23.02.08 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Прыгающие гены и скачущие мысли

У каждого свое небо в своих алмазах (для демоса без пафоса)

Сексуальная филология на бумаге для самокрутки

«Человек очень хочет быть услышан» – радиожурналист Елена Черникова

«Новая строка была толстая, как обожравшийся удав. Она все терлась о бумагу, стараясь избавиться от опостылевшей выползины смысла, но смысл обезумело цеплялся за буквы хребта, усиливая конвульсии гибких мускулов синтаксиса. Строка все яростнее терлась, уже беснуясь, уже вся в крови, но смысл уверенно держался за слова и не позволял витринить и манекенить себя отдельно» – цитата из новой книги Елены Черниковой «Вожделение бездны» (М.: АСТ, 2008. – 284 с., тир. 3 тыс.). Написано столь же блестяще, как и все этого автора, радиожурналистки и огромным опытом и преподавателя журналистики. Писать рецензию на книгу Елены Черниковой одну не стоит и пытаться. Каждое ее произведение о другом включая секс для умудренных («Золотая Ослица»), учебники для юных («Литературная работа журналиста»), генетическая инженерия от приговоренного к жизни тела («Зачем?»). Некоторые страницы ее, условно говоря, романов, напоминают словесные фотографии Юрия Трифонова. Текст снабжен камерой-обскурой Джона дос Пассоса, причем в разном стиле включая тип русских поговорок или средневековой романтики. В целом же «Вожделение...» при первом прочтении сшибает и порождает обвинения автора в том, что он типа «новый Достоевский». Жизнь со времен убийства студента Иванова ушла вперед, сотню лет власть обличали сверху, а она вовсе даже снизу прет, из бездн неприкаянной души.

Общего у произведений Черниковой то, что блестящее сочетание стиля и смысла вызывает чувства бурные, но темные, как и любой талант среди нас, а не в опечатанной видеокамерами витрине, надетый на типовой манекен с длинными ногами грамотно выверенных пропорций. Красавица не обязательно дура, это вообще такие по отдельности флуктуирующие вещи. И в нашей жизни, а другой не бывает, весьма высока роль неслучайности в стохастике. Почему ж тогда сочетание свежего слова, чистого стиля и глубокого смысла в изложении не брадатого старца, но модной женщины, вызывает ненависти больше, чем когда проблемы лично тебе принес чисто конкретный вертухай или начальник отдела кадров?

Попадется такая книжка борзописной журналистки неподготовленному читателю, написано-то чудненько, не хуже Лены Лениной, тема звучит и реалии узнаваемы – отцы и дети в текущей симптоматике, библия и Дарвин, научный креационизм, конкуреНтноспособные ошибки филологии, – и возникает у бедняги типа «синдрома читателя Набокова», читающего «Лолиту» потому, что все читали, а он нет, ассоциируя прочитанное с нестиранными носками.

Я же знаю, что про Дарвина с его учением от обезьяны знаю больше Дарвина и уж тем более больше какой-то выскочки. Обидно.

«Секретная» диссертация по психологии: «Автор исследовала десятки профессий и профессионалов с целью выяснить мотивацию к труду, точнее, к обретению той или иной профессии. В одной маленькой группе возобладала мотивация «власть». Эта группа по своей кратофильской направленности непреодолимо оторвалась от всех прочих профессий. Внутри самой группы стремление к власти выражено примерно одинаково сильно у представителей всех четырех. Догадайся, представители каких четырех профессий оказались в этой властолюбивой группе? Подчеркиваю, речь шла о начальных, стартовых импульсах. Понятно, что потом, когда человек входит в дело с головой, у него прорываются и другие крылья, и другие зубы, но вот вначале...

Итак, четверка кратофилов: «Журналисты. Священники. Учителя. Психологи».

«Диссертация была защищена и почти засекречена, тем быстрее потому, что соискатель шел к степени доктора как раз психологических наук. Легкая доза критического отношения к себе и коллегам была простительна. Всем остальным решили не показывать и не рекламировать».

«Если обнародовать исследование про учителей, у многих заболит, как зуб, стереотип. И что тогда: не бороться за зарплату врачам и учителям? Да любой политик, забывший хоть один пункт из джентльменского набора, – все, считай, труп. В наборе-то немного, но жестко: безопасность, борьба с пророками, рабочие места, уверенность в завтрашнем дне и прочая. И конечно, врачи-учителя, поскольку священная корова».

У обезьян проще было с кратофилией. Питаясь отбросами человечества, самец низшего ранга, коему ничего не светило посеять ни в головах, ни во влагалищах соплеменниц, совершил большое чудо («чудовище»), выудив из кучи человеческого мусора пустую канистру. Дефектное существо-мутант утратило страх грома небесного! Кусок ржавого железа принес абсолютную власть и развратил никчемного обезьяна абсолютно. В человека превращаться не за чем, достаточно остервенело колотить в канистру. И все нормальные обезьяны в ужасе разбегались. Потеря канистры вернула властную вертикаль в естественное для племени положение.

Нет ничего фантастичней, чем адекватно отраженная реальность. Мне-то точно известно, какие страницы списал с моих родственников кумир наших шестидесятников Василий Аксенов. Другие стороны истории семьи узнаются в романах Ремарка. Это я для того, что настоящий Автор ничего не придумывает. Когда страсти отгорели, романы Аксенова стали свидетельством некой подленькой конкретики в опасных связях человека пишущего и власти с ее громовой имитацией. Ставка в игре массовым сознанием больше, чем жизнь – выживание человечества.

И вы думаете, это время кончилось?

Волны массового сознания (одно из проявлений викарирования по Тимофееву-Ресовскому, или замещения – диагностического признака невырожденной жизни) невозможно предсказывать. Но можно их переключать на выгодные лично тебе цели. Черникова эксплуатирует термин «кратофилия» – болезненное стремление человека к власти. Но, как говорится, хотеть не вредно, и я, украв чужое, вижу в том же «кратофагию» для обозначения информационного паразитизма в воровстве духовного превосходства.

О жаждущие власти, выбросьте все гиперболоиды всех Гариных на помойку вместе с пустыми канистрами и пусть ядерные ракеты летят куда попало, кроме врагов! Вовремя сказанное в микрофон небрежное словосочетание погонит людей хоть в концлагерь строем. Впрочем, кратофагу без разницы, куда, главное, под его дудку.

... «Что за слава – напоить пьющего! Напой непьющего! Чем кто соблазнился, тем и других соблазняет».

Если я это скажу, мне все равно не поверят. Как не поверили журналисту Первого канала Константину Семину, когда он 22 февраля 2008 года сказал святую правду в эфир про Сербию. И пошло... А я-то не мог понять, почему никто не говорит о проклятии страны, подвергнутой самоубийству американскими происками ради власти над миром и конкретно Европой – склонность народного сознания к глобализации по-американски. Никакая Россия им не нужна, иначе бы бомбы на Белград не легли и проамериканского президента они бы не «выбирали» два раза подряд уже после бомбардировок.

Виноват не кто сделал, а кто сказал.

Самый страшный диктатор не сделает того, что люди не примут. По прочтении «Вожделения бездны» Сталин становится на одну полку с Дарвином. Тоже классик в великой генетической инженерии народов. Главное в сочетании приемов: расстрел за побег за границу из твоей in vitro с запретом на аборты in vivo.

Мы сами должны найти свою духовность и свой антропный принцип устами Автора. Бездны вожделеют все приговоренные к жизни, да и пишет в России едва ли не каждый. Читателей стало меньше, мы ж стираем – между мужчиной и женщиной, городом и деревней, умственным и физическим, корректором и писателем, читателем и автором, аналогией и гомологией, критиком и богом. Авторами или редакторами-рецензентами. Так эманацией коллективного разума вырисовывается душа человечества и это похоже на рождение Иммануила. У него обязательно будет место-страна и даже конкретная утроба, зачавшая и выносившая чудо. Его явление среди людей, как и появление человечества, предопределено. У нас это называлось финализмом, клерикалы продолжают навязывать «креационизм», за которым каждый подозревает свое. Кратофилы – божественное творение, кратофаги – непознаваемость мира. Меня сводят с ума уверения человека в рясе на пресс-конференции в Интерфаксе: «наука еще никого не сделала счастливым». Хотя я вроде отрезанной головы Берлиоза явлюсь представителем совсем другой теории, этот в рясе влиятелен и известен.

Что есть персонаж профессора Андрея Кутузова: alter ego автора – то ли Черниковой, то ли меня самого?

«Диктор уведомил народ, что министру образования России накануне принесли доказательства научной неправоты Дарвина в той части, где он выводит человека из простейших, путем эволюции. Следовательно, пора переписать учебники по биологии, внести в образование «религиозную составляющую» – так выразился министр – и провести дискуссию в прессе, научных журналах с представителями церковной общественности и прочими заинтересованными представителями» – чем я не профессор Кутузов? Реакция описана точно: «Не война, нет. Мирная маленькая новость. Оглушительные взрывы тишины потрясали кухню».

«Жена задрожала в страхе за мужа. ... Полистала каналы: везде небрежно хоронили Дарвина. Безо всяких эмоций. Наука доказала».

Кстати, закон об аккредитации духовных образовательных учреждений Совет Федерации выпустил в тот же день, когда я получил в редакции «Московской правды» на рецензию книги неведомого мне до того автора. Они примирили меня с действительностью и это сгладило чувство недоумения, где я был раньше, если это уже написано? От таких произведений возникает эффект ГУЛАГА: не против сдохнуть я, но не в одиночку.

Как сказал еще один неслабый журналист, надо скорей ввести в школе «Основы православной культуры» и мы воспитаем поколения атеистов.

«Словом, роман «Вожделение бездны» – реалистическое произведение. Впрочем, как и «Вишнёвый луч» – в той части, где героиня попадает на работу в пиар-агентство ради пропаганды сигарет «Мужик». ТАК ОНО И БЫЛО. Сигареты так и назывались. У меня даже пачка сохранилась. Цитаты из Дарвина все подлинные и перепроверенные по изданию начала 20 века. Прекрасные книги! А переводы! Переводчиками там были такие товарищи, как Мечников, Сеченов, Тимирязев и т.п.» – написала Елена Черникова вашему корреспонденту и я не смог избежать соблазна привести это в рецензии.

Еще цитата из ее письма: «Я прочитала Дарвина целиком и обнаружила, что все его неправильно понимают и посему неверно толкуют. Он ведь действительно никогда не утверждал, что человек произошёл именно от обезьяны. Он умел признавать и свои тупики (когда, например, не смог решить, откуда у человека взялось так называемое нравственное чувство и вообще мышление...) А из бедного больного учёного (несомненно, гениального) сделали знамя типа «выживает сильнейший» – и, соответственно, он же, сильнейший, и прав во всём. Получилась пещерная этика вкупе с бытовым протестантизмом – вот что получилось из весьма стройной и красивой научной поэзии Дарвина».

Оставим до времени за скобками достижения прошлого века в теме происхождения и эволюции жизни включая прерывистое неравновесие Гоулда и Элдриджа. Дискуссия с профанами (так Тейяр де Шарден называл верующих авторов) закрывает все достижения времени, когда стерлась преграда между гуманитарным и естественнонаучным направлениями, потому что сменилась сама база науки и в ее основу легла, условно говоря, красота – виртуальное свойство, не существующее вне идеи антропного принципа. В отличие от Черниковой, я не читал Дарвина внимательно. О заблуждениях и ошибках в изложении дарвинизма до нее написал выдающийся эволюционист Юрий Чайковский. Я же пошел дальше или куда-то вбок: эстетический инструмент управляемой эволюции включая генетическую инженерию in vitro в форме полового подбора – подбора, а не отбора! – возник в общем корне теплокровных, птиц и млекопитающих. Возникло второе после хромосомного информационное поле – ВНД (интеллекта). Эстетический инструмент активной эволюции предопределил как появление человека, так и развитие человеческой цивилизации. С помощью этого самого эстетизма был выбран материал для селекции будущей Мироновской-808 – сорта пшеницы, имевшей для советской России то же значение, как Шанель N5 для гламурной Франции. Других номеров не было. Так и безумный профессор кафедры генетики МГУ из отвалов в коридоре выудил чашку Петри с перспективным штаммом по продуктивности антибиотиков. Не говоря уже о божьем даре журналиста, способности к выбору существенного и подборе его словесной подачи, чем блестяще владеет Автор рецензируемой книги. Возникло третье информационное поле – публичное. Нам осталось вымереть или создать какое-то четвертое, ибо жизнь есть способ существования информации и в хромосомах та же ерунда прыгает, что и в неорганизованных звонках-анонимках в студию.

Выдающаяся способность Елены Черниковой к ассоциативности мне лично напоминает академика Ивана Глущенко: единственный, от кого всесильного Трофима Лысенко с ученых советов увозила «скорая помощь», в глубокой старости на моих глазах он нахватался от моих коллег по шабашкам молекулярной биологии и все понял. Люди не поняли, растащив его архив на популярную в те годы среди интеллектуалов макулатуру. Правда про эпоху Лысенко заместилась историей Франции по версии Мориса Дрюона. Из архива неудобного академика-секретаря сохранилось для потомков лишь то, что увез в США и опубликовал с ошибками под своим именем Валерий Сойфер, до того с позором изгнанный из созданного им института.

«Профессору не хотелось видеть сына в природном круговороте героев, ставящих на кон жизнь. Он давно решил: взлёт героизма есть результат разгильдяйства. Кто спасёт младенца из огня, если дом не загорится? А дом не загорится, если все соблюдут пожарную безопасность. Герой – отмазка для лентяев: толпа с удовольствием поклонится одному, но жить нормально всем – значит быть обществом» – пригвоздим цитатой, как вопросом. Вопросом не про смысл жизни, с этим ясно, а вопросом о смысле ее продолжения. Потому что наше творчество стирает последнюю разницу – между возникновением жизни и череды ее последующих сальтаций типа появления человека в виде текстопорождения Автора. «Каким образом развились впервые умственные способности у низших организмов – это такой же бесплодный вопрос, как и тот, каким образом впервые развилась жизнь. Такие задачи принадлежат далекому будущему, если только их когда-либо суждено решить человеку» Эту цитату я знаю на пяти языках. Господин Дарвин был честен перед неблагодарным потомками, – провозгласила Аня».

Или скорее сама Елена Черникова устами персонажа, списанного в чем-то с собственной дочери. Она стерла, как Дарвин, между художественным и научным. Дарвин или библия нам нужны лишь потому, что мы друг другу не верим. Высоколобой Елене тоже не поверят.

В жизни все проще и образней, чем мы строим ее отражение. Напуганный действительностью, удивительно схожий в семитском типе с совестью нашей науки Симоном Шнолем шведский ученый попросил меня выключить диктофон и поведал суеверным шепотом: в описании живой природы Карлу Линнею не повезло потому, что в отличие от Дарвина, великий швед был глубоко верующим. Непубликуемое откровение сие вызывает веселое недоумение специалистов: а Дарвин? Черникова тоже носит этикетку верующей. Если в противном случае ее уволят с любимой работы в рамках реагирования на анонимки от «православной общественности», то мне проще застрелиться, как единственному журналисту, не признающему цензуры.

«Я когда поняла, что люди разные и никто не хочет никакой правды, отличающейся от его собственной, ужасно страдала, статьи писала в газетах, разве что головой об стену не колотилась, а потом успокоилась и поняла, что действительно есть некий общий договор: отсель и досюда мы тебе верим, пой! А вот здесь ты нас уже не трогай. Может и послушаем, и поверим, но правды твоей – не надо. Главное, чувствовать границу, на которой тебя остановят и скажут... вот это самое. Можно пойти вперед, переступить границу, но это уже твой выбор, как ты хочешь жить дальше» – Елена Черникова свой выбор сделала, не колеблясь. Остался опыт: «Вот, Васенька, основная проблема журналистики: никто не хочет платить врачу, объясняющему тебе причины твоего уродства».

Другими словами, в императиве: «Лесть, не льющаяся из репродуктора, это плохо, и ухо народа недовольно. Радио должно изысканно ласкать ухо, и тогда оно радо и согласно не чесаться».

Я не знаю, как определить прочитанное «Вожделение бездны» и с кем можно поделиться ощущениями. Нормальные гении, легко признаваемые благодарным человечеством, пишут свои романы, чтоб донести одну мысль и иногда ради одного слова, пережевывая его на сотнях страниц. Из каждой страницы «Бездны...» на голову читателя обрушивается Ниагара смыслов. Да еще в виде легко струящихся словесных потоков, экзотически искрящихся. Но ведь автор – живая женщина, у нее есть дочь, она ходит на работу и продолжает писать. Написанное ею ранее издается ежегодно. Откуда же предчувствие, что под этого Автора мир пока не создался? Попробую объясниться доступным мне примером: почему студенты-математики новосибирского Академгородка времен кафе «Под интегралом» и торжества беспартийного, но ядерного директора Будкера Андрея Михайловича (Герша Ицковича) взахлеб зачитывались «Рукописью, найденной в Сарагосе»? Эта плоская проекция будущего гипертекста предопределила компьютерное развитие человечества. Интернет для публичного информационного поля – то же, что настоящая Хромосома с длиннющей, целый метр у Homo sapiens, одетой белком ДНК. Тут выживает всякая информация с прыготнею генов, про которую ни один и.о. Бога, будь то Саваоф, Яхве или Один, не скажет: на хрена она нам и каким боком сие слово отзовется. Недаром Галич обличал тех, кто «знает, как надо». Получается «будущее сегодня» – иллюстрация антропного принципа, как его излагает популяризатор сложного Сергей Капица.

Владимир Сорокин эту мысль в рассказе «Волны» выразил проще и на примере, более доступном обычному журналисту.

А что касается преждевременно расписавшегося тут Автора, то ее следовало бы сжечь публично на дровишках тиражей ее романов. Уволить с радио и закатать в асфальт бесполезняк, эта травушка-муравушка прорвется, где не ждали, и импотентной «православной общественностью» не достанешь. Страна такая. Лобное место на Красной площади предусмотрительно сохранилось, только мы охвачены ханжеством. Читаем в зеркале бездны с первобытным отвращением, подавляя в себе позывы к чему-то простому в борьбе за власть типа ржавой канистры. Воздержание народа чревато концом света и вредно для действующей власти. Будем считать, что водитель КамАЗа, намеренно наехавший на писателя Сорокина и сбросивший автора в кювет, движением руля сделал больше Думы в демонстрации борьбы с «Детьми Розенталя» и спас это человечество, которому еще много предстоит, если оно еще на что-то надеется.

От обезьяны ушли и можем со стороны надсмехаться, а в зеркале нечто вечно недоделанное с нашим чисто человеческим инструментом в принципе недостижимого идеала. Шиза какая-то.

Hosted by uCoz