23.08.07 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Диагноз Автору: неизлечимо здоров

Большевики в Америке и в России

«Современные правые радикалы США достойны имени большевиков. Как и их советские коллеги начала ХХ века, они ведомы утопической идеей – коммунизм во всем мире меняется на всемирную демократию; обе идеи гуманны, привлекательны для многих людей и в теории обязательно должны работать. Но практика требует для их реализации антигуманных средств, категорически противоречащих сущности цели, и жертв. Идеи для большевиков превыше людей, и цель оправдывает средства. Секретность, контроль, личная преданность вождю, узость круга и единомыслие принимающих решения, активное участие спецслужб – все эти черты объединяют большевиков в Америке и России. И слоганы у них тоже одинаковые: вы «либо с нами, либо против нас». И те, и другие ведомы страхом и проникающим ощущением уязвимости. Одно существенное различие имеется между ними: советские большевики уничтожали прежде всего свой народ, американские – жертвуют жизнями людей других наций» – написала в своей книге руководитель Совета по торгово-экономическому сотрудничеству США-СНГ Вероника Крашенинникова (Россия-Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России. – М.: Издательство «Европа», 2007. – 392 с., тир. 2 тыс. экз.).

Последнее утверждение цитаты выглядит достаточно спорным – жестокость стремящихся всех осчастливить не знает условностей, к тому же есть опыт 11/9, когда нож единственно правильной идеологии ударил одним из самых крупных в истории терактов, причем не в каком-то Ираке, где людей как и бы и не считают, а в деловом сердце самой признанно-демократической страны.

Однако тот факт, что автор, живущий в Нью-Йорке, выступает с таких позиций, вносит свежую струю в давние размышлизмы о поразительных чертах сходства двух столь различных великих стран. К этому можно было бы добавить, что обретя власть столь по-разному, «большевики» России и Америки одинаково узурпировали инструменты управления массовым сознанием и затем подкрепили победу кровью – так меньшинство навязывает свою волю большинству. Крашенинникова указала со ссылкой на опрос Council of Foreign Relation, что только 14% американцев поддерживают попытки своего государства насаждать демократию в других странах; более 3/4 опрошенных не хотят видеть США в роли мирового полицейского. «Политика президента Буша существенно отдалилась от видения ее большинством американского общества и сегодня выражает убеждения наиболее радикальной его части» – делает вывод автор.

Новая книга «Европы» издана весьма тщательно и традиционно снабжена оригинальными авторскими рисунками А.Гажур, ассоциативно дополняющими текст и способствующими адекватности его восприятия. При этом ни художественность оформления издания, ни легкая доступность изложения автора – так и просится на язык: «диссертанта» – не затеняет, скорее подчеркивает глубину выводов, отражающих чрезвычайно высокую актуальность представленного на суд читателей труда.

По счастью, читатели более непредвзяты и свободнее от предрассудков по сравнению с ограниченным рамками дозволенного ученым советом. Поэтому в книге нет никакой путаницы и ничто не скрашивает силы автора, работа грамотно и четко структурирована, снабжена весомыми ссылками и убедительными цитатами, также компактным девятистраничным заключением «Что может сделать Россия». Понятно, что влиять на США в состоянии эскалации кризиса практически невозможно, но трудно не согласиться с автором в том, что от самой России зависит многое.

Далее достаточно подробно следуют «практические рекомендации», вытекающие из позиции автора, по умолчанию позитивной.

Наблюдая за событиями в мире и конкретно в Америке, откуда однажды случилась ядерная бомбардировка, а затем глобализация, автор рецензии не может в безусловном порядке принять установку на непрекращающееся существование человечества. Другое умолчание – относительно исторической роли России – безусловно. «У России имеются в наличии все необходимые элементы для успеха на международном поприще. Как всегда в российской реальности, вопрос состоит в том, сколь умело она сможет использовать свои ресурсы» – завершает свой труд автор. А мы его немножко поклюем с безопасных позиций рецензента, ибо ведущий сильную игру вынужден делиться вистами с сарычами – третьей силы на арене истории, превышающей по вкладу две первые.

О чем, по сути, новая книга Крашенинниковой? Если абстрагироваться от сиюминутного включая такую ерундовинку в космической эволюции, как человечество, наплевать на грядущий конец света для людей и вместо того, чтоб завершить личную текучку и отдать последние долги (например, алчным судебным приставам), без спешки почитать написанное Вероникой Крашенинниковой, приходит понимание. На примере досконального анализа взаимопереплетений мифов и стереотипов в отношениях двух идеологически крупнейших геополитических игроков на планете автор вскрывает и формулирует закономерности обращения информации на публичном поле.

Приходится оговориться, что имеются в виду не массивы информационной палеонтологии, которые человечество успело наложить за недолгий компьютерный век, а строго то, от чего что-то зависит в информационном поле. Такие закономерности, как мы уже неоднократно писали, инвариантно характерны для всех трех информационных полей – до публичного поля возникла высшая нервная деятельность, а намного ранее – хромосомы.

Из вскрытых автором закономерностей вытекает прежде всего то, что полтора десятка лет назад появление этой работы в публичном поле было попросту невозможным. Явление народу этакого информационного камикадзе со своими бесспорными идеями наперевес сравнимо с въездом на хромом ишаке в Ерлашаим некоего выходца из Назарета. А ведь именно тогда была пройдена одна из точек невозврата в эволюционных фуркациях. Впрочем, сколько раз это было, а мы живем, и ни ишаки, ни идеи не переводятся.

Причина – в «волнах жизни», конкретно в нашем контексте – викарировании (замещении) стереотипов. А стереотипы, как совершенно справедливо указывает автор, поставляют готовые образы и заменяют процесс понимания.

«Независимо от национальной принадлежности, обычный человек обрабатывает новую информацию на основе уже имеющихся убеждений и ожиданий и стремится минимизировать изменения и расхождения внутри своей системы верований. Теории и парадигмы диктуют общепринятые мнения, обретающие силу социальных аксиом и не подвергающиеся критике, а идеология структурирует ценности и реальность в жесткую систему утверждений» – интерпретируя положение Вероники Крашенинниковой, напомним о проблемах журналиста: актуальное полтора десятка лет назад стало релевантным только сейчас. Массивный маятник массового сознания качнулся обратно и вдруг открыл пониманию то, что либеральный эксперимент России как опыт переживания собственного исторического разрыва был навязан извне, но остался без ответа. Отчаянный рывок либерализма в отдельной взятой стране провалился в мировой люфт-клозет без звука и упрека снизу, откуда была поставлена клизма. Один из множества критериев проваленной Западом проверки на идеологическую вшивость – безнадежность ратификации «партнерами» Договора об обычных вооружениях в Европе, вынужденно приостановленного.

На этом плавно вернемся к теме. Из сказанного автор делает вывод: «Образы «другого» позволяют кристаллизовать собственное «я», тогда как наличие «врага» помогает отвергнуть нежелательные негативные характеристики со стороны. Бессознательное человека оперирует за счет «надежных» старых верований и эмоций и действует особенно активно, когда новая информация еще не обрела рациональные формы. При групповом мышлении – а политические решения чаще всего принимаются группами людей – восприятие преломляется особенным образом в силу властной уверенности, глубоких противоречий или единомыслия, размывания ответственности, коллективной паники и многих других факторов. В данном контексте под «обычным умом» понимается любое сознание, которое не практикует критический взгляд и научный подход, нацеленные на раскрытие нового, неизвестного, не принятого обществом. Способность видеть объективную реальность подразумевает постоянную практику интеллектуальной дисциплины, которой обладает немногие – и еще более редки те, кто стремится применить ее в повседневной жизни».

Буквально каждого из приведенных утверждений хватило бы на индивидуальный шарик в лузу успешной «игры в диссер». Теории и парадигмы одинаково существуют в политике и в науке. Они задают ограничения на то, что считается «разумным» и что есть «абсурд». Если в результате эксперимента будет получено свидетельство нового, экспериментатор может этому «не поверить». В противном случае завернет редактор научного журнала. Но если журнал чудом опубликует, ученое сообщество пропустит статью мимо внимания, как нонсенс, либо обнаружит в исследовании массу ошибок.

Все это написано автором в обоснование поразительной живучести парадигмы холодной войны, но имеет универсальное значение. Когда я сам изучал в эксперименте in vitro уникальные явления, ключевые для эволюции, последний наш завлаб потребовал для публикации статистического подтверждения. Большой был либерал, подавшись из науки в политику. Мы с ним успели пособирать подписи за возвращение гражданства Жоресу Медведеву, но и для меня его отказ стал последней каплей. В доказательство положений Крашенинниковой: публиковать в популярной газете «Московская правда» в ненавязчивом жанре «политической энтомологии» удается столь серьезные вещи, что они банально недоступны научной среде.

Далее Крашенинникова указала, что философ-социолог Дэвид Хоукинс использует термин paradigm blindness для описания неспособности людей увидеть или распознать явление, прежде чем для него были созданы контекст и терминология. Вследствие такой «слепоты» для описания текущих событий и для планирования будущего используется парадигма прошлого. Из этого Вероника Крашенинникова делает вывод: именно поэтому, как только Россия или Соединенные Штаты замечают в поведении друг друга неприятные черты, термин «холодная война» немедленно возвращается в оборот.

Развивая тему смены парадигм, автор-гуманитарий вызывает у рецензента-естественника уже ставшие привычными после очередной революции в науке странные ощущения. Как им удается следовать верному пути впотьмах с фонарем, светящим куда попало? Такое бывает не только с гуманитариями, но всегда строго в случае сочетания генетической способности автора вычленять существенное при описании системных явлений преимущественно в их макроэволюционном положении (которому по зубам не только палеонтология, но и политика с экономикой).

Например, почти всегда слова «теория» и «парадигма» гуманитарий использует, не подозревая об их терминологическом значении. Первое – для обозначения гипотез, а второе идет в ход как раз тогда, когда единственная система взглядов, то есть парадигма, уступает место разнобою.

Трудно согласиться с истрепанной истиной, рожденной при Чарльзе Дарвине и приведенной автором в формулировке квантового физика Макса Планка: «Новая научная истина торжествует не за счет убеждения оппонентов и внезапного просветления их умов; скорее она торжествует из-за того, что оппоненты в конце концов умирают и вырастает новое поколение, привыкшее к этой истине».

По моему опыту парламентского корреспондента, массовое сознание – как погода, оно способно меняться быстрее и круче, чем люди успевают вымирать даже при геноциде, если рассматривать его как аргумент в идеологической дискуссии. За время работы Думы происходили кардинальные перемены в массовом сознании, для их детектирования и существует этот весьма дорогостоящий орган. По словам депутата второго созыва Константина Борового, массовое сознание в целом консервативно, но что-то одно люди готовы отдать ради чувства обновления. Во время третьего созыва массовое сознание поплыло по разным направлениям. А в четвертом мы вообще не помним сегодня, о чем говорили с депутатами вчера.

Что же дальше будет?

Тем не менее или тем более, но кругозор автора и щедрая смелость ее выводов поражает. Что у меня лично не отнимает уверенности в строгой формализуемости представленных ею положений, далеких от неверных позиций современных политиков, балансирующих каждый на своей «кочке зрения». Смысловая нагруженность легкого в восприятии текста местами напоминает Гюстава Лебона, причем в актуальном по времени выражении. Из книги можно, например, узнать, что впервые термин «стереотип» был введен в общественные науки в двадцатые годы прошлого века в США, когда возникла необходимость изучения и объяснения законов функционирования массового сознания. Причем основателем концепции стереотипного мышления и поведения, а также общественного мнения, стал Уолтер Липпман. Он описывал стереотипы как упорядоченные, схематичные, детерминированные культурой «картинки мира» в голове человека, которые экономят его усилия при восприятии сложных социальных объектов и защищают его ценности, позиции и права.

Есть в книге и впечатляющие примеры живой роли прессы в США, слегка взламывающие стереотипы о силе Первой поправки. В 1972 году Верховный суд выудил журналистов из-под защиты пресловутой поправки и не позволил отказаться от дачи показаний «большому жюри». Еще кажется на слуху история 2005 года, когда Джуди Миллер из The New York Times приговорили к 18 месяцам тюрьмы за невыполнение требования суда раскрыть источник в скандальном деле по утечке информации о подпольном статусе сотрудника ЦРУ Валерии Плэйм. Журналистка была освобождена после 85 дней отсидки по звонку скрываемого ею источника – главы аппарата вице-президента Чейни Льюиса Либби.

Учитывая столь красиво и убедительно аргументированные выводы Крашенинниковой, надо думать, поставленный перед ней вопрос и найденный ею ответ в форме оригинальной книги представляет интерес более чем познавательный, это попытка технологии выживания человечества с ключевой ролью в этом нашей страны. Несомненно, изданием Крашенинниковой великий Павловский (главный редактор) с помощью верного Глазычева (директор издательства «Европа») совершил воистину гроссмейстерский ход в разыгрывании безмерной любви к президенту России независимо от фамилии оного, переплюнув Жириновского, который тоже не слабый фанат монархизма больше короля.

 

Hosted by uCoz