05.01.08 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Круглое совершенство

Детективный роман в мусорной корзинке

О приятных и праведных: она любит его, а он – невесть кого, и все рыдают то ли от счастья, то ли от рефлексии

Роман Айрис Мердок The Nice and the Good 1968 года кажется классическим на фоне разнообразных внежанровых разновидностей современной литературы. Начинаясь со смерти без известных причин, если для выстрела в рот с дыркой на затылке требуются причины, сотрудника департамента Джозефа Радичи, роман не является детективным. По крайней мере, это не типичный вариант детективного жанра, когда расследование и поиски убийцы автор назойливо выдвигает на первый план, а фигурки персонажей нанизываются на доминирующую линию, расплываясь до бесплотности в собственных образах и выводя на имя убийцы ближе к концу.

Речь идет о переводе М.Кан (Айрис Мердок. О приятных и праведных: Роман / Пер. с англ. – М.: ИД «Флюид», 2007. – 496 с. – Английская линия. Тир. 2 тыс.).

Несметное количество персонажей вольготно сосуществует на пяти сотнях страниц щедро расписанного повествования. И каждая из этих страниц не оставляет малейших сомнений в том, что автор – классик, причем даже у того, кто не сумел одолеть и половины из них. Но получил сомнительное право считать себя и считаться в своей референтной группе приверженцем этой самой классики, чтоб не быть отнесенным к тому типу людей, кто «не читал Марселя Пруста и вообще нам морально чуждый».

Условный главный герой, его дом со служанками, приживалками и приживалами на окрестностях автор описания возвращает в повествование чаще прочих многочисленных хронотопов, – министр внутренних дел Октавиан Грей, «круглое совершенство» по прозвищу от любимой жены Кейт. Впрочем, в игривом общении с мужем она не стесняется в выражениях и оба необременительно откровенны друг с другом. Потому что их никак не трогает то, что для кого-то может быть существенным – интересы спецслужб, спиритизм, гомосексуальная связь или осуждение греховности.

Так кто же убийца? Или это все же самоубийство, как казалось вначале? Но почему тогда не было предсмертной записки? Во время чтения вопросы подобного рода представляются неуместными. Изысканная беллетристика – не для того читателя, кто неспособен оторваться от прямолинейности ключевого факта вроде пистолета у правой руки самоубийцы, который при жизни был левшой. Тут сами вопросы неуместны и для того собственно выстроена жизнь британской элиты на уровне выше подозрений. Чтение об этом навевает некую отрешенность, рискуешь пропустить ключевой факт, который делит расследование на «до» и «после».

Бредятина элитарной жизни британского разлива мне лично напоминает российскую бомжеватую элитарность, вот уж где истина свободы духа. В том видимо отличие русской экзистенциальности от британской, к русской тяготеющей. Впрочем, это мое личное мнение, порожденное сомнением в искренности восторженной критики по поводу и приятных, и праведных. Айрис Мердок не обделена, мягко говоря, вниманием русскоязычной литературной среды. Ее многочисленные романы переводились, читались и обсуждались, отвлекая от советской обыденности запредельной изысканностью включая аромат плодов запретности: «А гомосеки, оказывается, эстетичны и интересны». Если произведение сорокалетней давности «знатоки творчества Айрис Мердок единодушно признают этот роман одним из лучших произведений писательницы», то почему «на русском языке роман издан впервые»?

Не будучи в силах мысленно переварить сюжетное обилие развесистого повествования и, честно говоря, не испытывая жгучего интереса к тайнам неожиданных сексуальных связей включая намеки на гомосексуальные, автор этой рецензии закинул удочки в дырявую сеть всемирной паутины, исполненную рекламой книжных новинок. Выловилось нечто типично отечественно талантливое на основе по большому счету чуждого нам творчества с оттенком моральной усталости от обилия завитушек и сверхважных мелких случайностей на пути сознания к истине, неважно, какой.

Но ведь истина существует, не правда ли?

Она, в частности, в том, что почти одновременно вышли два разных перевода нового-старого романа. Используя этот факт как информационный повод, обозреватель «Известий» Наталья Кочеткова представила небольшое емкое исследование техники гениального русского перевода. Она привлекает смелостью откровенности и эвристичностью в ракурсе рецензирования. Сравнивая первые фразы из двух переводов одного и того же романа, Н.Кочеткова обозначила его как «не самый известный в творческой биографии автора. В конце писательница конечно же назовет убийцу, но его имя не очень важно. Скорее это способ закольцевать сюжет. Гораздо интереснее психологические ниточки, связывающие многочисленных персонажей книги. Пример перевода книги Мердок – отнюдь не единственный». Естественно, с течением времени перевод может устареть.

Скажем от себя, что в тексте романа закольцовки не чувствуется. Детектив Мердок не фрактален, чтобы прочитав десяток страниц и выудив фамилию убийцы, написать рецензию, не попав пальцем в небо. Мысли о расследовании вкраплены в текст весьма причудливо и прихотливо. Отрабатывая ведомственное поручение до придания дела огласке, расследование ведет или делает вид некто Джон Дьюкейн со своими заморочками в виде сложных отношений со всеми остальными персонажами включая Кейт Грей и Джессику Берд, хоть он и уверял первую, что вторая в прошлом. Наводя свое расследование в спальне и ванной любовника, Джессика нашла в мусорной корзинке детективный роман.

Есть еще такой персонаж – Ричард Биранн, и к нему стоит присмотреться. Впрочем, персонажей, повторяем, много. Попытка читателя принять ключевую роль конкретной фигуры, например, «прекрасной Елены» Джуди Макрейт, намеренно голой в постели Дьюкейна, наталкивается на нежелание других персонажей подчиняться этой роли. Хотя «насущная тема» давно исчерпана, на развязку претендует 37-я глава из сорока. Но читать ее прежде других не советуем, можно свихнуться. Потому что настоящая развязка приведена сотней страниц ранее и она не несет смысловой информации на фоне сюжетных хитросплетений.

Интересующее русскоязычного читателя скорее тяготит британского персонажа. «Дьюкейн ничего не говорил Кейт о расследовании. Он хоть и принял от Октавиана известие о своем задании достаточно хладнокровно, однако радости по этому поводу отнюдь не испытывал. В таком деле не знаешь, какой головной болью оно обернется. Докопаться до истины в короткие сроки может оказаться очень трудно, а понять, что не затронуты интересы спецслужб и нет причин учинять более тщательное расследование, – и вовсе невозможно. Тяготила Дьюкейна, впрочем, не одна только перспектива потерпеть неудачу и расписаться в своей несостоятельности. Ему претила сама идея вторгаться подобным образом в чужую личную жизнь. Тем более что личность Радичи, размышлениям о котором он по приезде в Дорсет посвящал немало времени, представлялась ему теперь и сомнительной, и темной. Он был уверен, что между спиритизмом, или что там еще, и самоубийством есть связь, – чутье подсказывало ему, что здесь, только копни, вылезет наружу нечто в высшей степени неприглядное» – цитата из романа отражает его суть.

Впрочем, возможно мне это только кажется, а искаженное восприятие истины в сознании автора этой рецензии связано с событийной обильностью жизни в России. Потому как никто, кроме нас самих, не виноват в том, что нам всегда представляется лучшим место нашего отсутствия – принципиальное, кардинальное отличие русской ментальности от британской, одинаково возведенных в имперскую степень. Если ТАК описать нашу жизнь здесь, можно было бы перевернуть ход истории. Только кому этот интерес навяжешь?

И нам невдомек, что воистину велика страна, в которой на коммерческой основе можно многократно издавать такую сложно-изысканную литературу. Издатель явно не ошибся с выбором и он точно знает, что делает и для кого.

А романчик-то и вправду слабоват, если честно, на читателя давит немного тщательно выписанные моральные образы персонажей. Потому что им самим это не мешает, все-таки 1968 год – переломный из прошлого в будущее.

Так что все дело в технике перевода.

Hosted by uCoz