23.06-18.07.08 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Этот блестящий перелицованный мир и следующий Орвел

«Художественное бывает точнее истории» – Дмитрий Быков лечит от зависимости

Популярный аналитик и писатель Дмитрий Быков выпустил и представил в середине лета свою новую книгу «Списанные» – первый том трилогии «Нулевые» (Дмитрий Быков. Списанные: роман. – М.: ПРОЗАиК, 2008. – 352 с., тир. 15 тыс.).

Мероприятие прошло в элитарно-массовом магазине «Библио-Глобус», причем с некоторой угрозой для здоровья автора. Охрана была наготове. Сам Быков не удивлялся ничему и говорил собравшимся всем вместе, что книгу будут ругать и это его радует, а каждому по отдельности – что книга ему понравится. Говорил он как всегда легко, но только в микрофон. Посетительница магазина за пределами небольшой толпы вокруг автора сказала своему спутнику: «Гляди, прикольный мужик!»

Идея романа проста: сценарист Сергей Свиридов попал в некий список, какой и за что, сам должен знать, и его жизнь круто меняется – выгнали с работы, озверела «списанная» вместе с ним подруга, наехали «Свои», прославила желтая газета.

Прочитал я «Списанных» с трудом. Если б не легкий стиль и многочисленные авторские находки, одолеть текст было бы немыслимо исключительно из-за тяжести поднятого вопроса, который заедает человечество. На мой вкус, произведение вполне успешно претендует на отражение новых реалий в жанре Орвела – Хаксли – Замятина.

Дмитрий Быков отразил, кажется, все из этих реалий, его знания текущей жизни выглядят энциклопедическими. Персонажи легко узнаются, но они типизированы в точно выписанных универсальных ситуациях. К тому же выстраивание причинно-следственных связей у этого выпускника журфака выгодно отличается от легковесного подхода большинства коллег: что рядом лежало или случилось близко, то и есть причина-следствие.

В итоге реальных событий кто хочет быть жертвой, легко ею станет. «Доброжелателей» у нас всегда хватало, власть держит тот, кто пишет доносы, а не кто читает. «Читателя» же держат страх перед таким народом и связанная со страхом ответственность.

Психология «списанного» типична: «Это было хуже, чем прямая угроза: сейчас опасность смотрела отовсюду, никто не знал как себя вести. Под удар с равной вероятностью могли попасть и те, кто нарывался, и те, кто потирал ручки, приговаривая: «давно пора». Критерий был неясен и определялся по прецеденту. Самое досадное, что все развивалось давно уже не по логическим или даже сценарным законам, а по прихоти чистой статистики: нам надо выдавить вон столько-то народу, посадить столько-то, отнять работу у стольких-то. Дураками были все, кто спрашивал «За что?» и пытался отыскать закономерности. Закономерность была одна: количественная. Не туда шел, не там стоял. ... Он был в списке с самого рождения, вот в чем беда; теперь это вышло наружу, только и всего».

«Да и что вообще было в его жизни, кроме школьного ада, семейного полураспада, студенческой нищеты и последующей безработицы?» – тоже причина.

В романе есть все. От принципа принятия решений – «у Кристи убивает наименее подозрительный, у нас все решает наиболее случайный. Только этот персонаж, раз упомянувшись, ни с чем не срифмовался – и вот пожалуйста, выстрелило даже то ружье, которое все упорно считали граблями». До доминанты в отношении современной женщины к второстепенности мужского начала: «Он понял, что ей нужен был универсальный виновник, и этим универсальным виновником был он. Глупости – все эти разговоры про плечо, которое так ей необходимо; не плечо ей нужно, а тот, на кого можно все свалить. Нечуткость – он, одиночество – он, с работы выгнали – он... Каждый по-своему избывал травму списка. Он метался и пил с кем попало, обсуждая причины, – а она нашла себе громоотвод, следила за Свиридовым со стороны, подмечала и копила его ошибки, измывалась над его трусостью... Конечно, кто ж еще виноват! Он должен был все время гробиться, спасая ее, а он смел думать о себе! Действительно, слава богу, что не остался с ней. Обойдусь».

Вот так весь роман, какую страницу ни открой – все про меня и все то, о чем люди боятся говорить, тем более читать. Глава Института коммуникавистики Иосиф Дзялошинский на основе своих исследований сделал вывод: правды не осталось на публичном информационном поле, потому что люди не хотят, чтоб их «грузили». Проще валить все дерьмо души по вкусу на глупую Думу или кровавую гебню, читая высосанную из усохших мозгов популярную макулатуру.

«Ну, ничто слишком ужасное не может длиться слишком долго, – улыбнулся Клементьев. – Из какого-то фильма, не помню. – Это неправда, серьезно сказал Трубников, – и вы сами знаете, что неправда. Есть люди, которым доставляет наслаждение мучить других, а наслаждение требует новизны. Человек не может уморить себя сам, можно искусственно поддерживать в нем жизнь и мучить его, и он ничего не сможет сделать. Ресурс организма велик, практически бесконечен» – в изматывающем полилоге «списантов» последовали известные исторические факты, сколь изощренно можно мучить. И далее авторский информационный укол: «У Свиридова пропал всякий аппетит. Клементьев смотрел в скатерть. – С интересными мыслями вы живете, сказал он наконец. – Все с ними живут, только не все признаются. Кто об этом не думает – просто не информирован».

«Художественное бывает точнее истории» – книжка «Списанные» несет столько тонн морального груза, сколько и великий Достоевский не мог напихать в свои романы. И роль на нее возложена аналогичная.

«Дело в том, что сегодняшняя Россия значительно проще, примитивнее, чем была в семидесятые годы» – заключил Дмитрий Быков нашу короткую беседу на презентации. С чем можно было бы и согласиться, если б сказавший мудрое не выглядел откровенным персонажем собственной фабулы. В толкотне магазинной презентации постоянно что-то происходило, к чему он был то ли готов, то ли причастен, как будто в пресловутый таинственный список внес себя сам дрожащей похотливой, как у татя, ручонкой, чтоб просто иметь отмазку «не такой, как все».

В странное время мы живем – умный мужик среднего возраста, востребован обществом и к тому же популярен. Пока неясно, это теперь уже правило или пока только исключение. Но написал он сущую правду, получился остросюжетный детектив про отношения человека с выдуманным им для составления списков господом богом. Герой Свиридов понял наконец, как стать свободным и сказал в ответ на уговоры господа: «Не забывай, что ты мне кажешься и что ты вообще ворона». «Может быть, и ты мне кажешься» – парировала ворона, потребовав еды. Спор в его конкретике шел с тем, что у людей заменяет совесть, о том, надо ли идти на несанкционированный марш несогласных. Свиридову не хотелось, он давно понял, зачем идут другие и чем это кончится. Активисты «списантов» подготовили плакатики «Всех не перепишешь!» и «ФСБ, ты не Шиндлер!» Свиридов попытался со своим несогласием против несогласия влезть на форум списантов и получил резонанс обвинений в провокаторстве. «Список быстро и неуклонно развивался в полноценную секту, но списанты были наконец прочно и солидарно счастливы».

Прозрение к сценаристу Свиридову пришло в итоге мучительных поисков механизма вытеснения людей из нормальной жизни начиная с известных причин сталинских репрессий – за что? «Выздоровление» случилось легко, отпало, словно отболело.

Но не просто оказалось вырваться из этой последней аддикции, худшей из зависимостей, достающей тех, кого не берут алкоголь, табак, наркотики, лудомания, гаджет, любовь и много другое.

«Оставь, пожалуйста, эту лирику и скажи прямо: можно ли жить в твоем мире и не состоять в каком-либо списке, который бы с начала до конца определял мое поведение?» – «Нет, конечно! – закаркал Господь, смущенный прямотой вопроса. – Конечно, нет. Что ты еще себе выдумал, какие еще другие возможности, нет, нет, никогда ничего подобного!» – «В таком случае, – сказал Свиридов, – пошел вон, Господи.» – «Как знаешь, как знаешь». Таким образом, у романа «Списанные» есть своя драматургия, что теперь редкость, к тому ж весьма необычная: история болезни обсессии.

Короче, мне эта книжка сильно помогла – горькое лекарство оказалось полезным. Но это мне. Допускаю, что далеко не каждый так жаждет быть здоровым и независимым. Уважать надо любое право собственности на свою душу, отметая претензии на душу чужую. Я свою уже не отдам никакой вороне.

Hosted by uCoz