ЧЕЛОВЕК
КАК ЭЛЕМЕНТ ДИНАМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ — НОВАЯ РЕЦЕНЗИЯ НА СТАРЫЕ СОБЫТИЯ
(И.
Грекова «Свежо предание» М.,97, «Текст», 10000 экз., 255 с.)
Роман
начинается с заметки «от автора»: «Все газетные цитаты, приведенные в книге, —
подлинные. Автор по национальности — русский. Москва, 1962г.» Когда нам в 1970
году Владимир Павлович Эфроимсон читал лекцию на основе его идеи, обошедшей мир
(родословная альтруизма), он начал ее с такой же точно своеобразной авторской
страховки в форме отчуждения от собственного тезиса. Таким образом наше
истинное «я» стало сначала нашим «я» вторым, чтобы потом и вовсе адресоваться к
тирану, смешав в один неразрывный образ Михоэлса, Бейлиса, Менделя, Тимашук,
Чеберяк, Сталина и еще бог знает кого...
Зачем
казалось бы сегодня возвращаться к событиям полувековой давности в канун нового
века и опять ковырять давно зажившие душевные язвы? Роман безусловно историчен
в каждой части своей — он передает дух времени, хотя и автор не во всех
временах жила сама.
Казалось,
тридцать лет назад — совершенно другая эпоха, и невозможно представить, что
роман написан тогда и тогда уже были столь продвинутые в понимании
происходящего люди, как автор, что тридцать лет назад были такие провидцы.
Описанное могло быть и было в жизни каждой семьи, все объясняется очень
по-человечески незатейливо, в ракурсе восприятия именно человеком нормальным и
не отягощенным лишними проблемами, политическими или карьеристскими. Поэтому и
возникает вопрос — почему возникали такие проблемы, если люди понимали? Читаешь
— и буквально сдавливает горло. В романе есть такие моменты, которые обычно не
выплескиваются на печатные страницы: отношения с сыном («будем суетится») —
настолько личное и узнаваемое, что естественно очевидно, насколько автор пережил
описываемое сам и в себе. Писатель не стесняется личного — что-то кажется
своим, что другим не будет понятно, но при достаточной смелости пера в руках
автора оказывается, что именно человеческое наиболее понятно. Особенно если оно
происходило в нечеловеческое время.
За счет
человеческих моментов этот роман будет интересен всегда. Понятное всем, если
это есть в книге, дает ей определенную оценку. Писать об этой книге легко,
ругать ее — не хочется, разве что за то, что уже тридцать лет назад она, кажется,
могла быть с нами. Эта книга не проходная. Может быть, такого резонанса, как «Дети
Арбата» Анатолия Рыбакова, она и не вызовет, но и вряд ли уйдет из памяти в
будущем.
И еще.
Пусть лучшие повара, писатели, дирижеры, председатели колхозов — мужчины. Но
сейчас личная смелость — женский удел, и лучшие по читаемости романы написаны
женщинами: только-только Людмила Улицкая заставила потесниться Викторию
Токареву и Петрушевскую, как сознание вновь потрясла И.Грекова. Кстати, еще во
времена бурного успеха «Кафедры» псевдоним ее автора не называли иначе, как
одним словом «игрекова», подчеркивая причастность автора к темным и
блистательным вершинам математики (о кибернетике тогда речи не было и
механическая черепашка вернулась милым воспоминанием о наивном прошлом). Что ей
же было приписано и байкой: «Слышал, что ответила Игрекова на предложение
вступить в Союз Писателей? Начала шумно возмущаться, что ей, матери двоих
детей, предлагают...»
Самое
удивительное, что некоторые люди даже выживали и продолжали жить.