29.05.07
Лев МОСКОВКИН
Книга в
Москве
Прототипология
Прототипы
обозлились на автора – как своенравны персонажи!
Несостоявшаяся
Россия и взлом стереотипов
Стратификация
круговорота российских генов в человеческой природе
Генетическая
стратификация россиян в мире
Василий
Аксенов. Редкие земли. Серия: Культ личности. Культовая российская литература. –
М.: Эксмо, 2007. – 446 стр. – Тир. 50 тыс экз.
Базз Пауль Окселотл
сочинил новый редкоземельный элемент – Аксений под
номером в таблице-М 111 с атомной массой 268. Это было необходимо для затравки событий романа, как таллий или полоний нужен
политикам, чтоб сварить потрясающий публику суп из топора – мы сами туда все
накидаем, что с восхищенным ужасом припишем таланту автора.
Таков жанр
постмодернизма в политике, замешанный на постоянном шулерском обмане текущих
ожиданий банальности ради чего-то подсознательного, что тоже живет в нашей
душе, но столь глубоко, что кажется фантастикой и с собственными ожиданиями
вроде бы не связывается никак.
Новостная
лента с чередой убийств и катастроф хорошо соответствует текущему состоянию
тревожного массового сознания – PR-перчик к кипящим мозгам. Но я бы в такой
ситуации предпочел читать толстую книгу, а не тонкую газету, и дело не в
газете, а реальности контента, за которым кто-то
прежде живой перестал быть таковым, а пред тем мучался. Тем более, что новый роман Василия Аксенова – ничего выдуманного,
чистая российская реальность, опутавшая мир. Автор удивительно осведомлен в
реальности, не дистанцируется от нее, как обычный член СП, и не сливает на
читателя свою ненависть к реальности, в которой не находит свое место, ревнуя
от лени.
В романе его автор представил схему его создания, когда каждая следующая
картина предстает из предыдущей в цепи великого русского математика Маркова без
всякого представления, каков план всех последующих итераций. Чья воля ведет рукой Автора и почему прототипы властвуют над ним, как
актеры над режиссером? Да потому, что режиссер романа – в точности тот же, что
и у жизни, отраженной на его страницах.
Устами
своих героев автор сказал о своем новом сладостном стиле очень точно: «Ты нужен
как раз тем, кто на тебя разозлился». – За что? – «За то, что ты пишешь на свой
манер, Базз, как-то не прогибаешься. Как-то не
объясняешь публике, о чем пишешь, заставляешь догадываться. А она любит сразу
все понимать, любит жевать разжеванное. А ты плетешь свою метафору и не очень
заботишься о публике. Я помню, как ты говорил, что совсем не обязательно всем
все понимать. Вот за это они и злятся на тебя». – Да ведь я пишу романы
самовыражения. – «А публика не любит такого эгоизма, Базз.
Она любит, чтобы ей рассказывали захватывающие истории. Вот если ты пишешь
роман про Гена Страто, так
ты должен о нем рассказывать, а не о себе. Это понятно?» – Понятно, но не совсем,
то есть так, как надо.
Это он уже
не только нам нужен, а Америке.
Вот так
получается из любого читаемого романа, как ни пиши, «Затоваренная бочкотара», из партии – КПСС, из демократии подавление
меньшинством большинства, а из продуктивного бизнеса – все тот же комсомол. Тут
все ощутимо началось с новосибирского «Факела», без которого в романе не
обошлось. Комсомольский романтизм равновозможен и равнодостаточен с романтизмом олигархическим, и автор не
знает, что произойдет через пять страниц. Что же касается нового сладостного
стиля в литературе, мы его заметили на «Ожоге», хотя он не создавался и не
рождался никогда, а всегда был внутри нас.
Стиль по
Аксенову (я не настаиваю на такой именно иерархии таксонов в литературе, но
получается, что литературный жанр соответствует биологическому виду, а стиль – типу
или даже царству Эукариот с нашей настоящей Хромосомой) – маркер системы
самоорганизации букв в словах и слов в тексте, позволяющий отличить интересное
от ширпотреба и обосновать наконец неловленный
очевидный смысл любимого выражения советских интеллектуалов: все жанры хороши,
кроме скучного.
Когда-то
меня с моим эволюционно-генетическим образованием настолько поразило сходство
самоорганизации текста «Ожога» с тем, как сделаны вариабельные повторы
хромосомы, что я спросил автора, не специально ли это
было сделано в основе стиля, в том числе «Нового сладостного»?
Василий
Павлович сделал убедительное удивление, но не скрыл, как ему приятно.
И ведь не
случайно имя героя его новой книги, комсомольского олигарха – Ген, а фамилия – Страто.
Опять
какая-то таксономия (или кластеризация, если хотите – способ объективного
извлечения смысла из полноводного потока «информации» о
всех этих таллиях-полониях).
В любом
случае, степень информированности Базза Пауля Окселотля (Василия
Павловича Аксенова) успешно конкурирует с таковой его матери, Евгении Гинзбург,
тоже неслабой писательницы, только в жанре жестокого реализма. Ей просто
некогда строить матрицу (Таблицу-М, по версии нового романа)
, дай бог успеть записать случившееся.
Аксенову
приходится верить в самых фантастических моментах. Это генетическое,
наследственное. Находки Гинзбург тоже воспринимались фантастическими, но все
оказалось очень жизненно-просто, когда никто из
участников брейн-ринга на колымских нарах не
догадался, по какому принципу сажают. Оказалось, по алфавиту.
В романах
Аксенова всегда были такие «редкие земли», о которых можно узнать только от
участников событий. Это какое-то надругательство над стереотипами, что в общем-то тоже имманентный признак российского в мире.
А спроси
его, как он вычисляет, умножает и складывает человеческие характеры в картину
мира, отговорится чем-то вроде илларионового
браслета, что уже описано в романе. «Редкие земли выскочили только после того,
как число страниц перевалило за сотню, когда понадобилось заменить нефть и газ
на что-то необычное и космическое» – таков ход мысли, как автор видит его сам.
Это такой театр, где «действие было скорее спонтанным, чем хорошо
отрепетированным. Публика изнывала после трех часов отсебятины и похабщины, а труппа все не знала, как кончить. Наконец
кто-то вырубил свет, и все разошлись. Надеюсь, что у нас в романе все-таки не
произойдет ничего подобного».
Я
сознательно не буду раскрывать ни сюжет, ни фабулу «Редких земель», это все
маркируется одним словом – «Россия». Новый роман собрал пылесосом едва ли не
всех прежних героев Аксенова в одной таблице характерных человеческих
элементов, и без «нового сладостного стиля» невозможно отразить мир людей, как
это получилось в нашей стране – эта страна не для спокойной жизни, все мы тут сталкеры. И все прочие формы описания неадекватны – политика,
экономика, финансы, кредитная система, борьба с терроризмом. Все это в жизни не
работает, то есть фантастика, высосанная из пальца, а не сделанная из хромосомы
– экологически чистой натуральной пищи настоящего Автора, властвующего рукой
писателя.
Может я и
перегибаю в своих восторженностях, но мне кажется, что Василий Палыч залепил вместо романа (теперь это слово обозначает кажется все что угодно), некое самоподобие, сознательно обнажив в нем интимную строну
творчества. Представлена лаборатория творчества вообще, а не просто писателя,
то есть самоорганизации эстетизма, которая предопределила человеческое в
человеке задолго до появления Гинзбург в ГУЛАГе и тем более – Аксенова в Биаррице, Березовского в Лондоне и Ходорковского в Краснокаменске. Текстуха Аксенова
злит лениво-агрессивное большинство, он прав. Но и активно-интеллигенствующим
делателям демократии этот автор вовсе некомплементарен.
Остается общественная страта, которая собственно и делает погоду на небосклоне
человечества. Это люди нашего карасса, не из приблатненного гебухой «Космополитена»
(«Скажи изюм»), а бочкотарного разлива. В советское
время они затоварились, а потом выстрелили в неведомое будущее, как это
нарисовал Базз Окселотл.