02.08.07 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Гормонально-агрессивный реализм

Секс-ссылка как бесполезное лекарство от увлекательной вседозволенности

Прикид и бритье лобка – оружие молодых за место в жизни, или почему позорно быть девственницей

Чудеса перевоплощения – это когда автор мужского пола возрастом за семьдесят пишет захватывающую историю юной девушки от лица персонажа объемом более тысячи страниц. Он не только вносит свежую струю в протухший жанр вхождения подростка в иллюзию самостоятельной независимости, этакая «Нечувствительность к осколкам», но и все же вызывает некоторые сомнения естественности этой струи.

Да, конечно, автор – американец Том Вулф – признанный гений тонкой литературы, читаемой и почитаемой одновременно и повсеместно. Его положение в числе мэтров в доказательствах не нуждается. Было бы достаточно одного романа Вулфа «Костры амбиций», который много нового сказал нам о жизни взрослых людей, так и не ставших самостоятельными в мире условностей. Роман вышел в свет в 1987 году и оказался в числе лучших книг десятилетия.

Новая книга «Я - Шарлотта Симмонс» - свежак в писательской карьере бывшего журналиста Тома Вулфа, вышла в 2004 году на языке оригинала и уже через год – по-русски (пер. с англ. В.Правосудова. – СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2006. – 1016 с., тир. 5 тыс.).

События романа происходят в кампусе Эджертоне элитного американского университета в Дьюпонте, куда из крохотного городка Спарта (нет даже кинотеатра, супермаркета, биржевого брокера) попадает Шарлотта Симмонс, получив полную стипендию от университета. Что является предметом гордости для всей школы Аллегани-Хай. Шарлотта - умная, скромная и наивная девушка, разумеется, не просто девушка, а именно девственница, длинноногая красавица и круглая отличница, старшая дочь глубоко религиозной женщины, у которой от мамы не было никаких секретов - никаких.

В кампусе у Шарлотты много чего в голове не укладывалось и с мамой об этом уже не поговоришь. Как можно появиться на людях в полтретьего ночи приличной девушке, на которой ничего нет кроме сваливающейся с плеч футболки и клетчатых мужских трусов с расходящейся ширинкой, демонстрируя окружающим свое безразличие с книжкой. Не менее неожиданным стало появление на глаза скромницы журнала «Космополитен» - дома в Спарте глянцевых журналов не было. Рецепт номера: «Моя девушка берет глазированный пончик и надевает его на мой член. Потом она откусывает от пончика по кусочку, время от времени прерываясь, чтобы облизать мой пенис. Сироп стекает мне на головку».

Девушка с книжкой, как и Шарлотта, оказалась в «секс-ссылке» - соседка по общежитию привела парня и клятвенно обещала, что такого больше не повторится.

Для недоверчивых полуночников в общежитии есть целый зал на первом этаже с диванами, где для них разыгрывается сцена: вбегает оглушительно визжащая первокурсница в шортах и с ногами от ушей, за которой гонится какой-нибудь атлетически сложенный парень: «Нет, нет! Крис, отпусти меня! Ничего ты от меня не добьешься! Сказала – не буду, значит не буду!» - «Сказала – не сказала, а придется! Уговор дороже денег, старуха!»

Секс-ссыльным спектакль с визгом и воплями прискучил с третьего раза.

Теоретически ничего нового тут нет, почти каждый во время своего социального созревания проходит непредсказуемый процесс, густо замешанный из отторжения и притяжения, копирования и демонстраций непохожести, подчинения окружающих и подчиненности окружению. Выстроенная автором дистанция настроена на типичный для американского общества идеологический дуализм ханжеских стереотипов и мучительной демонстрации уважения к личной свободе.

За два с полтиной века своего существования на географической карте Нового света страна Америка, до сих пор самая притягательная на Земле, так и не сделала выбор престижности между двумя моделями личной социализации – элитарного происхождения или «из грязи в князи». Они причудливо контаминируют и в романе про Шарлотту, которой автор приписал изумление по поводу того, что интересы большинства студентов сводятся к сексу, выпивке, демонстрации крутизны, желанию поколбаситься и оттянуться, а вовсе не к учебе и познанию мира.

Тут опять следует отметить, как тщательно признанный автор, уже теперь через несколько эпох крутых изменений разговорного языка, выписал современный молодежный сленг, так и высший класс классического русского перевода.

Благодаря сочетанию столь уверенных претензий на успех роман не остался незамеченным в нашей литературной среде, уже насыщенной, но все еще жадной, хотя значимая роль в этой среде молодежи несколько подрывает доверие к предмету нашего обсуждения. Однако, как и переводчик, так и критики потрудились на славу. Творчество Вулфа стало генератором метастаз нового творчества, ибо рецензия не должна быть литературно слабее романа.

Разнообразие модальности в оценках путает авторство с персонажностью и далее выдумку с реальностью, как и в самом рецензируемом произведении.

Впрочем, увиденному своими глазами мы верим только тогда, когда реальность повторяет изданное в романе или экранизированное в фильме.

Есть, например, такой приятный привет из возвращающегося советского прошлого: «Верный своему амплуа скрупулезного исследователя общественных страт и бесстрашного обличителя социальных пороков, Вулф подробно, со смаком и знанием дела клеймит грехопадение студенческой среды. Мы встречаем здесь все те же, излюбленные писателем, «измы»: снобизм, сексизм, расизм.

Видимо, со времен выхода супербестселлера «Костры амбиций» (1987) и просто бестселлера «Мужчина в полный рост» (1998), рядком переиздаваемых нынче «Амфорой», в списке несовершенств американской демократии мало что изменилось».

В другом варианте вопрос «Кто круче?» почему-то приписывается демократическому обществу, хотя при трезвом анализе Америка такового не обнаруживает. «Крутизна, или крутость, в понимании студенчества - это специфическая смесь, первый ингредиент которой - элитарное происхождение. Его показателем является учеба в привилегированной частной школе и, разумеется, сам факт поступления в лучший университет. В данном случае это Дьюпонт, который, как предупреждает автор, «является полностью плодом творческой фантазии». Второй ингредиент - внешность, то есть крутой прикид плюс результаты бодибилдинга. Ингредиенты крутости перечислены здесь в порядке возрастания значимости, то есть мускулы важнее прикида, а прикид перекрывает аристократические корни. Что вполне объяснимо с точки зрения концепции успешности: крутизна - дело наживное. То же самое могли бы сказать Чарли Крокер из «Мужчины в полный рост» и Шерман Мак-Кой из «Костров амбиций». Поэтому главное для мужской особи в жестких условиях борьбы за американскую мечту - тестостерон. Только накачанный под завязку тестостероном член общества способен пробиться, раскидав все препятствия как мелочные и несущественные помехи. Поэтому вход в студенческие братства открыт только крутым. А чем ты круче, тем больше у тебя телок. И количество телок, в конце концов, определяет твой статус. По крайней мере, на кампусе. Еще не забыть бы про скучающе-надменный вид и правильный язык - «хренопиджин», которым пользуются истинно крутые. И не дай бог кто узнает, что ты еще и учишься! Крутые - не ботаники какие-нибудь! Учись тайно, по ночам. Иначе не получишь работу, достойную твоей крутости. Друзьям скажи, что пошел к телке, телке - что пить с друзьями, а сам - в библиотеку. Впрочем, можно сказать и про библиотеку, благо на кампусе это самое популярное место съема девиц» - вот такая прекрасная рецензия, автору которой можно профессионально позавидовать.

И еще: «Читая Вулфа, оказываешься в мире чрезмерного - так что дели все на шестнадцать! Не поддавайся, не покупайся, ибо реализм - это лишь угол зрения на социальные проблемы, при котором бытовое и привычное вырастает до символического и страшного. Это очки с прицелом. На мушке - изнанка демократии. Темная сторона Луны. Но как выпукло, как емко, как отчетливо - какое сходство с оригиналом! Просто поразительно!»

Поскольку саркастические восторги уже выражены не мной, со своей стороны скучно отмечу, что захватывающий роман меня не очаровал. От собственной грустно-необузданной юности осталось в памяти стойкое непонимание того, что является безусловной сверхценностью для персонажей, по крайней мере в описаниях автора. Сомнительное удовольствие преходяще, оно может лишь иногда к чему-то прикладываться, чтоб действительно оттянуться. К тому же во время нашей молодости «козлов» и «динамисток» в их погоне за приключенческими изысками быстро вычисляли, отвечая отсутствием интереса к типажу и выкидывая завалы препаратов в окно общежития вместе с тумбочкой, а их самих с благословлением передавили друг дружке – попробуй ты, хоть меня избавишь от напасти. Возможно, нас выручала вера в примат фундаментальной науки, сообразно веяниям века, мы вкус в ней находили. А сейчас можно забыть про неприличную нищету, заумные споры «Под интегралом» и жутко завидовать тому, как расцвели молодые девушки – если только с ними не разговаривать и вообще не слушать, даже не наблюдать одну и ту же особь с голым пупком наперевес продолжительное время, а то еще оттолкнет пенсионера ловким матом в короткой очереди за бутылкой пива.

Зная об инверсии половых ролей и проблемах кризиса семьи в американском обществе, особой верификации в повествовании романа не находишь. Ничего, кроме наркотической смеси ханжества и вседозволенности, тут не проглядывается, демонстративность внешней пеной глушит в США все реальное живое, чем богата страна. Аналогично у нас действует гремучий состав всеобъемлющего отвращения к рутинному труду вкупе с острой жаждой немедленно сделать типа революцию, хотя бы пронаблюдать по телевизору порку виноватого, чтобы выпить водки и с чувством глубокого удовлетворения вернуться на диван и попускать слюни над толстенной книжкой с детальными описаниями возмутительного разложения американского студенчества.

Остается непонятным, что это было: попытка собственного омоложения прививкой некой виртуальной молодежности или стремление догнать стремительно меняющийся мир, резервируя вечное хранение на кладбище литературного Олимпа?

Было бы жаль, если б мы прокладывали дорогу в будущее, вперив взор в прошлое. Для сравнения, человеческий муравейник с помощью новых технологий описания доступен в общем взгляде, свободным от стереотипов прошлого, моральных оценок и претензий на точное знание, как надо для будущего. Например, книги Ричарда Флориды «Креативный класс: люди, которые меняют будущее» и Чарльза Лэндри «Креативный город» представляют наиболее существенное из того позитивного, что происходит в мире людей. И не будем забывать, что социолог Ричард Флорида отвел России второе место в мире по абсолютному числу работников креативных профессий - 13 миллионов.

Вывод: упиваясь чужими книжками, не считайте себя хуже автора и пишите свое, хотя бы в рецензии.

Hosted by uCoz