02.08.07
Лев МОСКОВКИН
Книга в
Москве
Гормонально-агрессивный
реализм
Секс-ссылка
как бесполезное лекарство от увлекательной вседозволенности
Прикид и бритье лобка – оружие
молодых за место в жизни, или почему позорно быть девственницей
Чудеса
перевоплощения – это когда автор мужского пола возрастом за семьдесят пишет
захватывающую историю юной девушки от лица персонажа объемом более
тысячи страниц. Он не только вносит свежую струю в протухший жанр
вхождения подростка в иллюзию самостоятельной независимости, этакая «Нечувствительность
к осколкам», но и все же вызывает некоторые сомнения
естественности этой струи.
Да,
конечно, автор – американец Том Вулф – признанный гений тонкой литературы,
читаемой и почитаемой одновременно и повсеместно. Его положение в числе мэтров
в доказательствах не нуждается. Было бы достаточно одного романа Вулфа «Костры
амбиций», который много нового сказал нам о жизни взрослых людей, так и не
ставших самостоятельными в мире условностей. Роман вышел в свет в 1987 году и
оказался в числе лучших книг десятилетия.
Новая книга «Я - Шарлотта Симмонс» - свежак в
писательской карьере бывшего журналиста Тома Вулфа, вышла в 2004 году на языке
оригинала и уже через год – по-русски (пер. с англ. В.Правосудова. – СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2006. – 1016 с., тир. 5 тыс.).
События
романа происходят в кампусе Эджертоне элитного
американского университета в Дьюпонте, куда из
крохотного городка Спарта (нет даже кинотеатра, супермаркета, биржевого
брокера) попадает Шарлотта Симмонс, получив полную
стипендию от университета. Что является предметом гордости для всей школы Аллегани-Хай. Шарлотта - умная, скромная и наивная девушка,
разумеется, не просто девушка, а именно девственница, длинноногая красавица и
круглая отличница, старшая дочь глубоко религиозной женщины, у которой от мамы
не было никаких секретов - никаких.
В кампусе
у Шарлотты много чего в голове не укладывалось и с мамой об этом уже не
поговоришь. Как можно появиться на людях в полтретьего ночи приличной девушке,
на которой ничего нет кроме сваливающейся с плеч футболки и клетчатых мужских
трусов с расходящейся ширинкой, демонстрируя окружающим свое безразличие с
книжкой. Не менее неожиданным стало появление на глаза скромницы журнала «Космополитен»
- дома в Спарте глянцевых журналов не было. Рецепт номера: «Моя девушка берет
глазированный пончик и надевает его на мой член. Потом она откусывает от
пончика по кусочку, время от времени прерываясь, чтобы облизать мой пенис.
Сироп стекает мне на головку».
Девушка с
книжкой, как и Шарлотта, оказалась в «секс-ссылке»
- соседка по общежитию привела парня и клятвенно обещала, что такого больше не
повторится.
Для
недоверчивых полуночников в общежитии есть целый зал на первом этаже с
диванами, где для них разыгрывается сцена: вбегает оглушительно визжащая
первокурсница в шортах и с ногами от ушей, за которой
гонится какой-нибудь атлетически сложенный парень: «Нет, нет! Крис, отпусти меня! Ничего ты от меня не добьешься! Сказала
– не буду, значит не буду!» - «Сказала – не сказала, а
придется! Уговор дороже денег, старуха!»
Секс-ссыльным спектакль
с визгом и воплями прискучил с третьего раза.
Теоретически
ничего нового тут нет, почти каждый во время своего социального созревания
проходит непредсказуемый процесс, густо замешанный из отторжения и притяжения,
копирования и демонстраций непохожести, подчинения окружающих и подчиненности
окружению. Выстроенная автором дистанция настроена на типичный для
американского общества идеологический дуализм ханжеских стереотипов и
мучительной демонстрации уважения к личной свободе.
За два с
полтиной века своего существования на географической карте Нового света страна
Америка, до сих пор самая притягательная на Земле, так и не сделала выбор
престижности между двумя моделями личной социализации – элитарного
происхождения или «из грязи в князи». Они причудливо контаминируют
и в романе про Шарлотту, которой автор приписал
изумление по поводу того, что интересы большинства студентов сводятся к сексу,
выпивке, демонстрации крутизны, желанию поколбаситься
и оттянуться, а вовсе не к учебе и познанию мира.
Тут опять
следует отметить, как тщательно признанный автор, уже теперь через несколько
эпох крутых изменений разговорного языка, выписал современный молодежный сленг,
так и высший класс классического русского перевода.
Благодаря
сочетанию столь уверенных претензий на успех роман не остался незамеченным в
нашей литературной среде, уже насыщенной, но все еще жадной, хотя значимая роль
в этой среде молодежи несколько подрывает доверие к предмету нашего обсуждения.
Однако, как и переводчик, так и критики потрудились на славу. Творчество Вулфа
стало генератором метастаз нового творчества, ибо рецензия не должна быть
литературно слабее романа.
Разнообразие
модальности в оценках путает авторство с персонажностью
и далее выдумку с реальностью, как и в самом рецензируемом произведении.
Впрочем, увиденному своими глазами мы верим только тогда, когда
реальность повторяет изданное в романе или экранизированное в фильме.
Есть,
например, такой приятный привет из возвращающегося советского прошлого: «Верный
своему амплуа скрупулезного исследователя общественных страт и бесстрашного
обличителя социальных пороков, Вулф подробно, со смаком и знанием дела клеймит
грехопадение студенческой среды. Мы встречаем здесь все те же, излюбленные
писателем, «измы»: снобизм, сексизм, расизм.
Видимо, со
времен выхода супербестселлера «Костры амбиций» (1987) и просто бестселлера «Мужчина
в полный рост» (1998), рядком переиздаваемых нынче «Амфорой», в списке
несовершенств американской демократии мало что изменилось».
В другом
варианте вопрос «Кто круче?» почему-то приписывается демократическому
обществу, хотя при трезвом анализе Америка такового не обнаруживает. «Крутизна,
или крутость, в понимании студенчества - это специфическая смесь, первый
ингредиент которой - элитарное происхождение. Его показателем является учеба в
привилегированной частной школе и, разумеется, сам факт поступления в лучший
университет. В данном случае это Дьюпонт, который,
как предупреждает автор, «является полностью плодом творческой фантазии».
Второй ингредиент - внешность, то есть крутой прикид плюс результаты бодибилдинга. Ингредиенты
крутости перечислены здесь в порядке возрастания значимости, то есть мускулы
важнее прикида, а прикид перекрывает аристократические корни. Что вполне
объяснимо с точки зрения концепции успешности: крутизна - дело наживное. То же самое могли бы сказать Чарли Крокер
из «Мужчины в полный рост» и Шерман Мак-Кой из «Костров
амбиций». Поэтому главное для мужской особи в жестких условиях борьбы за
американскую мечту - тестостерон. Только накачанный под завязку тестостероном
член общества способен пробиться, раскидав все препятствия как мелочные и
несущественные помехи. Поэтому вход в студенческие братства открыт только крутым. А чем ты круче, тем больше у тебя телок. И
количество телок, в конце концов, определяет твой статус. По крайней мере, на
кампусе. Еще не забыть бы про скучающе-надменный вид и правильный язык - «хренопиджин», которым пользуются истинно крутые. И не дай бог кто узнает, что ты еще и учишься! Крутые - не ботаники
какие-нибудь! Учись тайно, по ночам. Иначе не получишь работу, достойную твоей
крутости. Друзьям скажи, что пошел к телке, телке - что пить с друзьями, а сам
- в библиотеку. Впрочем, можно сказать и про библиотеку, благо на кампусе это
самое популярное место съема девиц» - вот такая прекрасная рецензия, автору
которой можно профессионально позавидовать.
И еще: «Читая
Вулфа, оказываешься в мире чрезмерного - так что дели все на шестнадцать! Не
поддавайся, не покупайся, ибо реализм - это лишь угол зрения на социальные
проблемы, при котором бытовое и привычное вырастает до
символического и страшного. Это очки с прицелом. На мушке - изнанка демократии.
Темная сторона Луны. Но как выпукло, как емко, как отчетливо - какое сходство с
оригиналом! Просто поразительно!»
Поскольку
саркастические восторги уже выражены не мной, со своей стороны скучно отмечу,
что захватывающий роман меня не очаровал. От собственной грустно-необузданной
юности осталось в памяти стойкое непонимание того, что является безусловной сверхценностью для персонажей, по крайней мере в описаниях автора. Сомнительное удовольствие
преходяще, оно может лишь иногда к чему-то прикладываться, чтоб действительно
оттянуться. К тому же во время нашей молодости «козлов» и «динамисток»
в их погоне за приключенческими изысками быстро вычисляли, отвечая отсутствием
интереса к типажу и выкидывая завалы препаратов в окно общежития вместе с
тумбочкой, а их самих с благословлением передавили друг дружке – попробуй ты,
хоть меня избавишь от напасти. Возможно, нас выручала вера в примат
фундаментальной науки, сообразно веяниям века, мы вкус в ней находили. А сейчас можно забыть про неприличную нищету, заумные споры «Под
интегралом» и жутко завидовать тому, как расцвели молодые девушки – если только
с ними не разговаривать и вообще не слушать, даже не наблюдать одну и ту же
особь с голым пупком наперевес продолжительное время, а то еще оттолкнет
пенсионера ловким матом в короткой очереди за бутылкой пива.
Зная об
инверсии половых ролей и проблемах кризиса семьи в американском обществе,
особой верификации в повествовании романа не находишь. Ничего, кроме
наркотической смеси ханжества и вседозволенности, тут не проглядывается, демонстративность внешней пеной глушит в США все реальное
живое, чем богата страна. Аналогично у нас действует гремучий состав
всеобъемлющего отвращения к рутинному труду вкупе с острой жаждой немедленно
сделать типа революцию, хотя бы пронаблюдать по телевизору порку виноватого,
чтобы выпить водки и с чувством глубокого удовлетворения вернуться на диван и
попускать слюни над толстенной книжкой с детальными описаниями возмутительного
разложения американского студенчества.
Остается
непонятным, что это было: попытка собственного омоложения прививкой некой
виртуальной молодежности или стремление догнать
стремительно меняющийся мир, резервируя вечное хранение на кладбище
литературного Олимпа?
Было бы
жаль, если б мы прокладывали дорогу в будущее, вперив взор в прошлое. Для
сравнения, человеческий муравейник с помощью новых технологий описания доступен
в общем взгляде, свободным от стереотипов прошлого, моральных оценок и
претензий на точное знание, как надо для будущего. Например, книги Ричарда
Флориды «Креативный класс: люди, которые меняют
будущее» и Чарльза Лэндри «Креативный
город» представляют наиболее существенное из того позитивного, что происходит в
мире людей. И не будем забывать, что социолог Ричард Флорида отвел России
второе место в мире по абсолютному числу работников креативных
профессий - 13 миллионов.
Вывод:
упиваясь чужими книжками, не считайте себя хуже автора и пишите свое, хотя бы в
рецензии.