03.08.08 Наталья ВАКУРОВА

Книга в Москве

Кровь на Земле и пыль под кроватью

Выживание в Холокосте – чудо или случай?

Автобиографический роман польского еврея Вильгельма Дихтера «Олух царя небесного» (Роман / Пер. с польск. К.Старосельской. – М.: Текст, 2008. – 298 с. (Проза еврейской жизни) начинается с казалось бы обычного повествования об истории семьи с описанием предков. Позднее выясняется, что все это описано для того, чтобы сказать, что практически никого не осталось из этой огромной семьи.

Потому что это была семья польских евреев.

Книга вышла на русском в серии «проза еврейской жизни». Посвящена она одной из самых тяжелых проблем новейшей, да и любой истории, – проблеме Холокоста. В чем-то произведение Вильгельма Дихтера напоминает «Тяжелый песок» Анатолия Рыбакова, но скорее описанием выживания в гетто, чем общей идеей. Повествование ведется от первого лица. Герой – ребенок, который сколько помнит себя, помнит только то, как приходилось постоянно скрываться и терять близких родственников.

Автором представлена, если можно так выразиться, география притеснений еврейского населения Польши, о чем свидетельствуют даже названия разделов: при поляках, при русских, при немцах, при новой коммунистической власти.

Детство героя прошло под кроватью в Бориславе, как свидетельствует одна из глав книги, где он находился несколько месяцев подряд, получил впоследствии болезнь ног. Но и то считалось счастьем, что выжил.

Страшную картину рисует автор. Большая еврейская семья стремительно уменьшается, кто-то попадает в гетто, кто-то – в концлагерь. Отец мальчика во время войны умирает от туберкулеза. В конце войны мать снова выходит замуж и выжившая маленькая семья пытается зажить нормальной жизнью. В дом даже нанимают прислугу. Мальчик вспоминает, как мать залезает под кровать, чтобы показать прислуге, где пыль. Эта показательная деталь выявляет, как быстро вымывается плохое. С другой стороны, объясняет болезненную тягу к реалиям нормальной мирной жизни, когда люди, прошедшие тюрьмы, лагеря, тяжелейшие испытания, выходят не сломленными, а устойчивыми, активными, ценящими жизнь гораздо больше, чем те, кто подобных тягот никогда не испытывал.

Осознание ценности жизни к пережившим эти ужасы не пришло. Они прошли все круги ада и не поменяли своих взглядов на жизнь. Можно заставить прислугу залезть под кровать в поисках пыли, но не видеть грязь и кровь в душе.

Откуда же тогда такая жажда жизни в условиях, жизни совсем не способствующих? И почему и здесь надо следовать канонам, чтобы обречь ребенка на смерть только его принадлежностью к обрезанному племени?

Вся книга представляет набор каких-то сцен, увиденных глазами маленького героя. Действительность перемежается его снами, это такой чисто литературный прием.

В книге нет сквозного сюжета. Каждая сцена рисует какую-то одну деталь, как, например, гибель двоюродного брата. Долгожданный ребенок сестры матери героя, родившийся в начале войны, был очень надежно спрятан в русской семье. И все бы для него кончилось хорошо, если бы случайно не увидели, что он обрезанный по канонам иудейской традиции.

Традиции были превыше здравого смысла. Читая такую книгу, удивляешься, как вообще кто-то мог выжить. Так потом и говорили мальчику родственники – какое чудо, что ты выжил.

Сам же он, прочитав к тому времени Дэвида Копперфильда и сравнивая себя с этим героем, склонялся к тому, что выжил он не чудом, а благодаря случаю. Хотя объяснение разницы между чудом и случаем можно оставить апологетам антропного принципа в науке. В приложении к человеку физические закономерности выглядят циничными.

Сюжетного окончания в повествовании нет. Мать вносит в комнату горячие пончики. Естественно, подтекст этой сцены состоит в том, что жизнь продолжается. Тот, кто прочитает эту книгу, может быть несколько по-другому оценит этот факт. Потому что жизнь действительно продолжается. «Олух царя небесного» – это тот, кому повезло.