Лев МОСКОВКИН
Охотный ряд
Мочегонное от
политического запора
Откуда взрывчатка? – со
складу вестимо…
Госдума, не по своей
естественно воле, совершила на последнем пленарном заседании весенней сессии
грандиозный прорыв и ратифицировала на непросвещенный взгляд не связанных
важнейших международных документа.
Хотя первый из них
международным называется условно – об имуществе Союзного государства России и
Белоруссии. Но Завадский не зря пропал под Минском, что-то он подснял вокруг
Чечни. Еще жив был старший Кадыров, когда на вопрос что делают чеченские
боевики в братских славянских странах, отвечал с хитрецой на пресс-конференции
в Москве: это не боевики – беженцы.
Два других
ратифицированных документа более прямолинейны: о взаимной передаче осужденных и
о маркировке пластифицированной взрывчатки. По словам экс-директора ФСБ Николая
Ковалева, Россия была инициатором Конвенции по маркировке, но с ратификацией
опоздала на 16 лет. За это время украдено столько взрывчатки, что противники
Конвенции заговорили о бессмысленности траты денег на маркировку.
Ковалев это
подтверждает, но почему-то оправдывает 15-летний переходный период, на который
сохраняется необязательность маркировки взрывчатки, находящейся у силовиков и
номинально не представляющей угрозы терроризма.
Ковалев был и остается
последовательным сторонником маркировки, он предлагает добавлять вещество с
едким запахом, чтоб без приборов носом чувствовать за десятки метров, что там
смерть заложена. В самолет такое уже не пронесешь, ведь теракты в двух наших лайнерах
совершены с помощью пластита. К сожалению, у этой идеи противников еще больше.
Однако Ковалев признал,
что из крупных производителей пластитов Россия ратифицировала конвенцию
последней. То есть ратификация стала вынужденной: немаркированная взрывчатка
любого происхождения нашими геополитическими оппонентами могла быть приписана
России.
Судя по истории с
гексогеном, как ее описывали на деньги Березовского, за пятнадцать лишних лет
упорядочить это дело будет сложновато. Ковалев считает, что гексоген вообще не
причем. Что такое гексоген – нитрованный уротропин – мочегонное средство. Но
вот что удивительно, по свидетельству секретаря неформальной комиссии по
взрывам Льва Левинсона, в историях с гексогеном концы с концами не сходятся и
установить истину бесполезно даже пытаться. Сведения из публикации
Фельштинского и Литвиненко подтверждения не находят. Кроме того, все в принципе
было ранее описано в «Новой газете».
Ковалев отмечает разницу
в том, пишут люди на деньги Березовского и потом они же говорят, когда
финансирование прекращается. Болтовню Жириновского в Думе никто не оплачивает,
и он говорил, что взрывчатки на Дубровке не было, а терроризм бывает только
государственный. Все это звучало пять лет назад и точно такая же путаница
организована с полонием, которым засыпали центр Лондона.
В тот же последний день
сессии, когда Дума ратифицировала три связанные внутренней логикой конвенции,
одобрен нашумевший закон по борьбе с экстремизмом. Среди прочего там есть
выстраданная норма о запрете для спецслужб на провокации, применяемые за
океаном. Но есть и прослушка, а Ковалев удивляется: что же раньше журналисты
про СОРМ не писали – аппаратуру прослушки, установленную за счет операторов
связи по всему миру?
интервью
Вице-спикер Олег
Морозов по итогам весенней сессии
Ну что, нормальная
сессия, я думаю, самым ярким ее событием будет принятие трехлетнего бюджета.
Это во-первых, потом мы завершили всю работу по изменению избирательного
законодательства. Я думаю, что оно изменяется в сторону многопартийного
политического ландшафта в России и всем, кто спорит с этим, я предлагаю
посмотреть на результаты выборов третьего декабря. Партии, соперничающие с
«Единой Россией», получат гораздо больше мандатов, чем есть сейчас, это надо
помнить.
- Остались какие-то
важные законы, без которых нельзя распустить Госдуму?
- Нет. Нет, я думаю,
мы сделали все, что могли.
Экс-директор ФСБ,
депутат Николай Ковалев прокомментировал в интервью нашему корреспонденту
принятие Думой Конвенции о маркировке пластических взрывчатых веществ в целях
их обнаружения.
- Что мешало раньше
принять Конвенцию по маркировке пластифицированной взрывчатки?
- Совершенно непонятная
ситуация, похожая даже, я бы сказал, на некий детективный жанр. Мне кажется,
что помешало одно – наше разгильдяйство, которое происходило, и неразбериха в
правительстве, которая была. Вот наконец-то совершенно внятно мы услышали, что
и деньги есть, что готово правительство профинансировать эти работы. Ведь
парадокс состоит в том, что мы, Россия, выступили инициаторами идеи маркировки
взрывчатых веществ по всему миру. Таким образом облегчается возможность
обнаружения в случае взрыва, в случае совершения теракта идентификация
взрывчатки где она произведена, в какой стране мира, и более того, на каком
заводе и даже в какую смену. Мы разработали технологию маркировки, мы же
ратовали и выступали на всех конференциях за то, чтобы она была введена во всем
мире. А конвенцию не могли ратифицировать в течение 16 лет, ну, по абсолютно
непонятным причинам.
- Мы последние
ратифицировали?
- Нет, есть еще страны.
Но в данном случае я говорю о том политическом уроне, который мы за эти годы
понесли, потому что естественно нас все время пытались упрекнуть в том, что мы
не хотим реально бороться с терроризмом.
- Из крупных производителей
кто-то еще не ратифицировал?
- Понимаете, там страны
такие, я бы сказал, не определяющие.
- То есть
производителей не осталось?
- Нет. Практически все
производители к Конвенции присоединились и готовы маркировать взрывчатку. Я бы
в этой связи хотел бы сказать одно: мы достаточно давно, я в частности выступил
инициатором введения такой маркировки, как запаховая идентификация. И вот здесь
тоже по непонятным для меня причинам стопорится разработка. Я думаю, что всем
понятно, что это такое. Взрывчатка производится уже с сильнейшим запахом,
позволяющем на значительном расстоянии от места заложения взрывчатки
определить, что она там есть. Затрудняется ее транспортировка. Перевозка с
помощью самолета вообще практически исключена.
- Где-нибудь применяется
такая маркировка?
- Вы знаете, я
затрудняюсь сказать, применяется ли это где-то. Но я неоднократно вот с этой
идеей выступал и всячески ее продвигал. Но пока к сожалению правительство не
откликнулось.
- Я не очень понял, в
законе есть исключение для кого-то. Это существенно?
- Это исключение,
имеется в виду, то есть они не существенны для целей борьбы с терроризмом. Речь
идет о том, что необязательно уничтожать ту взрывчатку, которая находится в
вооруженных силах. Ну например, содержится какая-то взрывчатка на вооружении
спецслужб. Естественно совершенно, она там контролируется и не представляет
угрозы с точки зрения террора. Вот это вот послабление дано на срок пятнадцать
лет. За пятнадцать лет мы должны все привести в соответствие.
- Николай Дмитриевич, я
знаю, что вы всегда были сторонником маркировки, но вы меня подвели к вопросу,
надо ли который теперь ставить – о Росвзрывконверсцентре и то, о чем писал
Щекочихин? Вы наверняка об этом знаете.
- Если можно,
поподробнее.
- Росвзрывконверсцентр.
То, что я об этом знаю, со слов секретаря комиссии Юшенкова Льва Левинсона, там
же они практически отрабатывали данные Щекочихина, других не было, о том, что
гексоген уходил налево буквально составами через Росвзрывконверсцентр. Правда,
у них эта комиссия остановилась, может, вам это неизвестно, потому, что там
огромный объем данных, который невозможно обработать, но самое главное – те
данные, которые приводил Березовский, не подтверждаются ни в чем. Как
специально.
- Ну, вот эта ведь
тема, она ведь связана с тем, что в свое время Чекулин, руководитель этого
центра, в котором в ходе проверки были обнаружены огромное количество упущений.
Березовский его подобрал на тот период времени, и защитил, и увез его за
границу. Вы эту тему знаете. Зато Березовский его использовал по полной
программе, когда поставил задачу сказать: вот она, взрывчатка, вот он гексоген,
похищался там тоннами. На тот период времени занимались тщательнейшей проверкой
каждого эпизода, который звучал и в прессе и в сообщениях. Подтверждения не нашли,
это я совершенно ответственно заявляю. Достоверно – не было. Вот не было
хищений гексогена, ни масштабных, ни тем более крупномасштабных, как
говорилось. Вообще не было, таких фактов не установлено. Гексоген в чистом виде
вообще нигде не хранился. Это парадоксальная вещь: вот пошла с легкой руки
журналистов гулять эта тематика, что с помощью гексогена ряд терактов
совершено. На самом деле там использовались совершенно другие вещества. Но
Березовскому это дало возможность использовать вот в таких вот акциях, если
помните, чисто пиаровских. Дальше не буду развивать, там солдата якобы нашли,
который хранил, стоял на часах и растаскивали мешками, потом Чекулин, которого
он привлек. Потом Чекулин, разобравшись, кто такой Березовский… Проблема в том,
что Березовский заканчивает платить деньги, и все вдруг прозревают и начинают
говорить действительно объективную правду. Вот смотрите, так было и с
Чекулиным, так было и с группой ребят, которые заявили, что их руководство дало
команду уничтожать Березовского. Вот по сто пятьдесят тысяч долларов получили –
вышли на пресс-конференцию. Перестал платить Березовский – и все рассказывают
журналистам откровенно и честно.
- Можно сказать, что
если Конвенция была бы ратифицирована раньше, этого вопроса наверно не возникло
бы?
- Вы знаете, я думаю,
что проблемы – они всегда есть, потому что у нас такое количество похищенной
взрывчатки, что на долгие десятилетия ее хватит. Это был один из аргументов
противников маркировки в том смысле, что какой смысл тратить деньги, когда мы все
равно не защитимся от актов терроризма, у нас на тридцать лет у злоумышленников
хватит этой взрывчатки. Абсолютно неправильная позиция. Вот мы шестнадцать лет
потеряли. За эти шестнадцать лет худо-бедно огромное количество взрывчатки
немаркированной уже изъято и на смену приходит новая партия взрывчатых веществ,
уже маркированных. Кстати, я приведу аналогию. Вот правительство говорит – нет
денег. Собственно, деньги и не нужны, давайте законодательно возложим
обязанности по маркировке, все расходы на производителя: ты получаешь деньги за
то, что ты производишь, будь добр обеспечить и безопасность. Ведь никто особо
эту тему не развивает, очень часто нам приводят в пример западную демократию и
когда я слышу эти слова, всегда вспоминаю одно и то же - четко совершенно
законодательно закреплено: производитель любого вида связи, той же радиосвязи,
обязан за свой счет произвести полицейскую аппаратуру…
- СОРМ?
- Совершенно верно. И
предоставить эту аппаратуру в распоряжение государства, контролируя эту связь.
И никто не шумит, в том числе из правозащитников. Удивительно!
- Да, меня тоже это
удивляет.
- И вот я поражаюсь,
Рыжков выступал по закону об экстремизме, вообще странная позиция. Критика
жесточайшая власти за то, что не борется с экстремизмом никак. Мы видим, что
происходит, преступления тягчайшие по мотивам национальной розни
квалифицируются как хулиганство. Ну верх вообще говоря цинизма.
- Традиция такая.
- Да, это у нас такая
традиция, когда мы все время подчеркиваем, что у нас нет проблем национальных.
Есть великая общность советских людей со старых времен осталась, так мы эту
традицию, к сожалению, и продолжаем. Итак, критика сначала со стороны
демократов и того же Рыжкова – не борются с экстремизмом, фашиствующие
молодчики ходят по улицам. Появляется механизм, инструментарий борьбы, потому
что правоприменители все время говорили: а у нас слаба законодательная база.
Нате, держите, вот вам сильная законодательная база. Теперь начинается критика
с другого конца – плохо, зачем это надо, вы всех под экстремизм подведете. Ну
глупость совершенно несусветная, не отсюда сегодня грозит опасность, не со
стороны правоохранительных структур, а скорее со стороны людей, которые
незаконным образом проводят эти оперативно-розыскные мероприятия: службы
безопасности банков, службы безопасности юридических лиц, физическая охрана
сильных мира сего – олигархов. Вот отсюда, отсюда эта великая опасность. Все
накупили детекторы лжи. Слушайте, это же незаконно вообще. Вот сколько я ни
пытался закон этот принять, ввести в рамки закона использование детектора лжи,
ведь принимаются решения при приеме на работу в коммерческую структуру о судьбе
человека. Грубейшее нарушение Конституции – все правозащитники в рот воды
набрали. Но вот если гипотетически предположить, что в правоохранительных
органах завелся там какой-то негодяй, который может, нарушая закон, вот тут все
вдруг поднимаются на защиту и кричат: законы не так…
- Ясно. Я понимаю, что
вы можете много чего рассказать…
background – из
материалов пятилетней давности
Бывший и.о. директора
НИИ «Росконверсвзрывцентр» Никита Чекулин сообщил пять лет назад в интервью
ежедневной «Газете» новые подробности о махинациях со взрывчаткой.
Чекулин принял участие в
ведомственной проверке деятельности «Росконверсвзрывцентра», выявившей ряд
махинаций. Так, по сведениям Чекулина, полковник Воробьев из МЧС Тверской
области запросил в 2000 году 1 тонну гексогена, который применяется только к
боевому применению. Зачем МЧС понадобился гексоген, полковник не объяснял.
Чекулин также привел случай, когда его НИИ отправил Брянскому химзаводу 5 тонн
гексогеновых шашек, которые бесследно исчезли по дороге в Брянск. В большинстве
случаев, когда заключался договор о поставке взрывчатки, взрывчатка «уходила
неизвестно куда» и «приходила неизвестно откуда», подчеркнул Чекулин. «По
документам получалось так: взрывачатка из войсковой части Х выгружалась на
Большую Лубянку, 18, строение 3 (управление по Москве и Московской области).
Куда дальше она девалась, было известно только одному человеку - директору
«Росконверсвзрывцентра» Щукину», - говорит «Мистер Икс».
В интервью он также
заявил, что не располагает документами о хищениях гексогена в России в 1999
году. Никита Чекулин заявил: «У меня есть документы о поставках гексогена в
2000 году, а не в 1999 году», когда произошли взрывы в Москве и Волгодонске.
«То есть, - добавил он, - можно говорить лишь об аналогии».
Секретарь комиссии по
взрывам Лев Левинсон
- Мы стахановскими
методами неспособны оказались. Мы пишем доклад, ну хотели к лету, но материала
оказалось очень много, я думаю, доклад успеем сделать к выборам – условный
срок. Но дело даже не в сроках. Если рассматривать под результатом, как говорил
Юшенков, считать то, что мы раскроем это преступление и назовем своих
обвиняемых, своих виновных, которых комиссия считает виновным, такого не будет,
такого результата не произойдет, но это и Сергей Николаевич прекрасно понимал.
Есть у нас энтузиасты среди общественности, которые занимаются частным сыском,
мы этим не занимаемся, мы действуем совершенно открытыми легальными методами и
честно говоря, сливы непонятные типа информации Ачимеза Гачияева, все это
интересно с точки зрения оценки деятельности тех, кто это сливает. Когда в июле
2002 года было заседание Комиссии в Балчуге и Фельштинский с Литвиненко
говорили с видеоэкрана из Лондона, что они технически не могли передать запись,
но при первой же возможности мы ее передадим. После этого мы ездили в Лондон с
Сергеем Адамовичем, но запись мы не увидели, мы спрашивали, но разговор замяли.
Когда читаешь книгу Литвиненко «ФСБ взрывает Россию», там нет ни одной ссылки,
и проверяешь – мы посадили человека, он рылся, проверял ссылки – половины
ссылок нет, указано не точно. Ну как с такими людьми иметь дело? Это печально,
когда люди заранее знают, что им надо найти.
- То что говорил Юшенков
о случайной гибели людей, причастных к взрывам и учениям, это продолжается?
- Ну если Юрия Петровича
считать, то да. Он член Комиссии. Он редко ходил, но он был на одном из
последних заседаний, и его участие выражалось в том, что они сами расследовали.
Ведь половину того, что можно было прочитать у Фельштинского, это можно было
прочитать в «Новой газете». Более того, мы тогда договорились и эта
договоренность осталась в силе, что нам передадут материалы и дали материалы по
НИИ «Росвзрывконверсцентр», как и по учениям ФСБ в Рязани.
- Удалось его передать
из Минобразования?
- Нет, передать НИИ
«Росвзрывконверсцентр» из Минобразования не удалось, но он как бы растворился,
фактически его нет, этого института, он не работает.
Общение с лондонскими
диссидентами начиная с «нового Герцена» Бориса Абрамовича и со всей его
командой в сухом остатке дало только ту информацию, которую дал последний
директор НИИ «Росвзрывконверсцентр» Чекулин – это человек, который
действительно имеет, что сказать, и который говорит вещи потрясающе важные.
Нет, он ничего не говорит о взрыве в Москве конечно, не говорит о Волгодонске и
Рязани. Никита Чекулин – это исполняющий обязанности директора Института,
который сбежал, хотя он сам так не говорит. Он в Лондоне, уехал в феврале 2002
года.
- Его не пытались
доставать?
- На него было
возбуждено уголовное дело еще пока он был здесь, его тут убить хотели, он в
лесу скрывался, дикая история. Он попал в самую гущу. Он с сыном буквально
бежал. И было уголовное дело по обвинению его неуплате налогов. Торговал
взрывчаткой Щукин – прежний директор, который на поток поставил этот бизнес,
дело на него закрыли и возбудили на Чекулина, который копал на Щукина. Но после
возвращения из Лондона мы послали запросы от имени депутата Сергея Ковалева, и
Генпрокуратура, МВД, ФСБ – везде ответили, что уголовное дело по Чекулину
закрыто, никаких претензий к нему нет. Возвращаться он все равно не хочет. В
измене Родине его не обвиняют. Юрий Щукин растворился. Все документировано,
переписка, которую мы вели по Институту, показывает, что все шито белыми
нитками. Весной 2000 года по-моему в апреле был назначен Чекулин - министру
образования на стол положили информацию, что под вашей крышей действует
контора, которая в колоссальных объемах торгует взрывчатыми веществами, и надо
отдать должное министру Владимиру Филлипову, это ж под ним. Тоннами уходил
гексоген, пропадал составами. Причем налоги не платили. Сидели они под окнами
ФСБ, прямо под окнами на Лубянке, где поликлиника ФСБ-шная, тут же рядом такой
особнячок. Крышевало их при этом и ГУВД и ФСБ. Например, аренду здания, телефон
все оплачивало МВД – почему, если подчинено Минобразования? На все есть
документы. Министр Филиппов не обладал полномочиями проверять их деятельность,
потому что деятельность со взрывчатыми веществами может быть засекречена, они
ее секретили. Это не говорит о том, что ФСБ взрывало дома, это говорит о том,
что под окнами ФСБ тот гексоген, который судя по всему или подобный ему
гексоген использовался там, тоннами уходил налево.