Интервью
Лев
МОСКОВКИН
Жилье и жулье
Любить
жертву
Интервью с
депутатом и еще с животным в чине подполковника милиции
Алло, риэлторы! Квартира продается? - тогда мы с топором идем к
вам
Зампред
комитета по законодательству Валерий Гребенников был счастлив, что помог
«Московской правде» поднять тему рейдерского захвата жилья - опять мы стали
первыми, как по автономным учреждениям, подлоге в бюджете по тарифам,
болтающемся в пустоте Стабфонде и т.п.
Примерно в
то же время, когда я в пятницу 9 февраля разговаривал в перерыве пленарного
заседания Госдумы с депутатом Гребенниковым, в пятиэтажке на улице Тухачевского
опять крушили дверь с грохотом на весь подъезд. Вечером, когда я появился,
вместо трех выломанных с мясом замков на двери висело амбарное чудовище.
Вызванный
по 02 наряд милиции был равнодушен. Бегло взглянув на штамп в моем паспорте о
регистрации, стражи порядка великодушно изрекли - ну и вы ломайте.
Кто проник
в квартиру, зачем и почему, вся эта ерунда ментов не
интересовала.
Едва за
ними захлопнулась дверь подъезда, из всех буквально квартир рядом вылезли
соседи: значит так, уважаемый - еще раз зашумите, а у нас ребенок спит, мы вас
тут... Заодно припомнили и протечки, и как с балкона вещи выбрасывали прошлым
летом.
Ребята, а
где ж вы были? Почему не сказали это ментам? Сами 02
не набрали, когда грохот был? Что ж в с нами такие смелые, мы-то не можем справиться с
погромщиками именно потому, что своим преступным бездействием милиция им
потворствует.
Судя по
многочисленности отпечатков рифленых подошв на двери и их высоте над уровнем
пола, погромщик был бешеный.
За каким
чертом я оправдываюсь перед соседями снизу за протечки? Чтоб не лопнули батареи
на морозе, прорываюсь в квартиру - закрыть распахнутые форточки и балконную
дверь? Плачу за квартиру, но не могу там ни жить ни
находиться? Мне-то говорят - разбирайтесь с братом. А он прячется и уже
тридцать лет насылает посторонних людей, ничем не связанных. Тогда и была некая
Галя, от которой мать буквально трясло: она рассказывала, что «богатый еврей» -
это наш отец, завлаб в Институте полиграфии - строит ей дачу. Сейчас в истории
с квартирой первой роль «адвоката» брата сыграла его скандальная теща, которую
он выгнал из того же дома. Начав с того, почему я, такое дерьмо,
так с ее зятем поступаю, она завершила беседу на повышенных тонах очевидной
констатацией, что я еще хуже, чем он.
На меже -
всегда черепа...
В
очередном взломе квартиры роль третьей силы сыграли некие «риэлторы»,
именно так сказали соседи. На сайте Инкомнедвижимости
вывешено объявление о продаже доли в нашей разгромленной квартире за 85 тысяч
долларов. Почему тогда мне нотариус Римма Уразова
предлагала выкупить долю брата за 124 тысячи?
И кто те
люди, кто обрушил потоки мути на мою электронную почту, что я падкий на чужое гаденыш, и вообще сумасшедший?
Судя по
пояснениям живых риэторов, разницу в тысячах долларов
доказать не удастся. А вот квартиру показывать без владельца никто не возьмется
- подсудное дело.
Судя по
описаниям соседей, крушил дверь все тот же высокий юноша, который в первом
разговоре с участковым Сергеем Махониным представлялся юристом и все законы
знает. Надо отдать должное участковому, он с погромщиком не согласился. Однако
этот человек оказался прав, а я сражаюсь с ветряными мельницами. И после
каждого взлома вещей в квартире все меньше. Дверь напоминает ворота в
бомжатник. Напротив - нечто вроде общаги для гастарбайтеров,
правда, вежливых и мобильно-телефонизированных. Вокруг
себя эти люди предпочитают ничего не видеть. На лестнице - густой мат, в
промежутках слов общеприменимых звучит все тот же «квартирный вопрос».
Я понимаю,
что у большинства, если уж вопрос завязался, ситуация намного хуже. Но моя задача
- создать прецедент, если получится - указать выход, нет - отвлечь от того, где
выхода не может быть. Благодаря тому, что я журналист, первый тайм выигран: от
ситуации бешеной скандальности я выведен и никто, включая милиционеров и брата,
не сомневается насчет того, кто прав, кто виноват. Нотариус Уразова
присылала нечто оправдательное по мейлу. Другое дело,
что каждый продолжает свое ловить, это всегда так. Из нотариальных палат –
московской и федеральной – ответа нет. Двое участковых, кто неизменно вставал
на внеправовую сторону, куда-то канули. Наряд милиции, прибывшие по вызову,
назваться отказались, хотя кажется я их узнал – на
доске почета висят в ОВД «Хорошево-Мневники» рядом с
генералиссимусом Сталиным.
В этой
истории вообще много мистических совпадений. Внутримилицейские
колеса задвигались наконец в тот же день, когда в
Госдуме шли слушания об ужасающих проблемах жертв преступлений. Вице-спикер Любовь Слиска пожелала
никому из присутствующих не стать жертвой преступления, они потом становятся еще
и жертвами правоохранительной системы. Звонок участкового на мой мобильный 15
февраля (дату мне не забыть - день рождения отца) прозвучал в тот момент, когда
на трибуне Малого зала Думы выступал замминистра внутренних дел,
статс-секретарь Николай Овчинников. Он говорил, что не все так плохо, и
отчитывался нормами закона о защите потерпевших. Закон принят два года назад,
он так и не заработал – как и в истории с Жилищным кодексом, подзаконные акты
тормозит правительство.
Участковый
настаивал на даче объяснения и утверждал, что постановление по отказу было. У
меня поехала крыша – не было этого. За все полгода наездов, угроз, шантажа и
давления на мой адрес пришли всего две «предварительные» официальные бумаги –
из прокуратуры и от депутата Мосгордумы по Тушинскому округу, да и то эта
сомнительная победа состоялась после публикации в «Московской правде». О фактах
уничтожения имущества участковый как-то «забыл».
И все же
некая победа есть, тридцатилетняя история склок и скандалов завершилась. Когда
орут все, вообще ничего понять нельзя, на то и
рассчитано, об этом сказано в розданной участникам слушаний в Думе «В помощь
потерпевшему». Дети в такой обстановке вырастают морально искалеченными и
болеют, а квартирами болезни ребенка не вылечишь. И выхода нет, получается типа
женской истерики: промолчишь - обвинит, что молчишь, мерзавец.
От
обращений в милицию осталось бесполезных пять талонов-уведомлений с номерами
моих жалоб. Предпринятый поход к начальнику ОВД «Хорошево-Мневники»,
подполковнику милиции с легендарной фамилией Пронин Геннадий Валентинович
выявил натуральное животное типа кадавра из сказки
Стругацких в фазе полного удовлетворения текущих потребностей. С трудом разлепляя глаза, подполковник не имел сил даже
послать меня куда подальше, но автоматически руководил чем-то насущно текущим.
Подполковник
заставил написать еще одну заяву, которую честно
принял в собственные руки. И подтвердил, что отвечать надо за 10 дней. Это
произошло до очередного погрома и никак не отразилось на ходе событий.
Взять
интервью у депутат-антисемита
Альберта Макашова во втором созыве Думы было проще, хотя это типа
профессиональной гордости путаны по поводу эрекции у клиента-импотента.
На
депутатские запросы ответов не было, не отвечал и телефон начальника ОВД.
Помощник депутата, проникшись ситуацией, рассказал, как сам начальник (другой ментуры) с дружбаном, тоже в
чине, взял да и отвел от нечего делать грабителей соседней квартиры в кутузку. Незамедлительно последовал звонок - ты чего не в
свое дело лезешь? Отпусти и не лезь.
У них там
все мы поделены, как у волков охотничьи угодья. В системе повязаны юристы и
нотариусы, всем выгодны затянувшиеся человеческие конфликты. Стая узаконенных
сарычей наживается на наших страданиях.
Депутат по
Тушинскому округу от безнадеги велел судиться. В суде послали к юристам. Из юрконсультации выгнали, даже денег не взяли. Это несчастье
советского прошлого привыкло работать с бумажками, оспаривая отказ. А что у
вас?
У нас
разгромленная квартира, пропавший архив, агрессивное нечто высокого роста с рифлеными
подошвами и с топором против замка, также космическая глухота правовой системы.
Интервью Пронина
Чтоб не быть голословным, приведу
тот кусок разговора подполковника Пронина, который можно расслышать среди
невнятицы на диктофоне.
…
- С 13 августа не было времени
проверить?
- Выключите…
- Не буду!
- Не буду, не буду. Что вы меня
допрашиваете.
- Я Вас не допрашиваю.
- Вы напишите мне заявление, я вам
все отвечу. Все, на все вопросы, на тринадцатое, пятнадцатое, десятое августа.
- Те заявления, которые у вас лежат,
почему не отвечают ваши сотрудники? Кто должен заниматься моим делом?
- Я прием окончил.
- А я понял так, что вы мне
отказываете и мне нужно подавать на вас в суд?
- Я вам не отказываю.
- Какие еще документы вам нужны,
чтобы разобраться? Четыре заявления лежат!
- Дмитрий Федорович, заходи,
пожалуйста (кричит в коридор).
- У вас четыре заявления лежат!.
- До свидания.
- И еще вопрос: как вам дозвониться
помощнику депутата, целый день сегодня звонил. Факс стоит на том номере,
который вы даете.
- 9477369.
- Там факс стоит.
- 9477370, там факса нет.
- А этот телефон не отвечает.
Вот и все.
Интервью Валерия Гребенникова по
итогам отклонения поправок в ЖК
- Валерий Васильевич, трудная у вас доля.
А если честно, когда будет законопроект с поправками в Жилищный кодекс, о
котором говорил на пленарке Николай Гончар?
- Я думаю, не скоро, к сожалению. К
сожалению, не скоро. На самом деле, решить эту проблему, вот Гончар и Хованская
– они в хорошем положении: прокукарекал, а там хоть не рассветай.
Вот мы с Хованской сидим в комитете, и Хованская говорит: да, это сложный
вопрос. А ты зачем вообще внесла его, если это сложный вопрос? Ты почему раньше-то не обдумала? И вот сейчас мы с Хованской
сидим в комитете, в аппарате, и потихонечку отшелушиваем,
отшелушиваем, и Галина Петровна очень часто говорит:
да, это надо наверное пока отложить, не нужно этого
решать. Но это не мешает ей выступать в прессе и говорить: «я поставила
вопрос». Поставить легко, решить трудно.
- Она ставила вопросы чисто
лоббистские при обсуждении проекта Жилищного кодекса?
- Абсолютно с вами согласен, многие из них такого характера.
- Да Крашенинников устоял. У меня
вопрос последний и противоположный первому. Я столкнулся мордой
об стол с тем, о чем вы говорили в прошлом интервью и благодаря вам мы первыми
подняли больную тему рейдерского захвата жилья…
- А интересно, мне будет платить «Московская правда»? Я правильно сказал? Где касса-то? Я
работаю на «Московскую правду», а мне не платят, как так (смеется).
- Хорошо. Зачем принимать законы,
если правоохранительные органы абсолютно не работают?
- Вы знаете, в вашем маленьком
вопросе, как в капле воды, все наше государственное устройство. Я что, должен
сейчас все рассмотреть?
- Ну хоть
что-то скажите.
- Нет-нет, лучше я ничего не буду
говорить (смеется).
- А что делать-то?
- Добиваться, чтобы милиция
работала.
- Не получатся. Были уже у
начальника отделения, он в упор не видит ничего. В суд не принимают, они не
понимают даже вопроса.
- Обжаловать в прокуратуру, в суд,
понимаете.
- Они привыкли работать с бумажками,
с отказом, обжаловать ответ. А сейчас ничего нет.
- Я ничего другого вам не скажу
(смеется).
- Спасибо большое.