23.09.08
Лев МОСКОВКИН
Книга в
Москве
Беллетристика
в жанре ширпотреба: майор Пронин жив?!
Новый «майор
Пронин» – полковник госбезопасности Юрий Соломин
Адвокат
Астахов возродил майора Пронина. Получился полковник Соломин,
который стал генерал-майором (Павел Астахов. Шпион: Роман. – М.: Эксмо, 2008. 384 с., тир. 100 тыс. (Астахов.
Адвокатские романы).
Сюжет
выписан весьма лихо, книга при чтении захватывает внимание и почти на каждой
странице не оставляет желание узнать, что дальше. Автор – человек более чем
наблюдательный, да и словом владеет. Сценки из жизни нарисованы словами так,
что видишь их вживую. Например, как инспектора ДПС «регулируют»
движение в пробке. В текст романа вставлены такие нашумевшие элементы, как отравление
бывшего сотрудника КГБ полонием. И никто ничего понять не может.
Кто стоит
в центре сюжета, тоже непонятно. То это адвокат, фигура которого встроена в
текст в качестве alter ego автора. Местами – некая русская
девушка, выросшая в США. Сей изящный персонаж просвистел сквозь роман кометой –
и нет ее, улетела домой к папе. Потом опять и опять выплывает в центр внимания
полковник ФСБ.
Автор
настолько прекрасно владеет словом, что не имеет нужды заморачиваться
обилием персонажей, достаточно их связать родственными или дружественными узами
и расставить по постам в КГБ, МИДе, Академии наук. Эти
персонажи подобно актерам провинциального театра по очереди выходят на
авансцену, чтобы потрясти публику чем-то очень существенным с глубокими
историческими, психологическими, мифологическими корнями, чтобы потом выйти
совсем с другим столь же важным. И не надо ловить
автора на логических разрывах. Получается просто, как комбинация из трех пальцев,
и в то же время как-то весело, вся пьеса вовсе не выглядит провинциальной, это
скорее воскресный вечер юмора на одном из общедоступных всероссийских каналов,
настолько все динамично в целом и характерно в деталях. Так, например, TJ – главный
шпион и липовый поданный короля Норвегии, оказывается не столько
дистиллированным ирландцем, сколько потомком некоего знаменитого одессита. И совсем
неважно, для чего, с какой целью этот гений невидимого фронта совершает свои
подвиги в трагикомедии с переодеваниями.
У читателя
остается увесистое впечатление того, что он получил завершенную картину этого
самого невидимого фронта с вполне осязаемыми элементами – отношений «конторы» и
ментуры, зависимость второй от первой в третировании
населения, аналогичная зависимость на международной арене Норвегии от «старшего
брата» Великобритании, и т.д., и т.п.
Но вот что
неожиданно и любопытно. Автор Астахов, как и положено опытному в человеческих
отношениях адвокату, убедительно показывает механизм возникновения на чистом
энтузиазме того, что «обычный читатель» воспринимает в форме заговора.
Заговоры у
нас невозможны, любая вполне грамотно выстроенная цепочка рвется из-за
неизбежных случайностей на втором-третьем шаге. Но есть такая могучая вещь, как
набор мотиваций действующих персонажей. Но этом
спектре человеческих чувств можно играть, как на рояле. Набор, в общем,
известный – покрасоваться перед людьми вообще или конкретно перед красивой
женщиной. Либо выпить водки в одиночестве, пусть даже с полонием. Устроить спектакль
с задержанием до зубов вооруженными мужиками упомянутой женщины. Или напихать везде
прослушки и потом упиваться тем, что говорят между
собой сотрудники физического института. Сделать из обнищавших ученых предателей
и засадить на долгие срока за продажу созданного ими в засекреченное советское
время достояния Родины. И это вместо того, чтобы дать возможность им создавать
что-то новое, если уж России они действительно нужны.
Позиция
автора остается как-то за кадром. А читатель может выбирать по себе, кто шпион
и кто разведчик, где геройство и где предательство, чекистам делать не хрена и
они опупели от своих возможностей или без них бы страна вовсе развалилась,
потому что за нами догляд нужен, иначе мы и вовсе распоясаемся.
Тираж «Шпиона»
воистину советский – сто тысяч, казалось, теперь такого не бывает. Даже Улицкая,
кумир постсоветсткой интеллигенции, удостоилась 25 тысяч
в издании новых произведений. А так обычно бывает от одной тысячи до пяти.