Наталья ВАКУРОВА, Лев МОСКОВКИН
Третье
состояние: жизнь как казус
Людмила Улицкая «Казус Кукоцкого». Роман. – М.: Изд-во
ЭКСМО-Пресс, 2000. – 448 с.
Людмила Улицкая – автор романа «Медея и ее дети», сборника «Веселые
похороны» – писатель, которому веришь: как написано, так и было. Если читателю
от этого грустно, ну что ж – сама жизнь так распорядилась, а писатель лишь
отобразил ее. Веришь, а странно: Улицкая работает в самом трудном с точки
зрения читательского доверия жанре – реализме, потому что перемежающие
изложение событий описания «снов» тоже воспринимаются реалистично. Сны – ширма,
которой живые люди отгораживаются от реальности. Роман конструирует своего
главного героя ходом повествования, как у Вениамина Каверина или Юрия
Трифонова, из реальных образов, «сфотографированных» сознанием автора. Особенно
узнаваемы портретные черты Владимира Павловича Эфроимсона. Его теория
гениальности вдруг стала популярной через десятилетие после смерти автора, но
почему-то забылась идея альтруистического гена, принесшая Эфроимсону мировую
известность при жизни.
Впрочем, автор «теории гениальности» и «родословной
альтруизма» изображен и в отдельном незабываемом персонаже Ильи Гольдберга. Это
наш мир, мир героев без почтительности к вождям, собственно, и не героев вовсе,
а тех, кто оказался по жизни в виду автора.
У Каверина тоже главные герои в реальной жизни были
генетиками, этот маленький мир науки о самой интимной стороне Жизни –
наследственности – намного больше нашего общего мира, его яркий
концентрированный фокус.
Людмила Улицкая пишет, как
может писать очень умный и озлобленный бессмысленностью жизни человек, которому
некуда было деваться и пришлось испить до дна чашу мерзости в отношении к
человеческой жизни. Советской мерзости, тотальной мизантропии и тщательного
перемешивания людей, когда среди обычных двуногих ходят обычные маньяки –
эманация ведомства, которое номинально должно поддерживать порядок.
Роман завершается описанием такого «человека», причем для
персонажа романа все кончается хорошо, но остается осадок террора против
человечности в человеке, нарисованного кратко и сочно, как писать в наше время
удается только женщинам. Входит в жизнь человек с позитивной идеей, если он
входит в нее с идеей. Получилось противопоставление как бы добра и зла, но
тоньше и как-то жизненнее, чем это делают обычные всадники этой троянской
лошади для въезда в сумеречное массовое сознание.
Хороший роман всегда против
воли перечитываешь, как учебник о жизни, будь то история твоя собственная или
написанная автором именно для тебя. Романы Улицкой сами выбирают своего
читателя и потому воспринимаются еще и как учебник по специальности. «Казус
Кукоцкого» – это учебник по науке о Жизни, той дисциплине, которая стала
тезисом – вопросом жизни – главного героя, составленным из тезисов Эфроимсона,
Чижевского, Тимофеева-Ресовского: «Почему в должное время в должном месте
происходит должное?»
А кто сказал, что учебник
должен быть сделан в надоевшем жанре псевдонаучной сухости? Роман получился,
как «авраамов ребеночек» – поздний, любимый и непослушный в развитии жизненного
сюжета, предсказать его невозможно. Потому и веришь автору, что он веры и
поклонения не добивается, знает много интересного о жизни и ненавязчиво
повествует о ней. Автору удалось по-женски легко и просто превозмочь грань
неведомого.
Несмотря на относительно
небольшой объем – неполные полтысячи страниц – роман какой-то очень объемный,
легко объемлющий жизнь как целое вместе с рождением и смертью, рождением и
вырожденностью.
Анатомия с молекулярной
биологией не приносят знаний о жизни, лишь придают эффект достоверности тому
ощущению целого, у кого оно есть и кто способен ему научить либо изложить в
форме текста. Что такое «казус Кукоцкого»? Автор не довела своего героя до
последних страниц романа, она как бы закопала его тихо, потому что вокруг него
не осталось женщин. Только тени – это был человек, который помог стольким
женщинам, что стал легендой.
Ужасен вид старости,
особенно женской. Но, к сожалению для поколения, на чью долю полностью выпал
самый страшный период в человеческой истории, они и детьми сильно проигрывали
по сравнению с поколениями следующими. Те и красивее стали и любили их больше.
С книгами получилось наоборот – читали те, что запрещали. Сейчас запрещать
некому.
Книга снабжена эпиграфом,
отражающим ее смысл «Истина лежит на стороне смерти» (Симона Вайль). Понять это
можно, только прочитав вторую часть, где все герои показаны как бы после своей
смерти, выстраивающей их жизненные роли в разумной последовательности, не
достигнутой в жизни. Время тут не играет роли: «Тут нет времени, есть только
состояние».
Писатель XIX
века назвал бы роман с подобным охватом «Жизнь Кукоцкого». Но жизнь в веке ХХ
воспринимается как казус – если мы еще и не совсем ушли от такой «жизни», то
уже можем понимать, насколько она далека от разумного как феномен раздвоения со
своим идеалом. Кому-то повезло, и он успел догнать свое счастье и принес
ощутимые плоды в продолжение жизни, не нуждаясь в снах – герой Улицкой называл
таких «Авраамовыми детками». Жизнь гинеколога Кукоцкого состояла в помощи таким
поздним и осознано желанным детям, а его казус – в том, что она не имела
собственного продолжения.