29.05.07 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Прототипология

Прототипы обозлились на автора – как своенравны персонажи!

Несостоявшаяся Россия и взлом стереотипов

Стратификация круговорота российских генов в человеческой природе

Генетическая стратификация россиян в мире

Василий Аксенов. Редкие земли. Серия: Культ личности. Культовая российская литература. – М.: Эксмо, 2007. – 446 стр. – Тир. 50 тыс экз.

Базз Пауль Окселотл сочинил новый редкоземельный элемент – Аксений под номером в таблице-М 111 с атомной массой 268. Это было необходимо для затравки событий романа, как таллий или полоний нужен политикам, чтоб сварить потрясающий публику суп из топора – мы сами туда все накидаем, что с восхищенным ужасом припишем таланту автора.

Таков жанр постмодернизма в политике, замешанный на постоянном шулерском обмане текущих ожиданий банальности ради чего-то подсознательного, что тоже живет в нашей душе, но столь глубоко, что кажется фантастикой и с собственными ожиданиями вроде бы не связывается никак.

Новостная лента с чередой убийств и катастроф хорошо соответствует текущему состоянию тревожного массового сознания – PR-перчик к кипящим мозгам. Но я бы в такой ситуации предпочел читать толстую книгу, а не тонкую газету, и дело не в газете, а реальности контента, за которым кто-то прежде живой перестал быть таковым, а пред тем мучался. Тем более, что новый роман Василия Аксенова – ничего выдуманного, чистая российская реальность, опутавшая мир. Автор удивительно осведомлен в реальности, не дистанцируется от нее, как обычный член СП, и не сливает на читателя свою ненависть к реальности, в которой не находит свое место, ревнуя от лени.

В романе его автор представил схему его создания, когда каждая следующая картина предстает из предыдущей в цепи великого русского математика Маркова без всякого представления, каков план всех последующих итераций. Чья воля ведет рукой Автора и почему прототипы властвуют над ним, как актеры над режиссером? Да потому, что режиссер романа – в точности тот же, что и у жизни, отраженной на его страницах.

Устами своих героев автор сказал о своем новом сладостном стиле очень точно: «Ты нужен как раз тем, кто на тебя разозлился». – За что? – «За то, что ты пишешь на свой манер, Базз, как-то не прогибаешься. Как-то не объясняешь публике, о чем пишешь, заставляешь догадываться. А она любит сразу все понимать, любит жевать разжеванное. А ты плетешь свою метафору и не очень заботишься о публике. Я помню, как ты говорил, что совсем не обязательно всем все понимать. Вот за это они и злятся на тебя». – Да ведь я пишу романы самовыражения. – «А публика не любит такого эгоизма, Базз. Она любит, чтобы ей рассказывали захватывающие истории. Вот если ты пишешь роман про Гена Страто, так ты должен о нем рассказывать, а не о себе. Это понятно?» – Понятно, но не совсем, то есть так, как надо.

Это он уже не только нам нужен, а Америке.

Вот так получается из любого читаемого романа, как ни пиши, «Затоваренная бочкотара», из партии – КПСС, из демократии подавление меньшинством большинства, а из продуктивного бизнеса – все тот же комсомол. Тут все ощутимо началось с новосибирского «Факела», без которого в романе не обошлось. Комсомольский романтизм равновозможен и равнодостаточен с романтизмом олигархическим, и автор не знает, что произойдет через пять страниц. Что же касается нового сладостного стиля в литературе, мы его заметили на «Ожоге», хотя он не создавался и не рождался никогда, а всегда был внутри нас.

Стиль по Аксенову (я не настаиваю на такой именно иерархии таксонов в литературе, но получается, что литературный жанр соответствует биологическому виду, а стиль – типу или даже царству Эукариот с нашей настоящей Хромосомой) – маркер системы самоорганизации букв в словах и слов в тексте, позволяющий отличить интересное от ширпотреба и обосновать наконец неловленный очевидный смысл любимого выражения советских интеллектуалов: все жанры хороши, кроме скучного.

Когда-то меня с моим эволюционно-генетическим образованием настолько поразило сходство самоорганизации текста «Ожога» с тем, как сделаны вариабельные повторы хромосомы, что я спросил автора, не специально ли это было сделано в основе стиля, в том числе «Нового сладостного»?

Василий Павлович сделал убедительное удивление, но не скрыл, как ему приятно.

И ведь не случайно имя героя его новой книги, комсомольского олигарха – Ген, а фамилия – Страто.

Опять какая-то таксономия (или кластеризация, если хотите – способ объективного извлечения смысла из полноводного потока «информации» о всех этих таллиях-полониях).

В любом случае, степень информированности Базза Пауля Окселотля (Василия Павловича Аксенова) успешно конкурирует с таковой его матери, Евгении Гинзбург, тоже неслабой писательницы, только в жанре жестокого реализма. Ей просто некогда строить матрицу (Таблицу-М, по версии нового романа) , дай бог успеть записать случившееся.

Аксенову приходится верить в самых фантастических моментах. Это генетическое, наследственное. Находки Гинзбург тоже воспринимались фантастическими, но все оказалось очень жизненно-просто, когда никто из участников брейн-ринга на колымских нарах не догадался, по какому принципу сажают. Оказалось, по алфавиту.

В романах Аксенова всегда были такие «редкие земли», о которых можно узнать только от участников событий. Это какое-то надругательство над стереотипами, что в общем-то тоже имманентный признак российского в мире.

А спроси его, как он вычисляет, умножает и складывает человеческие характеры в картину мира, отговорится чем-то вроде илларионового браслета, что уже описано в романе. «Редкие земли выскочили только после того, как число страниц перевалило за сотню, когда понадобилось заменить нефть и газ на что-то необычное и космическое» – таков ход мысли, как автор видит его сам. Это такой театр, где «действие было скорее спонтанным, чем хорошо отрепетированным. Публика изнывала после трех часов отсебятины и похабщины, а труппа все не знала, как кончить. Наконец кто-то вырубил свет, и все разошлись. Надеюсь, что у нас в романе все-таки не произойдет ничего подобного».

Я сознательно не буду раскрывать ни сюжет, ни фабулу «Редких земель», это все маркируется одним словом – «Россия». Новый роман собрал пылесосом едва ли не всех прежних героев Аксенова в одной таблице характерных человеческих элементов, и без «нового сладостного стиля» невозможно отразить мир людей, как это получилось в нашей стране – эта страна не для спокойной жизни, все мы тут сталкеры. И все прочие формы описания неадекватны – политика, экономика, финансы, кредитная система, борьба с терроризмом. Все это в жизни не работает, то есть фантастика, высосанная из пальца, а не сделанная из хромосомы – экологически чистой натуральной пищи настоящего Автора, властвующего рукой писателя.

Может я и перегибаю в своих восторженностях, но мне кажется, что Василий Палыч залепил вместо романа (теперь это слово обозначает кажется все что угодно), некое самоподобие, сознательно обнажив в нем интимную строну творчества. Представлена лаборатория творчества вообще, а не просто писателя, то есть самоорганизации эстетизма, которая предопределила человеческое в человеке задолго до появления Гинзбург в ГУЛАГе и тем более – Аксенова в Биаррице, Березовского в Лондоне и Ходорковского в Краснокаменске. Текстуха Аксенова злит лениво-агрессивное большинство, он прав. Но и активно-интеллигенствующим делателям демократии этот автор вовсе некомплементарен. Остается общественная страта, которая собственно и делает погоду на небосклоне человечества. Это люди нашего карасса, не из приблатненного гебухой «Космополитена» («Скажи изюм»), а бочкотарного разлива. В советское время они затоварились, а потом выстрелили в неведомое будущее, как это нарисовал Базз Окселотл.

 

Hosted by uCoz