06.02.85-24.08.93 ДРОВА С КОТЕНКОМ, или ЛЮБОВЬ ЖЕНЩИНЫ

Текст был напечатан с ошибками и пропусками на старенькой «Москве» и как выяснилось, довольно давно, иносказательно описывая через котенка собственное мужское положение в мире женской агрессивности - если и когда благодаря очередному душевному просветлению воспринимаешь его не столь черно. Согласно по-женски неверной памяти текст оценивался как единственное собственное литературное произведение в череде эволюционно-философских эссе и текстов про выставки собак и стрижки пуделей. И потому он был мне дорог и все та же память возвращалась к нему не раз.

Вернулся же я к собственному олицетворению литературности уже в другую эпоху - компьютеров и развязного секса на обложках. Теперь, как нас уверяют, все можно купить. Даже трудно представить, что когда-то толпы неудовлетворенных неприкаянно ловили неназванные лучики того, что теперь называется сексом, в самых случайных местах и положениях - то в курилке Ленинской библиотеки, то в казенщине районной поликлиники, то у прилавков с книжками. Ведь уже вот скоро почти десять лет прошло. Провертелись не одна, а несколько эпох, чтобы не дай Бог человек не научился очередным правилам Игры и не выиграл бы у невежества; выплеснув гротескное невежество в морду горожанам на перекрестки и в переходы и используя тело Страны как в руководстве по сексу с картой расположения эрогенных зон, та сила обобществленного инстинкта, которая прежде ассоциировалась то с КПСС, то с ее КГБ, то вообще с достаточно абстрактными большевиками-комуняками - развлекается с ней, как сутенер с необходимой ему «дамой» - не просто для заработка, но в удовлетворение мелко-садистского и псевдомужского. Разумеется, и для заработка тоже. Основа успеха глобально-разнузданного секса - принцип контраста: что было как бы навечно запрещено - теперь как бы можно, от еврейской культуры и как бы выезда до бл... т.е. простите любви, т.е. конечно же точнее - секса и покупки жилья. А Любовь, без которой я кажется не выживу - она оставлена нам как и прежде - вот теперь это называется к Б-гу. Чем это приличней голубизны или лесбиянства и как описать все это, особенно если описать есть что, есть чем и очень хочется? - иначе зачем вообще сидеть здесь и глотать пыль из-под колес Истории, достаточно ядовитую для незатейливых умов? Ведь эта страна не для простоты жизни и ее естественных удовольствий.

Чтобы не ругать Ельцина - заложника инстинкта, так глупо не погибшего вовремя на острие тогда еще вполне красочно-театральной карьеры, или петрушку-Горбачева, пропустившего собственное счастье забвения (только при нем было возможно обессмертить себя адекватностью гуманистического выбора в развилке исторического пути) - оказалось возможно взять из прошлого любой текст и перепечатать его на IBM с исправлением прошлых опечаток. Что я и сделал с удовольствием, используя возможности персоналки, наворотив в придаточных предложения все, что было с необходимостью пропущено в прошлой жизни. Я не стеснялся сложности еще и потому, что знаю за собой грех - проглатывать в тексте промежуточные посылки и, вспоминая потом вынужденного собеседника, сочувствуя ему - что же могло остаться в памяти, если почти половина просто не произнесена и логика нарушена необратимо?

* * *

Как сейчас помню - сколько людей было введено в заблуждение названием романа Богумила Райнова «Только для мужчин». Какого эффекта ожидали по достижении промежуточной цели - обладания телом книги как вместилища текста - те, кто рвался сквозь стену по-сталинградски непримиримых спин (вот это более прямой секс, если больше нечем и глупо искать замену книгой) к прилавку отдела художественной прозы «Дома книги» на Калининском - «Больше двух в одни руки не давать!» - после того, как придя домой этаким по-кобелиному обладателем и сладострастно щурясь сначала предвкушая-медленно разоблачив обложку, а в конце чисто духовного позыва (ну лишь чуть-чуть физиологического) лихорадочно листая одухотворенно-опустошенные страницы и - не найдут ничего... Чего «ничего»? А что может или должно быть - серо-социалистическое дублирование красочного «Play-boy»? Но ведь действительно в названии нет ошибки - это прекрасный роман и действительно только для мужчин - женщинам будет несколько скучновато: нет там ничего именно о любви - нет чувств, но зато с превеликим избытком - чисто мужского острого желания найти себя в этом мире, включая недоступные женскому пониманию грезы и вполне реальные находки.

Мне кажется, я написал именно о любви и действительно о любви женщины - ибо в нашей пьесе играют все чувства, включая, разумеется, неестественное для мужчин самопожертвование почти без самолюбования. Но тем, кто ждет красочного описания феерических ощущений женщины в тот момент, когда в ее половом аппарате сладострастно безумствует жизнеутверждающая противоположнополая плоть, тем

- психически и сексуально уравновешенным - настоятельно не рекомендую тратить свое драгоценное внимание на исписанные мною страницы - скорее выбросить их в мусоропровод или передать очередному steppen wolf, ибо нет в них и намека на то самое главное, что безусловно более всего другого волнует человечество. Однако не следует думать, что наша героиня чужда «земного» и ей свойственно исключительно «возвышенное» (способность к «возвышенному» - суть способность, нагромождая с изящной небрежностью слова и образы, тщательно избегать непосредственного контакта с источником наслаждения, либо балансируя на «ах!» публики в состоянии неустойчивого равновесия в изящно как бы незамеченной опасной близости пресловутого источника; либо вообще противоположный вариант - высокое искусство бесконечно удаляясь в якобы духовное, не терять при этом чувственного контакта все с тем же источником) - конечно, наша героиня, надо думать, физически и психически здоровая темпераментная женщина - просто мне, как человеку пишущему (точнее пописывающему), крайне импонирует такое правило игры в писателя (в художника): судить о личности исключительно по внешним, как бы и неважным и уж тем более - неглавным, а часто и вовсе и несущественным ее проявлениям - конечно, здесь играет, уж не знаю в каком члене моего организма: «Истинному художнику все равно что описывать»... Важно - как. И чем.

И вот, поскольку женщина эта волею судьбы в определенный период моей жизни влияла на нее своими капризами более других, вызвала мой неподдельный интерес к тому, что пренебрежительно назвав капризами, я опять же по-кобелиному пытаюсь представить себя распорядителем собственной судьбы вопреки очевидной фатальной зависимости современного мужчины от вечно-женского начала. Будучи неволен в поступках и лишен Жизнью самого права на то, что может быть названо Поступком, и посудив указанным образом о нашей героине, я пришел к выводу, что единственное яркое чувство, пронизывающее ее личную жизнь - это именно любовь

- яркая, красочная, монохроматически чистая в каждой из многочисленных граней и многогранная в чувственных оттенках общего нераздельного потока инстинктивной экспрессии, великая любовь-оборотень: то бескомпромиссное самопожертвование - для такой самовлюбленной женской личности - личный подвиг, то последовательная и полноценная ненависть; то обволакивающая ласка - то педантичное изуверство; то чувственная жадность - то великодушное презрение; но никогда - безразличие души.

Судить тебе, мой неназванный, а может быть - и несуществующий читатель - ибо в этой больной стране, отравленной многообразием возможностей извержения сексуального начала из мятущейся человеческой души, множество пишущих превышает множество читающих - правильно ли я оценил внешнюю сторону описываемой души, внеся измочаленное и вечное слово в пустующую графу небрежной рекурсии инсинуаций...

Итак, жила-была дама. Не первой молодости и даже не бальзаковской немолодости (которая у нас тоже слывет все еще далеко не зрелостью, оставляя за собеседником возможность покровительственного превосходства), но и не так, чтобы впереди уже все было пусто или черно и ничего не ожидалось - скорее наоборот, освободившись от моральных пут так называемого цветущего возраста, когда все и ты сам смотришь на себя (его организм) как на дойную корову - то есть производителя во всех непостижимых смыслах этого слова; а также слегка притушив естественным образом, и как красиво! - но упаси боже не совсем - чудесно-назойливый ювенильный пожар плоти, пожар, в котором горит все, но за всю историю человечества пока еще ничего не сгорело; итак, освободившись от некоторых сладких, но увы, несколько оскопляющих чугунных буферов живого пульса жизненной фантазии, наша дама имела bone chance истратить как это пошло говорится остаток жизни на прихотливое удовлетворение свободного полета творческой агрессивности, творческой в смысле изощренного творения собственной личности - ведь если себя не творить сознательно, то слишком многим рискуешь.

Так, стоп читатель - если у тебя что-нибудь затекло-занемело от чрезмерно пристального внимания к щедрой рукой блудливого сеятеля рендомизировано рассыпанным по бумаге буквам и ты хочешь переменить позу на менее неудобную, с единственной целью - найти в последующих строчках совершенно неведомый способ убийства времени, который называется человеческой жизнью - так вот этого тоже не будет. Отнюдь - наша героиня не смогла придумать ничего нетривиального, и даже не подозревает о том, что в ненавязчивом выборе жизненных удовольствий идет на поводу у начала мужского! Хотя, конечно, фотография для женщины и не старой девы - одно из ее многочисленных увлечений - не столь уж часта, но и здесь, как впрочем и во всем другом, она не достигла оттенка предвзятого профессионализма, столь характерного для мужчин, даже не усмотрела такой задачи - истинно полноценной женщине важен результат, но вовсе не сам по себе запутывающий процесс поиска фонтана наслаждений в безразмерной ночной рубашке желания. Читатель, может быть я тебя совсем одурачил - кого же в конце концов я хочу описать? И если действительно хочу что-то описывать, то почему я этого не делаю, а хожу по веренице слов, как ученый кот по златой цепи - кругами? Внутри себя я это точно знаю и именно мужская леность нежелания облечь мысли в слова

- вот что обижает мужское же достоинство очередной инвалидностью... Но мне кажется, что описать свойства личности, которая явилась в мир не с единственной сильной доминантой - генетически наследить в нем (что естественно для всего живого, кроме человека) и не эпатировать тот же мир своим разнузданным присутствием, как это делают так называемые гении человечества во имя личной известности - то есть самую здоровую, нормальную во всех отношениях, цветущую пестро-пегую личность нарисовать словами почти невозможно - да и сам такой человек ставит единственной генеральной стратегией собственного существования перманентное тщательное запутывание собственного разума в первозданных джунглях исключительно собственных желаний.

По вышеуказанной причине я опишу и причем весьма кратко, лишь один конкретный и несущественный эпизод из жизни некой дамы - эпи-зад нашей героини, который и так длился чересчур долго для эпизода - полгода, и тем и хорош в копи-магии человека изображении чувств словами на листе бумаги, что он был один из наиболее несущественных. И кончился ничем.

А дело было так. В один из ненастных дней, противных искрящемуся разуму не столь погодой, сколь ненастных в самой сути своей, когда не только атмосферные явления, но и первобытные силы души протестуют против по-кобелиному конкретного и физиологично-счастливого комфортного довольства с его непринужденностью в пользу навязанной одухотворенности творческой тьмы чисто женского, императивно требуя сладкой тоски с пустотой падения в катарсис, сладкого именно ее необратимой непоправимостью - именно в таком состоянии ошалевшая от поглощающей любви женщина способна (и если да - то скорее это случится непосредственно перед менструацией и тем быстрее женское тело бессмысленно заладит просить прощения после ее завершения) инстинктивно оскопить единственно любимое тело от незаменимо мужского начала и непостижимо для него, вытеснить его обратно в пустоту Космоса из постели, из жилплощади, из Жизни - наша дама - а она слыла сильной личностью, всегда (ну почти всегда) жила одиноко, привычно отправляя собственное чисто женское сама самое и что характерно совершенно самостоятельно уверенно, даже как-то некстати в контексте по-мужски профессионально в независимо-пустой постели, - направила свои стопы по жизни дня из начальной точки собственной социальной норы (точнее, прочь именно от очередной неоплодотворенной даже духовностью тьмы ночи - пустоты постели - оскорбляющим естество символом женской независимости), которая в этой отдельно взятой стране зовется жилплощадью и это всем ее жителям глубоко понятно, по делам - если бы мы описывали просто человека или, например, собачку, уместно было бы прибавить - по своим собачьим делам - ибо цель похода была важна примитивной прямолинейной важностью (что-то вроде визита к парикмахеру или к гинекологу), но только для дамы истинная цель каждого ее шага по облагораживаемой этим шагом Земле остается нарочито и деловито непрозрачной, тем более для выбранных ее темпераментом «случайных» спутников по жизни. И ничего бы не произошло, если бы произошло то намеченное, однако жизнь с утра дала трещину, что часто бывает в юго-восточной половине циклона, и - был дамой замечен, а точнее просто услышан, некий писк, испускаемый в пространство поленницей лежалых, давно уже темно-жемчужного окраса, дров. Писки более походили на сигнал SOS, что саднило настороженную душу на все лишнее между черно-белыми декорациями слякотной действительности. Итак, дрова попискивали, а дама вдруг подумала: «а может быть это котенок?» - так невзначай приходят сладкие мысли о малыше, если девочке уже хочется ее природой быть мамой, а проклятой менструации как всегда не дождешься...

В переводе на язык человека или собачки подобная метаморфоза поведения означает окончательное осознание бесцельности дальнейшего конкретного, что же касается дамы - то она в принципе давно уже подумывала завести живность, и кошка - это оптимальный вариант по соотношению степени душевного тепла и уровня утомительности - вот уж действительно не замуж же выходить для этой цели! Мужчина в качестве поливалентного инструмента всевозможных услаждений - это естественно, но перманентные грязные носки как непременное следствие лиловой печатки в паспорте - бррр... (Последняя неопровержимая логическая посылка предназначена, как читатель очевидно и самостоятельно догадался, для сугубо публичного применения).

Кроме того, наша героиня уже ходила замуж, и притом в возрасте, более склонном принимать неудобства быта за сексуальные удовольствия, так что даже и не стоило портить впечатления - и не уговаривайте. Дрова неестественно мяучат, желание завести котенка оформляется подробностями монотонно-стремительно по мере затуманивания несостоявшегося гинеколога или парикмахера, шаги вдоль магистрального жизненного пути уже замедлились, однако окончательный поворот к дровам пока не состоялся - действительное чудачество поворота жизни (дано отнюдь не каждому-всякому), а не только мысли (доступной почти любому), еще впереди. Дело в том, что при давно зревшем решении неутомительного нарушения облигатного одиночества старт этого события мыслился, мягко говоря, несколько иначе - высоко зарегулированным и разумеется с гарантировано «хорошей родословной» - как пишут в рекламных объявлениях, но никто не знает что такое плохая родословная и чем одно отличается от другого. Искрой в сознании, окончательно затмившей иллюзию разумности женского поступка, явилось побуждение, отражающее иллюзию случайности кардинальных событий жизненного пути, то есть инстинкт, заставляющий нас, мужчин, всю нашу жизнь переделывать в наших постоянных спутниц женщин-поденок из ручейка удовольствия, наперекор чистой логике необходимой достаточности исключительно удовольствия сиюминутного (так обуздываем мы женской властью мужское, чтобы «весь остаток жизни» потом по-женски восставать и садистски бороться с продуктом самооскопления). Разум и породистость отлетели как шелуха, утвердились слякотное ненастье души в рутине будней и по свойственному женской душе контрасту - его величество Случай как отрицание самовыбранной обыденности. Котенок, как ему казалось, оглушительно вопил на всю вселенную, то есть тихонечко попискивал в соответствии с остатками в нем пока еще бесполого (счастливый!) жизненного начала, если только это был действительно котенок, а не носитель синдрома «крика мяу» в соседнем обшарпанном подъезде у очередной обманутой советскими врачами новоиспеченной матери, и в конце концов, по-видимому должен был бы подохнуть естественным образом (боже

- оно могло быть счастливо дважды!), если бы в его жизни капризность престижного гинеколога (дался же мне этот гинеколог, в самом деле!) или парикмахера, или еще кого-то - для чего нужен даме мужчина, но не в качестве источника наслаждения типа анатомически удобного пьедестала для полового члена, а наоборот

- инструмента достижения цели, вроде самого члена или его протеза. Конечно, помочь котенку никто не собирался - не было просто таких прохожих в это время в данном месте - помочь ему конечно надо, помогать всегда надо, надо обязательно, проходить мимо - неправильно, люди все проходят мимо, кроме меня (кроме - никого, но не буду же я, автор, как непрошеный свидетель, оскорблять образ Дамы в лучших его штрихах). Спектр потенциальных неудобств - грязь, блохи, детские болезни и в перспективе - испорченный ковер - оптимально оттеняют... фу, не туда, поскорее вывинтить мысль из болота расчетливости - чистое великодушие должно смотреться безграничным: а вдруг это вообще не котенок в дровах, а больной ребенок вкупе с заблудившимся обманчивым эхом, столь же чья-то собственность, сколь и сугубо личное неразделимое горе, которым невозможно воспользоваться в личных целях - чем-то надо заняться сегодня, нельзя же выглядеть праздной при столь деловом настрое с утра!

Все оказалось, как и реально бывает в естественном ходе событий жизни: и проще, и сложнее - то есть трудности были, но совсем не те, какие можно было бы изощренно планировать. Да, это был котенок, и даже не очень грязный, и очень маленький - не настолько, чтобы он мог радовать или огорчать хрупким продолжением собственного существования исключительно только одну родившую его собственную маму, но, конечно же очевидно нежизнеспособный в отсутствии посторонней помощи; довольно хорошенький (хотя и не оставляющий сомнений потомственный «дворянин» - серенький в полосочку, то что теперь на выставках называется «екаша» - европейская короткошерстная); да довольно хорошенький - если бы не совершенно заплывший правый глаз - та его часть, что была доступна миру, была не глазом - маленьким отвратительно-сизоватым бельмом, все остальное, включая часть кошачьего лица (мы сказали бы - морды - если бы среди действующих лиц не было бы дамы, но воздержимся, тем более что действует собственно она одна, как и предначертано женщине в статистически-мужском мире) было просто одной сплошной гноящейся коростой. Однако все это выяснилось несколько позже, так как выудить обессилевшее и даже неспособное дрожать от страха существо из дров оказалось немалой проблемой для высокоинтеллектуализированной женщины, и наша заглавная героиня порядком вывозила подол и левый рукав - чуть выше локтя. Хорошо еще что «кстати» случившийся гвоздь или его последствия на правом рукаве не были замечены сразу - там наличествовал даже не гвоздь, а ржавая мумия того, что в прошлом им гордо именовалось, чьи останки не вынесли контакта с канонически эфемерным фантиком женщины (это чтобы читатель не забыл, что автор - мужчина), и не принесли «особо тяжких», однако импотентность несостоявшегося гвоздя не помешала выпорхнуть непристойному слову с чуть-чуть пухловатых губ, впрочем, вполне профессионально-непринужденно его в воздух нарисовавших - наша дама была даже в описываемый момент столь утонченной, что не могла обходиться без необходимой доли раскованности, тем более моменту соответствующей: понятие «непристойный» весьма относительно - непристойное слово вполне приличествует и прекрасно вписывается в моментальное изображение человека, одетого как на званый ужин на фоне мокрых дров и в следующей позе: прекрасных статей зад, чудесно обрисованный грамотно сконструированным наслоением одежд, - вверх, кажется - торчком в зенит; ноги расставлены, но не на ширину плеч времен пионерского детства со смутным воспоминанием о замученной целомудренности утренней линейки, а именно расставлены до треска в белье (которое тоже еще может понадобиться сегодня и причем целым хотя бы сначала, потом все равно надо будет сменить) и в костях - что таить - уже немолодых!; правая рука

- вверх в сторону и немного назад, цепляясь за невидимую и вполне осмысленно-садистски ускользающую штакетину забора (заметим, что именно в эту штакетину и был вбит гвоздь в те времена, когда он был гвоздем - вобравшая воспоминания о пробивающей стали гвоздя штакетина в прошлой жизни играла роль наличника в деревянном доме, застрахованном от пожара в 1888 году «Товариществомъ «Саламандра», и собственно тогда гвоздь и начал свою карьеру все в той же вечно мужской и неизменной роли - твердостью собственной стали поддерживая металлическую табличку с надписью: «Страховое товарищество «Саламандра» 1888 годъ» - чуть выше слухового окна на фронтоне. Однако пожара не случилось, дом с табличкой и сама она закончили свое существование совершенно бесславно и без последствий в памяти людей, но именно благодаря отсутствию пожара наличник сыграл свою явно последнюю роль - вместе со своими столь же случайными сестрами поддерживать последнюю градацию энтропии в стохастической куче дров, более соответствующей эпохе, чем дома с табличками и резными наличниками, созданными мастером сознательно и для определенной цели. Однако вернемся к нашим баранам, сиречь - к нашей даме - последняя действующая часть ее тела, последняя в последовательности описания автором, но по значению - первая, протянутая вперед рука, внутрь поленницы, с перспективой окончательно ободрать лак на ногтях; голова при этом бессильно и глупо мотается в неприятной и даже опасной близости от суковатых, совершенно без излишней философии зазывно-занозистых поленьев в тщетной надежде не только руководить всеми остальными частями тела, но и что-нибудь при этом контролировать зрением. Впрочем, на то она и голова и это ее проблемы, независимо, по женски - или по мужски устроены остальные части тела. К счастью, несостоявшийся хищник, я бы сказал - скорее пародия на него, оказался до такой степени слаб, что физически не мог уже ползти дальше вглубь и тем более задом, поэтому удалось уцепить его за правую переднюю лапу. Дальнейшее было бы чистой техникой, если бы не боязнь изувечить то, что гордо называется лапой а по сути истонченная копия оной, но кот не особенно упирался - только от ужаса стал стонать тише и несколько регулярней.

Принести его домой было также несложно - испортить что-либо в собственном туалете было уже очевидно невозможно и возможно просто прижать живое тепло к груди - конечно к левой, чуть более чувствительной - из числа тех очаровательных особенностей организма, которые собственно и составляют значительную долю женской любви - или называются людьми так, их обнаруживает в себе каждая женщина при... - опять же из деликатности умолчим о событиях, сопровождающих подобные великие открытия Человека из числа когда-либо совершенных на Земле. Уже дома глаз был промыт альбуцидом - отчаянные вопли и шипенье - даже непонятно, откуда столько адреналина в столь мелком теле, где организм присутствует почти незримо, но телосложение заменено теловычетанием в иллюстрацию имевшей хождение прибаутки, а кроме адреналина, там есть и когти! Еще неожиданная трудность

- животное, эта несостоявшаяся пародия хищника - казалось не просто забыло, а вообще не подозревало о существовании важнейшего атрибута Жизни - питания! Однако, как гласит любимая приговорка чувственной натуры, стоящей в основе цели нашего ненавязчиво развивающегося повествования: «Все когда-то приходится делать впервые» (имеется в виду, что лет за семьдесят привыкаешь). Даже ковер оказался сейчас и остался впоследствии нетронутым - сперва нарушить чистоту его девственности было физически нечем, а впоследствии в коте проклюнулся неожиданно удивительно трезвый и покладистый разум - что неохотно объяснялось в значительной степени тривиальной ленью. На третий день новой жизни оба глаза были уже совершенно идентичными и даже шерсть меньше торчала, не напоминая более нездоровье вышеописанного разномастного забора, хотя пока и не блестела. Надо сказать, что заблестела она только через два месяца, когда биологически недалекой хозяйке намекнул более примитивный и уже тем практичный ее сосед, что не худо бы прогнать из кота зоопарк паразитов. Но уж после импортного американского комбактрина ТМ кот стал расти как на дрожжах и фантастически лениветь, то есть постепенно входил в тот образ, ради которого его хозяйка порвала и испачкала свое платье (почетные боевые шрамы - на женский лад) - в беседу удачно врисовывался огромный лоснящийся, глубокого коричневого цвета квазихищник с чуть заметным белесым пятном на горле. Демонстрация кота сопровождалась отработанным заранее и в одиночестве небрежным жестом, между третьей и четвертой затяжками Winston,а (дама курила мало, но красиво), а как раз на седьмую приходился показ дырки от гвоздя на правом рукаве тщательно вычищенного и даже слегка надушенного, но как бы случайно пока еще не зашитого платья.

К несчастью, полный образ не получился, и не совсем по вине автора - до некоторой степени за неполноту описания дамы ответственно несколько своеобразное с ее стороны отношение к половым инстинктам, в данном конкретном случае - бедного животного: как и пресловутая графиня, она считала, что головная боль может случиться только у нее, но никак не у дворовой девушки и уж тем более - у ее собачки. Факт остается фактом - реально мучительные трудности посыпались именно тогда, когда животное окончательно выздоровело и окрепло, набрав вес - может быть, кот тоже явился в мир тем своеобразным носителем типичного по Эпохе заболевания, от которого страдают скорее окружающие, чем сам носитель: вроде комплекса полноценности - иначе говоря, хищник проявил склонность к агрессии вовсе не как хищник - хищник в нем был ленив до самозабвения; он был просто ярким пассионарием генетического толка, очерченный Львом Гумилевым тип, но не на двух ногах, а на четырех лапах и с хвостом. Скажешь, читатель: не бывает? Значит, в твоих жилах тоже течет графская кровь непонимания чужой простоты и ее сложностей. Тот же сосед советовал кастрировать несчастное животное; несмотря на всю разумность советов человека прагматического, воспротивились разумности остатки иудейской крови в жилах женщины, да и какой интеллигент теперь, когда можно и даже почетно, без иудейской крови! Но - одно дело грубое хирургическое вмешательство, и совсем другое... Иными словами, специальное лицензионное средство из тогда еще благополучной Югославии было доставлено одним знакомым кинодеятелем и его - средство, естественно (если бы кинодеятеля можно было столь же технологично использовать) - по специальной схеме подмешивали в кошачью еду. Кот стал еще ленивее, хотя иногда сквозь скуку проступали слабые черты беспокойства, и несколько странного толка - впрочем, только одна хозяйка это и замечала. Гораздо важнее то, что кота совершенно противоположным каноническому приняли мыши - как-то по-приятельски. Надо заметить, что питомец немало подвел свою благодетельницу проявив себя хоть этим как мужчина, который не только гвоздя не мо-, но и мышей не ло-» и немалым же образом смутив ее планы

- давно лелеемая мечта переселиться в пределы Садового кольца имела лишь одно препятствие, все остальные в данном варианте обмена были тщательно оговорены - наличие телефона и отсутствие клопов, тараканов любой масти, муравьев и дрозофил. Может быть, с введением контрабандного средства в котином организме выработался мышиный аттрактант? Вот ведь что играет выбором приятелей по Жизни - не тело, но его запахи! Однако мыши, жилплощадь, центр, телефон, аттрактанты и кинодеятель сам по себе - это как говорится уже совсем другая история. Поскольку мы соблюдаем правила игры - не будем и впредь касаться существенных жизненных событий и не будем говорить о переселении, упомянем только, что по мелочам даму ее партнеры по обмену не обманули - как не обещали заплатить за газ при выезде - так и оказалось - не уплачено за последние семь месяцев, как не обещали отсутствие мышей - так и оставили их на добрую о себе память. Что же касается специально оговоренной живности - ее и вправду не оказалось. Я думаю, проницательный читатель, имея в виду мои словоблудливые маневры, уже понял - более мне сказать нечего, иначе что бы это я забыл не только о героине, но даже и о хвостатом средстве описания ее образа. Дело в том, что кошачья эпопея кончилась именно так, как кончается любое художественное произведение «для избранного и искушенного» потребителя искусства - а кто еще будет читать что-то, не имеющее выраженного конца на теле повествования? То есть попросту ничем для никто. Обычно за «искушенностью» скрывается банальное неумение рисовать - недозаставили в детстве капризное чадо обожающие родители, а художника

- обещали; и зачем изматывающие игры в творческое озарение, если известно по крайней мере тебе самому, как ты велик как Автор - можно слегка побрызгать на бумагу случайной поллюцией - и раскланяться к публике, не переживая за кропотливую критику по сути, за которой стоит не прямолинейно-сексуальное желание ущемить того, которому удалось, а: либо примитивно ленивая причина недостатка информации, либо бесталанная причина недостатка изобразительных средств, либо искреннее нежелание подлинного шабашника на художественной ниве карабкаться в непознанные глубины человеческой психики и мотивации нетривиальных поступков, браться за описание которых приходится по чисто финансовым соображениям. Бывает, приемом «отсутствия конца» пользуется и настоящий художник - чтобы просто на всякий случай не испортить то, что безусловно удалось и так. К настоящей повести данный мотив не имеет отношения - конца то ли не было, то ли он где-то потерялся - у меня осталось такое странное чувство, что кот не просто как-то сам собой утратился из судьбы нашей дамы, как будто Планида имеет еще и инструмент коррекции - ластик стирания концов; нет, было нечто иное - что-то действительно было размывающее или искажающее тщательно отработанный образ, обостренное восприятие даже подозревает нечто порочаще-противоположное версии причины пересечения судеб котенка и женщины - но читатель не должен забывать: за отсутствием информации все это - мои досужие домыслы, зыбко базирующиеся на штрихах поведения, сопутствующего исцеляющему заболеванию забывания, - сама Планида не столь планомерна в будущем, сколь педантична Женщина в изобразительном планировании прошлого - точнее, его памяти. Я знаю только, что после переезда в центр города дама вскоре отправилась в горы, посему читателю вольно отнести отсутствие конца моей повести к любой из трех приведенных выше писательских инвалидностей - или ко всем трем сразу.

Остается вечный риторический сакраментально-красивый вопрос в стиле Джона Апдайка - любила она его или просто пристегнула красивую шкурку к своему туалету? Надеюсь, ответа на этот вопрос не существует. Просто потому что для истинной женщины это одно и то же.

Между прочим, кошку теперь очень носят. Одна моя знакомая в своей кошачьей шубке чертовски мила! Главное в кошке - сочетание правильно очерченных ног с утонченной одухотворенностью, которую рисует не мысль, но овал лица - без этого кошачья шубка не играет. А какое удовольствие - разоблачать на кошечке шубку!

Алексей Тишин