03.08.07 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Революция под микроскопом исследователя

Мы в России уже прожили и пережили несколько новых революций, а мир продолжают волновать сакральные события семнадцатого. Независимо от того, как это называть – революция или переворот, террор или освобождение, катастрофа или обновление – исторический опыт России как представляет собой несомненную пищу для размышлений над человеческой историей, так и несет некую конструктивную тенденцию в технологии делания этой самой истории.

И нечего удивляться, противоположный вариант, попытка законсервироваться, чтоб жить как можно дольше совсем без перемен, чревата особо жестоким кризисом с потерей общественной организации в пользу толпоэлитарности. Порождающая новую элиту толпа всегда дурнее самого глупого в ней.

Относительно новая для нас книга Альберта Риса Вильямса «Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918» (пер. с англ. Т.Ю.Логачевой.М.: Центрполиграф, 2006. – 431 с., тир. 3 тыс.) принадлежит перу признанного исследователя и летописца ключевых событий в мировой истории на примере России. Продолжая совершать поездки в нашу страну, Вильямс избежал ангажированной роли банально-пристрастного советолога. Совершив последний визит в Москву в 1959 году по приглашению советского правительства (формально будучи гостем Союза писателей) после того, как он написал поздравительную статью по поводу запуска первого спутника Земли, Вильямс лечился в Кремлевской больнице от лейкемии под присмотром русских врачей, что продлило ему жизнь. Вернувшись в Америку, как указала в предисловии к книге его жена Люсита, Вильямс с энтузиазмом принялся за ее написание. По ее словам, он остался единственным в Америке свидетелем и участником Октябрьской революции, знал Ленина и большевиков второго эшелона, бежавших от царизма в США и вернувшихся в Россию в 1917 году.

Автор умер в 1962 году, оставив книгу незавершенной, однако его жена посвятила себя тому, чтобы закончить ее – Люсита прожила с Рисом сорок лет и помогала ему с рукописью. Она трижды ездила в СССР, чтобы консультироваться с друзьями и поработать в библиотеках.

«Этот свой последний вклад Рис сделал не напрасно. Он мечтал о новом и свободном мире, и я надеюсь, что дух народа, который двигал людьми в русской революции, оживет на страницах этой книги» - написала Люсита Вильямс в 1969 году.

Один из персонажей книги, автор знаменитых «Десяти дней, которые потрясли мир» Джон Рид, умер в Москве от тифа в 1920 году на руках своей жены Луизы Брайант.

Для того, кто даст себе труд провести сравнительный анализ событий России начала предыдущего и нового века, станет понятно, что история познала сослагательное наклонение: мы пережили серию глубинных переворотов почти бескровно по сравнению с обилием жертв столетие назад. Может быть, по этой причине вновь обновленная Россия, произведя над своим телом самый поучительный для подражания эксперимент, не только не привлекла адекватного внимания извне, но и осталась непонятой собственными гражданами, большинство из которых огромной страны за свою жизнь одним взглядом не охватили.

Надо отдать должное автору. Он познал Россию в критический момент ее истории от столиц до самой глубинки, изучая жизнь крестьянства, начал в Петрограде корреспондентом «Нью-Йорк ивнинг пост», побывал во Владивостоке перед революцией и позже, путешествовал по стране от Архангельска до Кавказа, забираясь в темные деревни, наблюдая влияние революции на старинные нравы и обычаи. По собранным материалам и впечатлениям от этих поездок Вильямс опубликовал два памфлета «76 вопросов и ответов о большевиках и России» и «Советская Россия и Сибирь», затем книги «Ленин: Человек и его работа», «Через русскую революцию», «Русская земля». Последнюю книгу на основе многочисленных публикаций в американских журналах Люсита Вильямс назвала лучшим произведением ее мужа, книга вышла в 1928 году.

Публикации Вильямса были весьма популярны в Америке, где выходили миллионными тиражами. Надо думать, это было важно и для советского руководства. Однако в самой России тех лет публичное информационное поле стремительно рушилось в цензуру. Последующие исследователи и просто знатоки-очевидцы поражались той разнице, которая достигалась в периодике и книгоиздании России за три-четыре года при столь жестокой борьбе за участие в публичности. А после статьи Сталина «Марксизм и языкознание» страна стала иной в одночасье, люди сами пожгли свои библиотеки.

Книга Вильямса в чем-то возвращает нам утраченное прошлое. Что удивительно, она корреспондируется с рассказами очевидцев, например, моей мамы, у которой в памяти от лихолетья остались прежде всего пожары и налеты в деревне на Тамбовщине, также необыкновенный культурный подъем в Москве с выраженным интернациональным оттенком.

Получается, что толчок к обновлению идет из внутренней природы человека, однако сборник «Вехи» 1910 года как предупреждение против революций стал нам доступен слишком поздно, чтобы избежать прошлой Гражданской войны, но как раз вовремя, чтоб осознать опасность новой.

Читая дотошные описания Вильямса, понимаешь, чего мы избежали при последнем по времени, но не последним по сути обновлении страны. Это особого рода журналистика, отличающаяся от шоковых материалов перевернувших мир журналистов, которых этот мир считает русскими – Алоизия Макгаена, Михаила Кольцова, Ильи Эренбурга. Альберт Рис Вильямс описывал не то, что обычный человек увидеть не может, от чего журналист вынужден уносить ноги, чтоб донести опасную для его жизни информацию до редакции, а то, чего последующий читатель не видит у себя под носом.

И видеть не желает, унося впечатления от увиденного в могилу и оставляя потомков в неведении. Никогда не забуду, как, неназойливо накачанный в детском саду сталинской идеологией, напугал и разозлил бабушку: ты за кого была – за белых или за красных? Неграмотная Федосья Петровна ответила неожиданно: сама за себя. Можно сказать, остальная жизнь ушла на понимание этого ответа. Ключевую мысль парализованной после одного из погромов старушки развил по итогам последних пятнадцати лет в России председатель бюджетного комитета Совета Федерации Евгений Бушмин, тем самым отказывая в смысле борьбе со 122-м законом. А смысл был: перекрутив всю власть в стране наизнанку и грамотно направив протест на раннем этапе, избежали первой крови пятого года осенью. Мы еще увидим, что будет в 2017 и сможем сравнить.

Вильямсу сопровождавший его большевик советовал ничего не спрашивать у крестьян, все равно ответы будут неверными, особенно у молодых мужчин, которые «проголосовали ногами», уйдя из армии. Он же был очевидцем условно говоря штурма Зимнего дворца в ночь на 7 ноября 1917 года, подтверждая отсутствие сопротивления.

В целом книга Вильямса представляет значительный интерес, но рекламируя ее, приходится предупредить о важном условии: повествование столь ненавязчиво, что не ломает стереотипы, но остро нуждается в готовности отказа от них для восприятия. Если кто наперед все знает про то, где в мире демократия и кто виноват в массовых расстрелах, он рискует столкнуться со скучнейшим занудством с чередой давно забытых фигур и ничего не говорящих подробностей, как, например, это получилось для нашего кинозрителя с эпохальным фильмом «Бал». Если кто думает, что насилие над личностью бывает только у нас, а на западе можно укрыться от неуверенности в завтрашнем дне, то он просто не поймет, почему американец как бы превозносит Ленина и находит конструктивный смысл в его решениях. При этом автор вовсе не был «истинно верующим», как Борис Рейнштейн, который помогал Вильямсу и Риду изучать русский язык, когда они для него работали в бюро пропаганды сразу же после Октябрьской революции. Спустя 20 лет старик Рейнштейн был уверен в виновности обвиненных в громких процессах.

«Со времени Октябрьской революции мир стал другим» - уверен Альберт Рис Вильямс и вряд ли 11 сентября 2001 года поколебало бы его в выборе временной точки. Вряд ли - просто потому, что он был в СССР в 1937 году.

«Я ожидаю, что меня рассудит время. Почему после 1937-1938 годов я никогда не писал критически о том, что происходило в Советском Союзе? На то есть две основные причины» - отметил Вильямс и далее указал эти причины более чем убедительно: принципиальная внешняя политика Сталина в отличие от политики Америки, Англии или Франции, также освободительная война после того, как СССР был атакован.

«Мне оставалось лишь помнить значение слов «коммунист» и «фашист», а также слова «тоталитарист», чтобы быть уверенным, что я прав» - написал Вильямс, как бы укоряя нынешних политиков в сознательной путанице ради сиюминутных двухсторонних вистов друг против друга в угрозу исходу всей исторической игры в целом, когда не выиграет никто и ни в чем.

«Итак, мне было не привыкать к быстрой смене политики в СССР. Когда же я вернулся в июле 1937-го, предполагая остаться на год и более, я напомнил себе об этом. История – не как шведский стол, который позволяет человеку выбирать и брать те блюда, которые ему приятны» - так попытался Вильямс разобраться в своих впечатлениях от наших репрессий. Тут вспоминается, как Леон Фейхтвангер по своим впечатлениям от того же написал противоположное в Союзе и в Германии - почти как лорд Джадд, только талантливо: «Москва, 1937» и «Лже-Нерон», предвосхитив будущее России.

Приходится признать, что первым признаком и имманентным свойством великой страны является способность быстро меняться. Как это было, написал для нас американский писатель репортерского жанра.

Hosted by uCoz