был человек в понимании народа, как и Жириновский, который в представлении уехавших диссидентов до сих пор моет сапоги в Индийском океане. В мифологическом контексте почти все равно, чье имя подставить – Чингисхана, Гитлера или Александра Македонского. Вероятно по этой причине Хук рекомендует обратить на миф престижа особое внимание. «Задача таких мифов – окружить рождение и подвиги героя аурой тайны и чудес. Вполне вероятно, что история рождения и явления миру Моисея в зарослях камыша зиждется на реальных событиях» – полагает Самюэль Хук, упоминая в обозначениях мифа престижа Саргона, Кира, Ромула, Рема, Самсона, Илию и даже заведомо виртуального Яхве. Проницательный автор заметил, что мифы престижа, как правило, окружают истории о возникновении крупных городов. Троя построена руками богов, и даже Сион описывается в мистическом ключе: якобы он «построен на сторонах севера» – эта метафора часто используется в вавилонских и ханаанских мифах для описания обиталища богов. Иными словами, мы сомневаемся в дате возникновения Москвы, но точно знаем, что создал наш город то ли Юрий Долгорукий, то ли Юрий Лужков, который сидит в доме напротив устремленного в будущее памятника. У творцов мифа о Казани временные рамки намного больше.

Ритуалы устаревали, исчезали или трансформировались вместе с упадком «своей» цивилизации. Связанные с ними мифы освобождались от обрядовых ассоциаций и становились чисто литературными формами. Освобожденная от громоздкой «упаковки» информация стереотипа проникала в литературной форме в культурные традиции других народов, сменивших на исторической сцене трупы, испустившие дух мифа. Самюэль Хук напоминает о победе над драконом – центральном элементе вавилонского мифа о творении. Автор выводит из истории с драконом порожденные мифы о Персее и Андромеде, Геркулесе и лернейской гидре, Зигфриде и Фафнире, Беовульфе и Гренделе. Миф о драконе до сих пор существует в легенде о святом Георгии и его победе над Змием.

Общий вывод таков: наша склонность к мифу позволяет управлять нами, и суть явления остается за гранью наших поисков смысла собственного бытия под фонарем на печатной странице. Суть – это возможность понимания, что свободы можно достичь в любом положении включая колючую проволоку, кроме могилы. И нечего класть жизнь на борьбу за право попасть в соседнюю камеру или другой концлагерь. Свобода есть способность видеть миф поверх текста, а не изнутри ритуала. Что нам-то за дело до египетского плена древних израильтян или американской войны в Ираке? Мы даже не можем сопоставить, что все мифы происходят из одних и тех же эрогенных зон на теле маленькой планеты. Поэтому приватизаторам мифов претит доказуемая истина – например, что у христианства были предшественники в форме общины терапевтов, возникшей прежде рождения Христа. То есть автор оказался прав, констатируя факт инверсии во времени причинно-следственной связи.

Однако современный человек опутан мифами – о сильном поле и слабом правительстве, о личной независимости от людей, о торсионных полях и нейролингвистическом программировании, о крепости доллара и отсталости России, о вине Ходорковского и далее по трафарету.

Слово, вылетевшее из неверных разуму уст, управляет нашим будущим. Как считает невероятный, но очевидный Сергей Капица, если мы будем повторять, что Россия развалится, она точно развалится.

Ученый точно знает, почему сокращается население, но не имеет ничего в запасе в форме рецепта для мужа, который от жены по семь раз на дню слышит «Дурак!». Однако физику может быть доступна генетическая причина того, почему сейчас все жены в репродуктивном периоде такие. Менять их бесполезно, мужи предпочитают пить и в промежутке между стаканами повторять очевидные глупости о конце света – в трезвом уме все это не придумаешь.

Вот так и рождаются мифы, а кого уже тошнит равно от дерьмовой водки и таких же глупостей, пусть погрузится в прошлое в изложении Самюэля Хука. Это интересно и поучительно, восемь глав книги отдельно описывают мифологию месопотамскую (шумерские и вавилонские мифы), египетскую, угаритскую, хеттскую, еврейскую, также мифологические элементы в еврейской апокалиптической литературе и в Новом завете. Книга завершается главой о христианских мифах и обрядах – автор свободен от того, что большой знаток человеческой эволюции Тейяр де Шарден обозначал ярлыком «профан» – приверженности к католическим рамкам в мировоззрении. И мне это нравится, потому что я не могу понять, почему бывшие комсомольцы демонстративно носят на груди то, на чем их могли бы распять два тысячелетия тому назад – хоть бы под исподнее прятали.

Конечно, не всем прошлое интересно, и чтоб не было мучительно больно за бесцельно прочитанную рецензию следует вспомнить советский анекдот про Наполеона, с грустной завистью читающего «Правду». Когда ему говорят – сир, будь у вас такая газета, вы бы выиграли битву при Ватерлоо! – он резонно отвечает: будь у меня такая газета, мне не надо было бы выигрывать битву при Ватерлоо.

Впрочем, Наполеон имел механизм управления народом, ставший впоследствии нашей «Правдой».