Татьяна Щипкова. Женский портрет в тюремном интерьере. Записки православной. – М.: ИНДРИК, 2011. – 192 с. Рекомендовано к публикации Издательским советом РПЦ. Рекомендовано для библиотек женских исправительных колоний ФСИН России.

 

11.01.13 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Христианство как вера и как истина

Только усталый достоин молиться богам

Н.Гумилев

«В начале 70-х годов я с тоской озиралась вокруг, ища братьев по духу, а находила только единомышленников в отрицании системы» – написала Татьяна Щипкова в своей книге «Женский портрет в тюремном интерьере. Записки православной» (М.: ИНДРИК, 2011. – 192 с. Рекомендовано к публикации Издательским советом РПЦ. Рекомендовано для библиотек женских исправительных колоний ФСИН России).

Лингвист, кандидат филологических наук Татьяна Николаевна Щипкова (1930-2009) была осуждена за пропаганду православия. Находилась в заключении с 1980 по 1983 годы (Уссурийская исправительная колония номер 267/10). Книга воспоминаний написана в 1985-1987 годах. По свидетельству внука автора, парламентского корреспондента Филиппа Щипкова, текст практически не требовал правки или редактуры. Однако издать книгу в то время, когда она была актуальна, оказалось невозможным.

Мне как человеку с богатым советским прошлым существа пятого сорта воспоминания православной показались интересными вне времени. Слишком быстро и часто у нас все меняется, а люди живут и опыт их бесценен.

Чем-то «Женский портрет в тюремном интерьере» Щипковой по точности отражения тонких наблюдений напоминает «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург. Тюремный опыт разрушает стереотипы. Приведены сценарии поведения и это похоже на «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. Читатель может выбрать сам, что для него важней в тексте: характеристика времени, философское отношение к нему или представленный автором алгоритм выживания в навязанных условиях.

Разница в форматах и форме. Книга Щипковой издана на высоком уровне качества и даже как-то изысканно, отражая православную идею в отношении к мученичеству.

Есть параллелизм нашей прошлой жизни, позволяющий видеть те же советские реалии в разных ракурсах. Т.Щипкова получила Новый завет по наследству от бабушки в конце 60-х годов. Стала приносить его в студенческую аудиторию, а позднее диктовать студентам отрывки из Нагорной проповеди. «Потребовалось еще немного времени, чтобы я осознала себя верующей» – вот тут автор обозначила точку фуркации, выбора личной судьбы.

В то же время в конце 60-х мне беспрепятственно выдали Новый завет в библиотеке Новосибирского университета, где я год с упоением учился генетике. Позже сибирская свобода позволила Татьяне Паулан сделать на Новосибирском ТВ передачу об Александре Галиче.

Интерес к религии и ее истории был огромный. Он с успехом удовлетворялся книжечками издательства «Наука» о находках пещер Мертвого моря, фактах существования общины ессеев (терапевтов). В Спасо-Андрониковом монастыре читались блестящие лекции по истории православия, православной архитектуры, внутреннего и внешнего устройства храма. Особо продвинутые упивались выступлениями Александра Меня. Подписаться на собрание его трудов не составляло труда. Специалисты в ответ на вопросы о достоверности исторической вставки романа «Мастер и Маргарита» называли доктора Булгакова «пятым евангелистом».

Зачем на этом фоне общего подъема надо было преследовать людей и бросать в бесчеловечные условия? Для эксперимента, как будут выживать, или в этом было нечто большее? Исторический факт остается таковым. Это было время активного строительства резидентуры в будущее. Власть сама создавала альтернативу себе.

Т.Щипкова отметила все общие основные вехи становления антисоветского человека. Джордж Оруэлл в самиздате – очевидно, имеется в виду «1984». Роман на самом деле не об СССР, а об Англии. Там он до сих пор актуален, судя по ремейкам. Для нас более актуально сейчас эссе Оруэлла «Прощай, Каталония!»

Этап нашего общего прошлого – ночные слушания «Би-би-си» сквозь рев глушилок. Из них узнавали о Хельсинкской группе, о Комитете защиты верующих. Затем – «Радиостанция «Свобода» с песнями Александра Галича.

От депутатов Думы мы услышали, как Пятое управление КГБ СССР строило работу с диссидентами, возвышая их в роли носителей национальной идеи. Распечатки бюллетеней МХГ Людмилы Алексеевой появлялись в уголках Союза со скоростью, догоняющей газету «Правда».

Как и сейчас, дефицит доверия к официальным СМИ с успехом восполнялся двойственностью сознания, материализованной в запретах.

В то же время Татьяна Щипкова на зоне была в положении зечки не совсем обычной. Коммунистическая религия не состоялась. Пошел вал суеверий. Власти над душами взалкали проходимцы. После десятков лет уничтожения духовенства и дискредитации церкви власть имущие схватились за православие, как утопающий за соломинку.

«Когда я шла в зону, я думала найти там только людей уголовного мира, преступниц в полном смысле слова. Я считала, вместе с большинством нашего населения, что тот, кто там сидит, сидит за дело. Логика моя была проста: они совершили преступление, что с ними церемониться? Им должно быть плохо, и чем хуже, тем полезнее: будут знать, как грабить. О том, что эти люди имеют права, что лишение свободы еще не есть лишение всех прав человеческих и гражданских, я догадалась уже там. Я увидела продуманную и одновременно стихийную систему мер для расчеловечивания человека, для ежедневного, ежечасного унижения человеческого достоинства, для уничтожения в человеке всех основ личности: родственных и семейных связей, различения добра и зла, самоуважения. В конце XX века человек вдруг видит себя рабом, не в переносном, а в прямом смысле – принадлежащим к касте рабов, к касте презираемой, печать которой остается на нем до смерти» – миссия лингвиста Татьяны Щипковой состояла в описании своих наблюдений.

Все это верно и скверно. Но это лишь часть правды. Она в том, что нет жесткой принципиальной разницы между тюрьмой и волей, коммунистическим прошлым и православным настоящим. Кто-то ухитрялся ловить счастливые минуты в ГУЛАГе, как Лев Разгон. Население в целом от всемирной олигархизации национальных элит проиграло, впало в нищету и чувствует себя обманутым. В России разжиревшие мафиози покупают себе санаторный режим тюремной жизни. Не надо думать, что Сталин первый в истории разрушал церковь или языкознание. Во время войны он вернул священников и люди целовали их следы. Для моей семьи столкновение с машиной РПЦ принесло трагедию. Священники наряду с ювеналкой вносят посильный вклад в разрушение института семьи и бессовестно наследуют квартиры охмуренных старушек. Иерархи делают вид, что не знают.

Судьбу Татьяны Щипковой не хотелось бы связывать с тем, что получилось. Важнее светлая память тех, кто как она выбрал путь истинного служения, путь к национальной идее, единству народа. Выбрал так, как понимал свою миссию-предназначение. Если мне потребуется священник, я пойду к Александру Борисову в церковь Косьмы и Дамиана, последователю Меня и Тимофеева-Ресовского. Раз в год весной он поминает специальной службой замученных генетиков. А мы все воюем с друзьями и делим с родственниками.

Светлая память мученикам за идею.

Hosted by uCoz