09.12.15 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Периодическая система элементов ненависти в науке – жизнь студенчества в описаниях Ольги Герасимовой http://leo-mosk.livejournal.com/2893610.html

В советское время диссидентурой управляли, антисоветское отмечено жестким подавлением любого уклонения от установок

То, чего не могло быть, а было – общественно-политическая жизнь студентов Московского университета.

Историк Ольга Герасимова выпустила удивительную монографию – академическое исследование общественно-политической жизни студентов Московского университета 1953-1969 годов: «Оттепель», «заморозки» и студенты Московского университета / Послесловие – Дмитрий Андреев. – М.: АИРО-ХХ1, 2015. – 608 с., тираж 500. – (Серия «АИРО – Первая монография» под ред. Г.А. Бордюгова).

Толстая книга поражает объемом работы, исследовательской тщательностью, академизмом источниковедения, всесторонним проникновением в предмет независимо от направления науки. И одновременно – лихой увлекательностью духа тех лет, когда все казалось бы имело место быть не благодаря, а вопреки.

Такое сочетание академичности и увлекательности редко встречается в естественнонаучных диссертациях. А в исторической абракадабре и по отдельности не бывает. Но вот оказывается возможно. Люди непоправимо умнеют.

Любой выпускник МГУ будет счастлив получить такую книгу. Благодаря полноценному использованию научного аппарата, шесть сотен страниц не стали кладбищем фактов. Мучительная эксгумация не требуется. Можно просто читать, можно по ссылкам открывать нужные страницы.

Авторские введение и заключение показывают еще одно чудесное достижение Ольги Герасимовой. Особенно заметно в сравнении с восторженным послесловием классического историка Дмитрия Андреева с символичным названием – «Инопланетные хроники Ольги Герасимовой».

Автор выявила и сформулировала некоторые упущения описанной истории в части своего Thesis. Недостаточно описана история научных студенческих обществ и Дружины по охране природы включая операции «Ель», агитпоходного движения и спортивной жизни.

Однако есть все же имманентная запрограммированная деформация в самом подходе, использованном автором вынужденно. Ольга Герасимова подобно барону Мюнхгаузену потащила себя за волосы из болота. Дельта возможностей небольшая, но результат заметен. От достигнутого требуется некое движение вперед к информации как оправдание заявки на будущее.

Характерен пример искажения фактов. Автор предполагает, что у перебежчика Дольберга (Бурга) никакого общения с Родиной не было, отсюда вытекает и приводимая им неверная дата бойкота студенческой столовой. Москвич Дольберг не располагал точными сведениями о событиях, происходивших в общежитии в мае 1956 года. Ему надо было зарабатывать себе на жизнь в ФРГ. Для эмигрантов из СССР существовал один верный путь – разоблачений советского образа жизни в прессе и на радио. Этим же путём впоследствии последовал выпускник физфака Михеев, консультировавший в качестве сотрудника Гудзоновского института сотрудников администрации Рейгана и Буша-старшего.

«В основе ряда студенческих выступлений находились вполне решаемые проблемы: неудовлетворенность низким уровнем преподавания общественных и специальных дисциплин, жилищно-бытовыми условиями, недостаточной информированностью по вопросам внутренней и внешней политики, слабой работой партийной и комсомольской организаций, руководства вузов со студенческой аудиторией», - утверждает Герасимова.

Участвовал в строительстве мифа эксперт Фонда Сороса Валерий Сойфер, использовавший вывезенные материалы архива академика ВАСХНИЛ Ивана Глущенко. В постсоветское время «перебежчики» легендируются и получают устойчивый источник существования в формальных и неформальных структурах, в фондах Карнеги и Династия, в поэзии и литературе, в кино и фотографии, в министерствах и ведомствах финансово-экономического блока, в ВШЭ и РАНХиГС. Для карьеры в прошлом надо было вступить в партию, сейчас – примкнуть к антисоветской партии с тем же отрицанием истины. Подмена происходила постепенно два десятка лет и некоторые товарищи никуда не бегали, оставшись на своих местах. Нынешнее имеет корни в прошлом.

Инициатива наказуема – это и о предмете и про исследователя. Прежде всего желательно пересмотреть и возможно дополнить хронику университетской жизни. Она подробная и кажется неполной.

Наверное, я не имею морального права рецензировать исследование общественно-политической жизни студенчества. За весь десяток лет в МГУ плюс год в НГУ новосибирского Академгородка ни в чем общественном ни в политическом замечен не был. Не был даже комсомольцем. Вошел в университет через черный ход вечернего отделения Биофака из вечерней ШРМ. Это было во время настоящей оттепели-65, выпавшей на заморозки по классификации советологов. Настоящие заморозки начались за пределами тщательно освещаемого периода.

В отличие от героев того сакрального периода, я был вполне доволен преподаванием общественных наук. Особенно истории партии. Злобный фигурант отраженных в книге событий Заузолков преподавал историю партии ненавязчиво. Просто никак. Зачет я получил аналогично. А потом произошла сакральная смерть беспартийного ректора Ивана Петровского и сменили деканов естественныъх факультетов,

Иван Петровский среди прочего был создателем кафедры биофизики на Физфаке для Льва Блюменфельда, зашельмованного из профессиональной ревности за открытие магнитных свойств ДНК. Эта кафедра стала лучом света в темном царстве мракобесного Физфака. Без ключевой информации трудно понять описанные Ольгой Герасимовой события на 137 странице. Студенческих суицидов было непозволительное количество – не взяли на лучшую кафедру, заставили подделать результаты дипломной работы, из-за интимных связей со студентами из солнечной Африки.

Петровский не сам ушел – помогли. И началась настоявшая, омертвляющая заморозка. Если книга Герасимовой не попала на NONFICTION и сама она не была на престижно-элитарной выставке, если в самой читающей стране подозрительно много людей принципиально игнорируют произведения после 1991 года, если провален Год литературы, то причина многих переплетений сегодня заложена в тот период, Причина проста в корнях и без исторических связей непонятна.

Борцы с властью остались борцами с властью, как бы власть ни менялась. Шельмование ученых с генетики перекинулось на физику. Докатилось до депутатов ГД и затем до членов СФ. Механизмы те же. Те же и шельмователи. Периодическая система элементов ненависти показывает неслучайность выбора мишеней адекватно их Thesis. Ненависть вызывает не человек, но предмет его исследований: эволюция фашизма и ненависти в составе эволюции вообще, синергетика и антропный принцип Курдюмова-Капицы «будущее сегодня», стохастические колебания в любых проявлениях включая циклы Кондратьева, кластерный анализ, систематика и классификация в основе реального рейтингования и извлечения смысла из массивов данных.

Так Энвер Багиров на Журфаке МГУ стал первопроходцем – основоположником работ по классификации телепередач на основе контект-анализа. Причины его смерти остались неописанными.

Нам много рассказали о роли КПСС в подавлении инакомыслия. Ни слова не прозвучало, как та же КПСС стала проводником деструктивной антисоветчины во время заморозки в МГУ.

В последние годы пришло понимание, что распад СССР не самоцель но средство глобализации науки и культуры. Глобальной атомизации постмодернистского мультикультурализма всей общественно-политической отсебятины. На основе Бреттон-вудской системы мира, трансформированной в мировой полупроводник-пылесос в 1971. Все это было заложено в описанное время в принудительной этикеткой «оттепель – заморозки». И сразу после него наступили события неописанные в диком сочетании развала-созидания. Не узнали сами ученые о последней в истории наиболее созидательной революции в науке. Нематериальные сущности – информация, турбулентность структуры хаоса, Vis vitalis – зарезаны бритвой Оккама. На то есть новый Лысенко, у каждого времени свой.

Сто лет назад Сергей Четвериков выпустил статью «Обзоръ бабочекъ Московской губернiи» в Известиях Императорской академии наук, на полвека опередив североамериканца Эдварда Лоренца в описании стохастических колебаний.

Аккуратист Юрий Чайковский утверждает что у стохастических колебаний нет вероятности и говорить так неправильно.

Пусть Ольга Герасимова сама найдет ответ как студент Ю.Чайковский, сын сотрудницы «Известий», стал крупнейшим эволюционистом и за что его наказал ярлыком «не-ученый» наш новый Лысенко, белоленточный Михаил Гельфанд. В Дарвинизме он неграмотен.

Я не за Путина, я за истину в науке и не только. Смерть ректора Петровского мы восприняли как сакральное жертвоприношение советской науки. Ее разрушение с опережением на двадцать лет стало стартом разрушения СССР. С тех пор мракобесное давление на науку неуклонно возрастает с распространением на спорт, образование, кино, литературу, поэзию, культуру в целом. Под угрозой запрета на профессии подавлены климатология, экология, синергетика, информатика. Традиционно эффективно подавляется эволюционная генетика. ВШЭ предписано преподавать на языке оккупантов и в соответствии с установками отрицать циклы Кондратьева и составлять черные списки других вузов. Рейтинги вузов, Хирш и импакт искажаются больше политических или экономических рейтингов. Имманентная ошибка в основе рейтингования подкрепляется коррупционным управлением и политической целесообразностью.

Если это отличается от прошлого, то прежде всего технологичностью и всеохватностью подавления истины.

Так же традиционно искажается прошлое. С Лысенко можно было спорить. Иван Глущенко доводил Трофима до скорой помощи. Под лысенковской идеологией можно было вести конструктивные исследования с прикладным выходом, что и делала Фаина Куперман в МГУ. Возрождение генетики началось активно и быстро привело к тому, что место Лысенко занял Николай Дубинин. Кабинеты Лысенко на Калужской, 33 символично занял нетерпимый к чужому мнению Гельфанд, дед нынешнего функционера.

В возрождении генетики на кафедре Биофака ключевую роль сыграл профессор Марлен Асланян. Он организовал приглашение Столетова на заведование кафедрой. Столетов поддержал студента Вадима Глазера в приглашении опального Тимофеева-Ресовского читать спецкурс генетики популяций для 4-го курса. В то же время тот же курс прошел для 3-го курса кафедры биофизики на Физфаке.

Генетик Лев Животовский совершил определенный прорыв, выпустив книгу «Неизвестный Лысенко». Научное сообщество встретило ее агрессивным неприятиям. Этому сообществу нужны сказки – «Белые одежды» Дудинцева, «Двойной потрет» Каверина, «Ольга Сергеевна» Радзинского. Отрезвления и прозрения не наступило. Сообщество продолжает кормить общество антисоветскими и антироссийскими стереотипами, которые ему навязали тогда, когда позволено было спорить, – в описанный период «оттепели – заморозков».

Из всей бурной жизни Московского университета описаны два периода – 10-11 и 53-69 годов. Второй я видел своими глазами и знаю, как много ему приписано. К тому времени был отлучен от науки и образования Четвериков, очевидец настоящих студенческих волнений 10-11 годов. В знак протеста сто профессоров покинули Московский университет. В 70-х я был свидетелем оскоплению профессорского состава естественных факультетов. Началось со смены деканов сразу после смерти ректора.

В наши времена потерь намного больше, а протеста не было. Пока мы мазохистски мусолили зловещий образ Лысенко, глобализующий процесс разрушения национального образования и науки после смерти де Голля начался во Франции и быстро достиг СССР. Одним из первых под нож истории попал Андрей Будкер, зачинщик дискуссии «физики – лирики». Победа физиков осталась скрытой благодаря историческому извращенцу Радзинскому. В новосибирском Академгородке заморозки 70-х проходили особенно тяжело. Сотни выпускников НГУ тех лет оказались на мели в Телль-Авиве.

Я видимо получил в МГУ и НГУ слишком качественное образование, чтоб найти слова связи с будущим, в котором оказался по недосмотру истории.

Теоретически должен ответить историк, почему общественно-политические курсы эпохи «потепления – заморозков» ни звука не имели про Бреттон-вудс? Что бы изменилось, если б имели? Не было бы развала Союза с вовлечением осколков в долларовую зону в тот момент, когда она начала сыпаться?

К этому времени начала строиться в СССР сетевая система управления с горизонтальными связями, изоморфная эволюции высших таксонов в дикой природе.

Известная отмаза «история не знает сослагательного наклонения» не катит, потому что вранье. Еще как знает. Инсценированные события последних лет показали, как генетическая инженерия in populi позволяет проходить глубинные революции без запланированной крови по количеству трупов на три порядка меньше.

Введение, заключение и послесловие Ольги Герасимовой дают представление о книге и действуют аналогично. Книга заинтересовала, погрузила, увлекла и возмутила. Автор послесловия Дмитрий Андреев безусловно прав по форме: «Несмотря на то что книга о событиях плюс-минус полувековой давности и что очень многие из лиц, о которых в ней говорится, живы, между тем временем и нашим – пропасть. ... словно речь о происходящем где-то на другой планете. Да, изменилось буквально всё. Партийные и комсомольские собрания, персональные дела, да и само восприятие власти как чего-то всемогущего и парящего на недосягаемых высотах – что бы там сегодня ни говорили критики режима – я просто не могу экстраполировать в жизнь сегодняшнюю. ... в этом смысле ещё одна исключительная ценность книги Ольги Герасимовой в том, что она должна помочь нынешней молодёжи расшифровать, раскодировать этих «инопланетян» 50-60-х, разглядеть в них своих дедушек и бабушек, научиться тоньше и точнее понимать их – как тогда, так и сегодня. В конце концов, миссия исторического знания не только научная и образовательная, но и воспитательная».

Опасная иллюзия. Люди одного сообщества меняются во времени больше географически разделенных сообществ. Однако наследующие связи прослеживаются четко и пропасть исчезает по мере выявления многочисленных сообщающихся сосудов. Исчезают пропасти аналогии и гомологии, гуманитарного и естественного, умственного и физического, города и деревни, мужчины и женщины. Самоорганизация работает одинаково. Опыт последних лет показывает природу и источники подавления истины. Чтобы история студенчества Московского университета стала понятной современным студентам и несла воспитательную функцию, следует отразить основные тенденции. Историк-импотент их не видит, закапывается в частной феноменологии и создает искусственные пропасти.

Конкретно про Сорокина я не знаю, верит он сам в то, что написал. В числе климатологов, генетиков, информатиков, экономистов, юристов попадаются фигуры, лгущие во спасение. Напоминают некоторых героев сессии ВАСХНИЛ-48, сотрудников НКВД, профессуры гастарбайтеров после студенческих волнений, когда сотня профессоров МГУ из протеста ушли в частный университет Шанявского.

Современные студенты замучены коррупцией и поборами. Преимущество получили преподы, кто вообще не преподает, а ставит оценки за деньги. Прежде студент тянул билет на экзамене втемную для себя и для преподавателя. Сейчас препод может подсунуть студенту вопросы за пределами курса, которые подведут его к неизбежности платы за оценку. Чем кроме формы это отличается от прошлого? Тем, что в описанном прошлом власть делала наиболее ярких ученых неприкасаемыми диссидентами и поддерживала в защиту от шельмующих атак агрессивного сообщества.

Сейчас поддерживается мракобесие и у каждого времени есть свой Лысенко. Выступать в защиту истины опасно.

Я получил естественнонаучное образование Московского университета и горжусь тем.

Странно читать такие книги. Ольга Герасимова поражает увлекает возмущает. Нет того порядка, который на кладбище. Количество усилий не приближает к истине, но отдаляет от вранья подобно весне жизни в природе, когда энергия с мизерным исходом трансформируется в информацию. В смысл, а не Big Data. В советское время диссидентурой управляли, антисоветское отмечено жестким подавлением любого уклонения от установок. Тяжело нести смысл жизни. Вопрос о будущем осветит историк, я пошел спать.

Прочитав мою кособокую рецензию, Ольга Герасимова согласилась – есть над чем работать. Главное, книга не оставила равнодушным. На нон-фикшн не успели. В Москву тираж прибыл только 30 ноября. Возможность презентации упущена.

«Д.Андреев постарался максимально нейтрально написать о книге. Если бы не он, я бы ещё возилась и возилась со сбором материалов и уточнениями. Ещё в сентябре прошлого года был разговор и договорённость с издательством, что в конце ноября 2014 я сдаю материал. Но за два месяца я, естественно, не успела, поскольку окончательно пришла к выводу, что дата 1964 – ещё более искусственна по сравнению с датой 1969, и пошла в архивы дособирать материал, часть которого уже, конечно, у меня была. Но тут важно было просмотреть все доступное в архивах» – написала О.Герасимова.

Период 1965-1969 менее доступен, чем 1953-1964 – не выдают дела по причине персоналий. Д.Андреев понял, что автору нужно ставить рамки и условия независимо от обстоятельств. Нужно ставить точку и потом идти дальше.

Это есть задача любой диссертации. Вопрос в том, позволят ли egjvzyenst обстоятельства или они перерастут в непреодолимый тормоз. Герасимова уже сделала достаточно много для того, чтобы возникла задача сохраниться в науке самому автору в роли носителя достигнутого знания.

В добавление к рецензии на сайте приведены выходные данные книги, введение, заключение и послесловие. Представление о книге они дают.

http://leo-mosk.narod.ru/works2/15_12_09_rezensia.htm

Ольга Геннадьевна ГЕРАСИМОВА

Окончила исторический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова в 2001 г. Защитила кандидатскую диссертацию на тему «Общественно-политическая жизнь студенчества МГУ в середине 1950-х – середине 1960-х гг.» в 2008 г. Младший научный сотрудник кафедры истории России XX-XXI вв. исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Область научных интересов – социальная история советского общества 1945-1991 гг., история советской культуры 1945-1991 гг., история МГУ.

О.Г. Герасимова

«ОТТЕПЕЛЬ», «ЗАМОРОЗКИ» и студенты Московского университета Послесловие – Дмитрий Андреев

Москва

СЕРИЯ «ПЕРВАЯ МОНОГРАФИЯ» ОСНОВАНА В 1993 ГОДУ

Дизайн и вёрстка: Сергей Щербина При оформлении обложки использованы фотографии И.Д. Воробьёва

Герасимова О.Г.

«Оттепель», «заморозки» и студенты Московского университета / Послесловие – Дмитрий Андреев. – М.: АИРО-ХХ1, 2015. – 608 с. – (Серия «АИРО – Первая монография» под ред. Г.А. Бордюгова). – ISBN 978-5-91022-310-7.

Монография О.Г. Герасимовой посвящена теме, до настоящего времени полностью не изученной в отечественной историографии. Привлекая обширный круг источников, исследовательница предприняла попытку рассмотреть жизнь студенчества крупнейшего вуза страны – Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова на протяжении более чем полутора десятилетий. Охватываемый в книге период с 1953 по 1969 гг., плотно насыщенный изменениями в политической, экономической, социальной и культурной сферах, показан сквозь призму студенческих выступлений на комсомольских собраниях, в диспутах и дискуссиях, в стенной печати, литобъединениях и клубах по интересам, в коллективах художественной самодеятельности, а также через работу молодёжи на известных стройках тех лет.

Книга представляет интерес для специалистов и всех интересующихся историей советского послевоенного общества.

ISBN 978-5-91022-310-7

© Герасимова О.Г., 2015 О АИРО-ХХ1, 2015

Научное издание

Ольга Геннадьевна ГЕРАСИМОВА

«ОТТЕПЕЛЬ», «ЗАМОРОЗКИ» и студенты Московского университета

Компьютерная верстка и техническое редактирование – СП. Щербина

ISBN 591022310-0

9785910 2 23107

Налоговая льгота – Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953000 – книги, брошюры

Научно-исследовательский центр АИРО-ХХ1 E-mail: andmak@airo-xxi.ru www.airo-xxi.ru

Подписано в печать с оригинал-макета 10.11.2015 Формат 60x90/16. Усл. иад. л. 38.0 Тираж 500 экз. Зак. 6921

Отпечатано способом ролевой струйной печати в АО «Первая Образцовая типография» Филиал «Чеховский Печатный Двор» 142300, Московская область, г. Чехов, ул. Полиграфистов, д. I Сайт: www.chpd.ru. E-mail: sales@chpd.ru, тел. 8(499)270-73-59

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 7

Глава I

ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ СТУДЕНЧЕСТВА МГУ

1.1. Первая волна «оттепели» 48

1.1.1. Физикам нужны перемены. IV отчётно-выборная комсомольская конференция 48

1.1.2. Кружок сестёр Ляпуновых 60

1.1.3. «Место журналиста в общественно-политической жизни страны» 73

1.1.4. Группа Краснопевцева 83

1.1.5. «Если не хочешь питаться как скот» 95

1.1.6. Не только физики, но и лирики 110

1.1.7. «Трудный путь» студентов-геологов 116

1.2. Переменчивая «оттепель» продолжается 127

1.2.1. «Дело Лейкина» 138

1.2.2. Студенты МГУ между XXII съездом партии и октябрьским пленумом ЦК 1964 г. 149

1.3. Слякоть «оттепели» уступает похолоданию 161

1.3.1. «Диспут о цинизме» 161

1.3.2. «Маяк» и СМОГ 170

1.3.3. Молодёжь в поисках ответов 182

Глава II

ПЛАНЕТА ЦЕЛИНА 240

2.1. «Едем мы, друзья, в дальние края». Участие университетской молодёжи в уборке целинного урожая. 1956-1958 гг. 242

2.2. Отряды МГУ на стройках. 1959-1969 гг. 265

Глава III

ПОКЛОННИКИ и ТАЛАНТЫ 288

3.1. Писатели и читатели 289

3.2. Диспуты о социалистическом реализме 327

3.3. Стенгазеты бывают разные... групповые, курсовые, факультетские 331

3.4. Студенты и искусство 354

3.5. Международный студенческий клуб фестиваля 1957 г. 387

Глава IV

ЛИЦЕДЕЙСТВО И НЕ ТОЛЬКО

4.1. Встречи с кумирами 418

4.2. Студенческий театр МГУ 428

4.3. Факультетская художественная самодеятельность 449

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 479

ПОСЛЕСЛОВИЕ «Инопланетные хроники» Ольги Герасимовой 488

ПРИЛОЖЕНИЕ Хроника университетской жизни. 1953-1969 гг. 491

ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ 556

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ 568

УКАЗАТЕЛЬ ИМЁН 572

ВВЕДЕНИЕ

Предлагаемая книга под названием «"Оттепель", "заморозки" и студенты Московского университета» рассматривает жизнь студенчества МГУ 1953-1969 гг. После смерти И.В. Сталина в марте 1953г. началась (и продлилась до совмещения Н.С.Хрущёвым постов первого секретаря ЦК КПСС и председателя СМ СССР в марте 1958 г.) новая страница отечественной истории, получившая в историографии название «периода коллективного руководства». Что касается конечной грани, то она понятна и связана с наступлением продолжительных «заморозков».

Одной из рассматриваемых в книге проблем стала жизнь студенчества Московского университета, её суть и динамика. Изучение поколенческого мировоззрения и взглядов, вызревавших в начале второй половины XX века, крайне важно для понимания изменений, произошедших в нашей стране, в том числе и в более поздние периоды – перестроечный и постперестроечный. Анализировать процессы, протекавшие в умах учащейся молодёжи, следует прежде всего через призму её общественно-политической жизни, проявляющейся, по мнению автора, не только на комсомольских собраниях и конференциях, но и в выступлениях студентов во время диспутов на различные общественные темы и литературных дискуссий, в ходе посещений и обсуждений художественных выставок, на уборке урожая и в студенческих строительных отрядах.

Интерес к студенчеству является вполне обоснованным. Молодёжь – это часть советского общества, его будущее. Её воспитанию традиционно уделялось пристальное внимание со стороны партии и государства. Хотя психологи утверждают, что личность завершает формироваться уже в детские годы, именно в молодости происходит окончательное становление человека. Молодости свойственны поиски своего жизненного пути, находящие проявление не только в дискуссиях, собраниях, спорах, но и в оппозиционной деятельности. Особенностью молодёжи как социальной группы, помимо мобильности, является определённая промежуточность социального статуса, в силу чего она «меньше чем другие социальные группы привязана к социальным структурам»1. Наряду со студентами в данной работе изучаются и аспиранты, не являющиеся в полном смысле слова «учащимися» вуза. Аспиранты занимают промежуточное положение между студенчеством, с одной стороны, и научными сотрудниками университета – с другой. Зачастую, как это будет показано в работе, вместе со студентами в общественной жизни активно участвовали и аспиранты. При этом внимание в монографии фокусируется не на всех студентах МГУ, а лишь на наиболее активных, имеющих собственное мнение по поводу происходивших в стране и обществе перемен.

Выбор Московского университета обусловлен, во-первых, тем, что в столице традиционно информация обо всех изменениях «наверху» доходит до населения быстрее по сравнению с остальными городами. Во-вторых, МГУ был и остается крупнейшим и наиболее сильным учебным заведением страны. Отсюда естественным является пристальное внимание к нему со стороны советского руководства. МГУ воспитывал и воспитывает идеологические кадры, и последние десятилетия нашей истории показывают, что идеология должна существовать при любом государственном строе. МГУ готовил специалистов как естественнонаучного, так и гуманитарного профиля. За право быть студентами МГУ боролись наиболее способные и образованные выпускники городских, сельских школ, выходцы из всех слоев населения.

В течение всего изучаемого периода – с 1953 по 1969 г. – ректором МГУ имени М.В. Ломоносова являлся академик, заведующий кафедрой дифференциальных уравнений механико-математического факультета Иван Георгиевич Петровский.

МГУ на протяжении всей истории своего существования претерпевал глубокие структурные изменения. Появление новых подразделений и изменение существующих происходило и в исследуемый период. В сентябре 1953 г. в состав университета входило 12 факультетов, но уже в 1954 г. юрфак был реорганизован в результате слияния с Московским юридическим институтом, а на базе восточных отделений исторического, филологического и специального факультетов в 1956 г. возник Институт восточных языков (ИВЯ). Происходило переформирование состава учащихся, и часть студентов попадала на другие факультеты (в том числе и на естественные) университета или в другие вузы (например, МГИМО). В 1959 г. новым факультетом, 14-м по счету, стал подготовительный факультет для иностранных граждан в 1966 г. добавился факультет психологии, созданный на основе отделения психологии философского факультета.

На 1 сентября 1953 г. в МГУ насчитывалось более 16 тыс. студентов дневного, вечернего и заочного обучения, в 1969 г. – около 29 тыс. студентов, 3750 аспирантов, 550 стажеров и соискателей. Эти цифры показывают, что в 1953/1954 учебном году из общего числа студентов высших учебных заведений – 1562,0 тыс. человек – доля студентов МГУ составляла 1%. В 1953/1954 учебном году примерно каждый седьмой студент и каждый десятый аспирант из общего числа студентов и аспирантов, обучавшихся в советских университетах, являлся питомцем МГУ (2).

В монографии в заявленных хронологических рамках выделяются три периода: 1953-1958 гг., 1959-1964 гг. и 1965-1969 гг. Водоразделами стали «Закон об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР» от 24 декабря 1958 г. (3) и освобождение Н.С.Хрущёва с постов первого секретаря ЦК КПСС и председателя СМ СССР в октябре 1964 г.

Центральное место в первом периоде наряду со смертью И.В. Сталина занимает неразрывно с ней связанный XX съезд КПСС с его директивами по VI пятилетке и закрытым докладом первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях».

Выступление Н.С. Хрущёва 25 февраля 1956 г, не столько было продиктовано стремлением восстановить попранную справедливость в разных сферах жизни общества, сколько стало тактическим шагом на пути сосредоточения полновластия в своих руках, формой «внутрипартийной» борьбы образца 1950-х. И это понимала определённая часть советского общества, среди которой находились и студенты. Правомерность именно такого понимания подтверждалась и дальнейшим «закручиванием гаек» в идеологии, культуре, науке, политике. Достаточно вспомнить закрытые письма ЦК КПСС в низовые парторганизации, встречи партийно-государственного руководства с творческой с интеллигенцией в 1957, 1962, 1963гг., суды над И.А.Бродским, А.Д.Синявским, Ю.М. Даниэлем и др.

XX съезд в целом и особенно закрытый доклад оказались тем самым «камнем», от которого разошлись широкие «круги» изменений в общественном сознании. Закрытые письма ЦК КПСС и постановления ЦК КПСС по вопросам идеологии стали охранительными мерами. Но в то же время такие меры имели определённый здравый смысл – стремление не допустить, а в некоторых случаях амортизировать социальный взрыв.

Значимое влияние на советское общество оказали события 956 г. в Египте, Польше и Венгрии.

В тот же период происходили значительные изменения как в политической, так и в социальной и культурной жизни общества.

Все они вызывали резонанс в МГУ. Второй период характеризуют внеочередной XXI и плановый XII съезды КПСС. XXI съезд, объявивший о полной и окончательной победе социализма в СССР и начале развернутого строительства коммунизма, и XXII съезд, утвердивший Третью Программу КПСС на фоне проводимых на фоне проводимых экономических реформ, сыграли определённую роль в формировании мировоззрения студентов – если сначала и поверивших в декларированные постулаты, то очень быстро в них разочаровавшихся. Смена политического руководства осенью 1964 г. также не прошла незамеченной в университете.

Тогда же произошли крупные внешнеполитические события, нашедшие отклик в студенческой среде, – утверждение на Кубе режима Фиделя Кастро, Берлинский и Кубинские кризисы, дальнейшее ухудшение и разрыв отношений с Албанией и Китаем.

Третий период знаменателен своими открытыми политическими акциями – рождением поэтического объединения СМОГ, декабрьской демонстрацией 1965 г. в защиту арестованных писателей А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля, политическими процессами над А.И. Гинзбургом и Ю.Т. Галансковым, протестом научной и культурной общественности против возрождения сталинизма СССР, выходом диссидентов на Красную площадь.

В эти же годы продолжает распространяться «самиздатов екая» и – более активно – «тамиздатовская» литература, в том числе в студенческой среде.

На фоне перечисленных событий ХХШ съезд КПСС, юбилей | Октябрьской революции, 50-летие ВЛКСМ и подготовка к празднованию 100-летия со дня рождения В.И. Ленина оказывали на студенчество гораздо меньшее воздействие.

Не прошли бесследно для студентов МГУ события во Вьетнаме и Чехословакии. Хотя на официальном уровне поддерживалась освободительная борьба во Вьетнаме и осуждалась агрессия США, а также оправдывалось введение войск в Чехословакию, не всё университетское студенчество разделяло подобные взгляды.

Заметим, что в монографии структурно не выделены отклики университетской молодёжи на решения партийных съездов. Влияние ХХ-ХХIII съездов КПСС на умонастроения студентов и аспирантов прослеживается в формах и характере их выступлений.

Происходившие и ожидавшиеся изменения в официальном политическом курсе страны не могли оставить равнодушными не только её население, но и население других государств, входивших в зону влияния СССР (Польши, Венгрии) или поддерживавших дружеские отношения с Советским Союзом (Китай). Вопросы внутриполитической жизни, оставаясь темой обсуждения на партийных и комсомольских собраниях в производственных и учебных коллективах, приобрели в изучаемый период наибольшую остроту и значение.

Для всех трёх периодов характерна активизация студенческих выступлений. И если в первый период это в основном комсомольские собрания и выступления, то во второй и третий основной формой проявления студенческих взглядов становятся диспуты и дискуссии. Формы собраний и конференций становятся для студентов тесными, ограничивавшими состав участников только комсомольцами и делавшими невозможным приглашение кого-либо со стороны. Третий период характеризуется возрастанием политической активности студентов, что выразилось в демонстрациях и участии в распространении «сам-» и «тамиздатовской» литературы.

В данном исследовании не ставится цель специально разобрать влияние упомянутого выше закона 1958 г. «об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования» на динамику возрастного состава и социального происхождения студентов в зависимости от факультета. При этом следует отметить, что социальный состав учащихся в университете не был однородным на протяжении рассматриваемого в монографии времени. В начале и середине 1950-х гг. наряду с выпускниками школы студентами МГУ становились участники Великой Отечественной войны. Университет пополнялся и бывшими суворовцами из-за сокращения числа суворовских училищ в ходе общего сокращения численности Вооружённых сил СССР, и бывшими студентами некоторых расформированных в середине 1950-х гг. вузов.

Последствия реформы высшего образования 1958 г. сказалась уже в ближайший год. Так, в 1959 г. в МГУ было зачислено производственников и демобилизованных военнослужащих 1756 человек, или 69% от общего приёма. Вызвано это было желанием руководства страны «разбавить» университетскую молодёжь выходцами из семей рабочих, крестьян и служащих, сделать университетское образование более доступным не только для детей интеллигенции. На некоторые гуманитарные факультеты – философский, экономический, юридический, журналистики, ИВЯ – с 1958 г. зачислялись только лица с двухгодичным производственным стажем. Это соблюдалось примерно до середины 1960-х гг. Данная мера имела определённый здравый смысл – для успешного овладения этими специальностями требовались определённые жизненные опыт и навыки. В 1960 г. общий процент производственников, включая лиц, имевших стаж работы менее двух лет, увеличился до 72%. Нередко производственники и демобилизованные, успевшие познакомиться с реалиями советской жизни, выражали своё мнение в более острых формах, нежели вчерашние школьники. Поэтому связанные с законом надежды руководства на изменение социального состава студенчества, а самое главное – политического климата в университете – не оправдались. Студенческая активность по-прежнему оставалось «головной болью» для московской и университетской партийных организаций.

Именно тогда в Московском университете происходил значительный рост числа обучавшихся в нём иностранных студентов стажёров и аспирантов. Причём рост не только за счёт студентов из дружественных Советскому Союзу на тот момент стран – таких как ГДР, КНР, ПНР и других, – но и стран Запада (Великобритании, Италии, США и др.). Стали появляться студенты и аспиранты из развивающихся стран – Алжира, Афганистана, Индонезии, ОАР, Судана и др. Социальный облик иностранных студентов был разным. Нередко из африканских стран приезжали на учёбу дети из зажиточных семей, потомки местных племенной знати, позволявшие себе провести каникулы во Франции или других странах Западной Европы. Но официально говорилось об обучении в МГУ детей из «простых» семей рабочих и крестьян дружественных развивающихся стран.

Если в 1953/1954 учебном году в МГУ учились 636 иностранцев, из них 514 студентов, то в 1958/1959 учебном году – 1206 человек, из них студентов – 759 (7). Некоторые из выпускников МГУ стали известными политиками и учёными. По мере ухудшения отношений между двумя гигантскими коммунистическими державами постепенно сходил на нет поток китайских студентов. Также нередко случалось исключение иностранных студентов из университета по политическим мотивам. В работе предприняты попытки рассмотреть взгляды иностранных студентов и стажёров МГУ на университетскую жизнь и советскую действительность.

Таким образом в данной монографии реконструируются общественная жизнь студенчества в 1953-1969 гг., его мировоззрение, выражением которого являются взгляды и сопряжённое с ними поведение, реакция на происходившие в стране перемены. Особое внимание уделяется рассмотрению содержания и форм студенческой активности, которые, в свою очередь, являлись отражением взглядов и убеждений учащейся молодёжи. Среди подобных форм – выступления студентов на комсомольских собраниях, конференциях, диспутах, обсуждениях художественных выставок, выпуск стенгазет, оппозиционные акции (изготовление и распространение листовок, попытки организации кружков и дискуссионных клубов), участие в уборке урожая и работа на стройках в Москве и в целом по стране, а также на целине.

В отечественной историографии практически нет работ, в которых бы всесторонне исследовалась общественная жизнь студенчества, в частности – студенчества МГУ. Традиционно студенчество оказывалось в фокусе внимания историков, занимавшихся историей ВЛКСМ и КПСС. Среди них немало преподавателей университета . Учитывая время и условия создания этих работ, следует отметить, что в большинстве своём они имели пропагандистское значение. Их авторы не ставили перед собой цели глубоко и всесторонне отразить современную им студенческую жизнь. Вместе с тем такие статьи и брошюры позволяют представить общую ситуацию в высшем учебном заведении и царившую в нём атмосферу.

Группу работ общего характера, позволяющих получить представление об изучаемом периоде и его этапах, в частности, по проблемам XX съезда, открывает коллективная монография и исследование Ю.В. Аксютина и О.В. Волобуева 1. В них анализируется ряд наиболее важных, актуальных проблем внутрипартийной жизни, экономической и социальной политики, идеологии и культуры. Но в отличие от первой работы, вторая ограничена более узкими временными рамками и имеет публицистический характер.

Ввиду недоступности документов, хранящихся в Архиве президента РФ, большую ценность представляет исследование Р.Г. Пихои . Автор использует в своей работе ряд документов, касающихся XX съезда – закрытые письма ЦК КПСС, постановления ЦК КПСС. В исследовании Пихои прослеживаются роль ЦК КПСС в создании политической оппозиции в стране и проявления оппозиционных настроений в странах социалистического лагеря. Автор рассмотрел механизм постепенного укрепления позиций Н.С. Хрущева и партаппарата в руководстве страны путём устранения главных соперников – Маленкова, Кагановича. Молотова, а затем и потенциального соперника – Жукова.

К общим работам, рассматривающим взаимоотношения художественной интеллигенции и власти, относится ряд статей М.Р. Зезиной 2, а также её монография «Советская художественная интеллигенция и власть в 1950-е – 60-е годы». Данное исследование имеет важное значение для реконструкции событийной канвы исследуемого периода. Обширный круг источников (архивные материалы, .периодическая печать, мемуары) помогает воссоздать атмосферу 1950-1960-х гг., в которой пребывало общество, реагировавшее на её малейшие колебания и изменения. Новинки литературы, кино, живописи, музыки сразу же становились предметом обсуждения в студенческих группах, кружках, собраниях.

К названным работам примыкает исследование Ю.В. Аксютина 3. При всей новизне источников – автор использует свыше полутора тысяч анкет опрошенных очевидцев наиболее значимых событий, имевших место в заявленный в исследовании период, – работе недостаёт анализа ответов респондентов: почему, в силу каких причин запомнилась та или иная оценка происходившего, учитывая, что опрос проводился (в основном студентами педагогического института, в котором преподавал автор) спустя 30-40 лет после рассматриваемых в монографии событий, – смерть И.В. Сталина, закрытый доклад Н.С. Хрущёва на XX съезде, Карибский кризис и др. Отклики на события автор представил в виде трёх групп, которые условно можно подразделить на «согласных» с официальной политикой, «несогласных» с нею и «воздержавшихся». Но при этом не дана классификация опрошенных по роду занятий – крестьяне, рабочие, служащие, учащиеся.

Отдельную группу составляют исследования, непосредственно затрагивающие проблемы студенческого социума. Центральное место в этом ряду занимает монография Е.Ю. Зубковой 1. Автор прослеживает динамику общественных настроений, рассматривает XX съезд как кульминационную точку в истории десталинизации, а его документы – как первую попытку осмыслить и оценить суть пережитого и извлечь из него уроки. Для нас представляет особенный интерес раздел третьей главы «Генезис движения "шестадесятников": опыт микроуровневого анализа (на примере факультета журналистики МГУ)». Исследовательница впервые рассмотрела ситуацию на одном из важнейших идеологических факультетов Московского университета. Работа Зубковой, вышедшая в 1993 г., безусловно, носит на себе печать своего времени: ощутимо влияние публицистики конца 1980-х – начала 1990-х гг. Этот налёт отражается и в названиях глав и параграфов. Упомянутый выше раздел – один из лучших по своему анализу. В нём введены в научный оборот новые материалы – прежде всего устные интервью с участниками рассматриваемых событий:

Следующая монография Е.Ю. Зубковой 1 продолжает изучение проблематики советского общества, но уже в другой период – предшествующий «оттепели». Автор исследует настроения, отражавшие отношение общества в целом и его отдельных функций к политике властей. Заключительная глава особо важна для характеристики изменений общественного сознания, так как посвящена взаимоотношениям власти и общественного мнения.

Исследование А.Г. Борзенкова (1) в первой своей части затрагивает проблемы возникновения и развития самодеятельных форм общественно-политической (автор называет её неформальной) активности молодёжи в восточной части СССР в последние три десятилетия существования советского строя. В качестве основных молодёжных инициатив автор выделяет движение политической песни, маевки и политический театр. Во второй части исследования рассматриваются политизированные дискуссии и формы изобразительного искусства (политический плакат), общественно-политическая тематика молодёжного литературного творчества.

В эту же группу входит монография Л.В. Силиной . Эта работа при её определённой новизне отличается стремлением охватить как можно больший круг исследуемых проблем, для освещения которых приведен обширный конкретный материал, не получивший должного глубокого анализа. Автор в равной степени уделяет внимание и стилягам, и оппозиционным настроениям. Представляется, что. проявившаяся оппозиционность студентов во многом связана и с XX съездом КПСС, и с событиями в Польше и Венгрии, но автор в своей монографии разводит эти явления, разредив их освещение параграфами об откликах на события литературно-художественной жизни и о мнениях студентов о своём материальном положении.

Безусловно, вниманием историков не была обойдена в целом история Московского университета. Эти работы, выход которых был приурочен, как правило, к юбилеям – 200-летию МГУ, 50-летию Октябрьской революции, – имели описательный характер 1. В этих работах – в силу времени их создания – констатировались только успехи и достижения в жизни крупнейшего вуза страны. Открывают этот ряд статьи Е.Н. Городецкого . Работы представляют собой краткие исторические очерки, в которых особо подчёркнуто значение декрета СНК от 2 августа 1918 г. «О приёме в высшие учебные заведения РСФСР», по которому право поступления в вузы получили все граждане, достигшие 16 лет. Декрет также отменял плату за обучение, существовавшие ограничения при приёме в вузы для женщин. Е.Н. Городецкий особо выделяет значение «для успешной перестройки учебной и научной работы» создания в 1918-1919 гг. в университете коммунистической организации, первые факультетские подразделения которой возникли на медицинском факультете и в клиниках. Автор подчеркнул значение принятия в университете Устава советской высшей школы от 2 сентября 1921 г., подписанного В.И. Лениным, затронул структурные преобразования в МГУ (например, выделение из университета медицинского, гуманитарных факультетов, создание МИФЛИ). Такие явления, как бригадно-лабораторный метод обучения, отмену лекционной системы, автор называет отрицательными. Важным Е.Н. Городецкий считает решение задачи пролетаризации университета: «В 1932 г. рабочие и их дети составляли 59%, крестьяне и их дети – 14,3% всего состава студенчества» . Напрашивается сравнение социального состава студенчества в 1920-1930-х гг. и в 1950-1960-х гг., когда большую часть студентов составляли дети не рабочих и крестьян, а служащих и интеллигенции. С одной стороны, это могло свидетельствовать об определённых успехах в развитии экономической и социальной сфер советского общества: по мере роста механизации производственных процессов рабочие и крестьяне переходили в разряд служащих и интеллигенции. Но с другой стороны, ту же самую тенденцию правомерно воспринимать и как тревожный сигнал о перекосе в социальной структуре и, как следствие, невозможности поступления в университет выпускникам школ прежде всего небольших городов и деревень. Хотя справедливости ради необходимо отметить, что в тот период в этих школах продолжали трудиться на ниве просвещения педагоги, получившие образование до революции или в первые десятилетия советской власти, а также попавшие в отдалённые от центра места в силу жизненных коллизий в 1930-1940-х гг. Высокий уровень их профессионализма несколько нивелировал разницу между подготовкой детей из крупных городов и периферии.

В последние годы вышло несколько обобщающих работ по истории профсоюзной организации Московского университета. К сожалению, приходится констатировать некоторую поспешность, проявившуюся при создании этих исследований, результатом которой стали значительные пробелы в освещении деятельности организации, имевшей наряду с партийной и комсомольской организациями огромное значение в жизни Московского университета. В исследуемый период 1950-1960-х гг. решающее значение при обсуждении или утверждении репертуара самодеятельных коллективов имел голос представителя профсоюзной организации, поскольку профсоюзная организация занималась финансированием самодеятельности. В эту же группу входят очерки по истории ряда факультетов университета. В рамках данной работы эти исследования использовались в основном в качестве справочного материала, как правило, для уточнения персоналий профессорско-преподавательского состава.

К следующему направлению в историографии можно отнести работы, освещающие оппозиционные настроения в Советском Союзе. Открывает этот ряд сборник, изданный Мюнхенским институтом по изучению СССР, основанным в 1952 г. с целью анализа политических и социальных процессов в Советском Союзе. Для данной работы наиболее интересными являются статьи П. Кружина, Ю. Марина, М. Зеркалова, Ю. Дьячкова, М. Андреева, М. Павлова 23. Судя по фамилиям авторов, они принадлежат у эмигрантов или их детей. Несмотря на очевидную политизированность, продиктованную временем выхода сборника и непростыми взаимоотношениями между СССР и ФРГ, а также на скудость источниковой базы исследователей, эти работы тем не менее помогают понять, что являлось главным для зарубежных авторов, какие оценки давались ими процессам, происходившим в молодёжном социуме СССР.

Для данного исследования представляет интерес работа Д. Бурга . Под псевдонимом Давид Бург «скрывался» бывший студент МГУ А. Дольберг. Закончив филфак в 1956 г., он стал работать переводчиком в Институте научной информации по общественным наукам АН СССР. По воспоминаниям P.M. Фрумкиной, он «много размышлял и категорически отвергал государство, в котором мы жили» 5. В августе того же года во время туристической поездки в ГДР А. Дольберг бежал в западный сектор Берлина. Как следует из «Алфавитного списка агентов иностранных разведок, изменников советской Родины, участников антисоветских организаций, карателей и других преступников, подлежащих розыску» (составитель которого остался неизвестным), являвшегося совершенно секретным и попавшего в досье НТС, А. Дольберг «был установлен проживающим в г. Мюнхене (ФРГ), где активно сотрудничал с антисоветской эмигрантской организацией "ЦОПЭ". В ежемесячном журнале "Свобода" публиковались его статьи клеветнического содержания под фамилией Давид Бург. В конце 1959 г. выехал в Англию, где проживает в г. Лондоне, систематически выступает на радиостанции "Би-би-си" с клеветой на советскую действительность». Основным источником информации у Д. Бурга, как и у авторов предыдущей публикации, являются статьи советских периодических изданий» отражавших официальную оценку «позитива» и «негатива» в жизни молодёжи. Вероятно, никакого общения с Родиной у Дольберга (Бурга) не было, отсюда вытекает и приводимая им неверная дата бойкота студенческой столовой – 1958 г. Москвич А. Дольберг не располагал точными сведениями о событиях, происходивших в общежитии в мае 1956 г. Перебежчику-филологу необходимо было зарабатывать себе на жизнь в ФРГ, а для эмигрантов из СССР возможности были ограниченными, существовал один «верный» путь – вести разоблачение советского образа жизни в прессе и на радио. Этим же путём впоследствии последовали и другие эмигранты. Например, выпускник физфака 1967 г. Д. Михеев, консультировавший в качестве сотрудника Гудзоновского института сотрудников администрации Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего 2.

В эту же группу исследований входит статья, также опубликованная за рубежом, принадлежащая перу В.В. Иофе (псевдоним – С.Р. Рождественский) и представляющая собой описание, а не анализ, как отмечает сам автор 3, деятельности политических групп Москвы, Ленинграда, Кишинева. Среди них для данного исследования особый интерес представляет деятельность группы Краснопевцева. Статья не потеряла своей актуальности и по сей день, так как это первое достаточно подробное, основывающееся на воспоминаниях участников тех событий 1 описание деятельности, ареста, пребывания в лагерях и дальнейшей судьбы членов группы Краснопевцева. Автору удалось показать наличие оппозиционного настроения у студенчества до XX съезда и прозвучавшего на нём закрытого доклада Хрущёва, сыгравшего роль ускорителя в развитии общественной мысли 1950-х годов.

Если участие органов ВЧК-ОГПУ-НКВД в репрессивной политике послеоктябрьского и сталинского периодов неоднократно рассматривалось историками, то деятельность органов госбезопасности в хрущёвский период долгое время оставалась вне поля их зрения. Е. Паповян, исследовавшая применение статьи 58-10 Уголовного кодекса РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда среди населения), отметила, что пик осуждений по данной статье в послесталинские годы приходится на 1957 г. Рост числа осуждений вызвало разосланное во все партийные организации страны закрытое письмо ЦК КПСС от 19 декабря 1956 г. – как ответ на всплеск оппозиционных выступлений.

Темой изысканий научного сотрудника НИПЦ «Мемориал» Г.В. Кузовкина являются внесудебные преследования на примере ряда вузов, среди которых упоминается и МГУ (в частности, механико-математический и филологический факультеты). На наш взгляд, название работы этого автора – «Партийно-комсомольские преследования по политическим мотивам в период ранней "oттeпeли"» – имеет несколько тенденциозный характер и отражает в определённой степени специфику работ правозащитного центра «Мемориал», в которых преобладает политический, а не академический подход. Небесспорна и датировка автором самого периода «ранней "оттепели"», к которой он относит и 1961 год, являющийся уже никак не началом «оттепели», а скорее её «похолоданием», если принять во внимание события в университетской жизни – «дело Лейкина», разгон «Маяка» и т. д.

Сборник статей и выступлений разных лет «Новые этюды об оптимизме» уже упоминавшегося выше В.В. Иофе продолжает исследования оппозиционного движения в СССР. Автор пишет о том, что периодизация политической истории СССР по «царствованиям» генсеков и по ключевым событиям внешней истории не выявляет этапных моментов в истории эволюции режима, и предлагает свой вариант периодизации. Период, рассматриваемый в данной работе, согласно периодизации В.В. Иофе, входит во второй этап истории самодеятельных политических организации, который начинается в 1930-е гг. и завершается в середине 1960-х гг.

Несколько материалов, в которых затрагивается в том числе и ситуация в студенческой среде, собрано в сборниках, посвященных событиям осени 1956 г. в Польше и Венгрии 2. Для автора наибольший интерес представляют разделы, в которых рассматриваются вопросы молодёжного движения, кризисы его организационных форм и поиск выхода из них. Особо следует отметить, что в Польше, в отличие от СССР, существовало объединение студентов – Союз польских студентов (ZSP).

В этом же ряду следует назвать и сборник, являющийся источником, однако предваряющее сборник введение делает необходимым разбор издания в данном разделе 33. Как отмечает во введении к сборнику документов один из его составителей В.А. Козлов, существует затруднение с определениями «инакомыслие» и «диссидентство». Автор приводит определение, предложенное в качестве альтернативы А. Галичем, – «резистанс», – но одновременно полагает, что и оно не отражает сути явления, имевшего место в советской истории с 1953 по 1982 г. Далее Козлов, согласившись с мнением поэта по поводу сложности нахождения точного определения рассматриваемого явления, обосновывает собственный выбор другого термина – «крамола».

Заняться поиском определения изучаемых событий университетской жизни пришлось и автору настоящей монографии. Взять хотя бы названия рассмотренных диссертаций (см. об этом ниже), авторы которых одни и те же события могут именовать и «инакомыслием», и «диссидентством», и «неформальным молодёжным движением». Всё это свидетельствует об отсутствии чётко выработанных критериев, серьёзных и всесторонних исследований по истории диссидентского движения. Думается, что «диссидентством», «инакомыслием», «оппозиционностью» трудно назвать большую часть из разбираемых в данной работе фактов. На сегодня наиболее корректным представляется определение «оппозиционные настроения».

Группу публицистики перестроечного периода открывает статья В. Арфимова . Автор впервые в нашей стране обратился к истории оппозиционного движения во времена Н.С. Хрущёва на примере группы Краснопевцева. По воспоминаниям Н.Г. Обушенкова, автором статьи является В.Б. Меньшиков . Это подтверждается тем, что источником для её написания послужили воспоминания Меньшикова, а также публикацией его фотографии и общей тональностью текста 36. Некоторые утверждения Арфимова представляются в большей степени надуманными. В частности, что участники группы при некотором разнообразии их взглядов выступали за введение рынка, за предоставление хозяйственной самостоятельности при ограниченном контроле Центра, за развитие в сфере торговли и бытового обслуживания мелкого предпринимательства задолго до М.С. Горбачёва.

Статья Д. Пушкаря также посвящена группе Краснопевцева и основывается на воспоминаниях Ф.Б. Белелюбского. Последний вышел из группы и на момент ареста её участников, являлся аспирантом Института китаеведения Академии наук СССР 38.

Работа студентов на целине и в строительных отрядах получила отражение в работах В.А. Лепехина и В.А. Приступко. Данную группу дополняют сборники «Планета целина» (подготовлен к печати студентами журфака с рисунками сотрудника МГУ, выпускника физфака 1960 г. В.В. Михайлина) и «Студенческая целина». Следует отметить, что ряд важнейших проблем работы студентов на целине, о которых пойдёт речь во второй главе, не нашёл своего отражения на страницах даже последней работы по теме студенческих отрядов – В.А. Приступко. Большинство этих публикаций имеет скорее публицистический, а не исследовательский характер.

Следующий блок работ – это публикации, не относящиеся напрямую к рассматриваемому времени и изучающие студенчество более раннего периода. Из немалого количества работ, посвященных довоенному поколению советского студенчества, можно выделить три ключевых исследования, созданных в последние годы. Это работы Е.С. Постникова, Е.Э. Платовой и А.Ю. Рожкова 40. Данные работы обобщают наработки предыдущего поколения историков, дополняя их изучением тем, ранее выпадавших из поля зрения или изучаемых через призму общепринятого определения студенчества как передового отряда советской молодёжи. Так, впервые в этих работах поднимается вопрос «студенческой карты» во внутрипартийной борьбе РКП(б) в 1923-1924 гг. Студенческая повседневность, в рамках которой подробно анализируются стипендии, плата за обучение, общежития, здоровье, моральный облик нового студенчества, вновь после долгого перерыва (с конца 1920-х гг.) обращает на себя внимание исследователей.

Автором был изучен ряд диссертаций, непосредственно посвященных студенчеству или затрагивающих близкие темы. Более подробно остановимся на характеристике нескольких работ.

Целью своей диссертации В.И. Додонов называет информирование общественности о наиболее важных формах и методах работы МГК КПСС, районных комитетов партии и вузовских парторганизаций по коммунистическому воспитанию студенчества . Для достижения поставленной цели В.И. Додонов использует материалы архивов соответствующих структурных подразделений партии и комсомола.

Т.В. Ищенко в своей диссертации поставил перед собой задачу определения места студенчества в социальной структуре советского общества с целью выяснения отличительных признаков общественной группы «студенчество», её действенной роли в общественном развитии 42. Также задачами автора явились: выяснение сущности социальной активности советского студенчества, выявление основных факторов формирования и развития социальной активности студентов, обоснование их действия в процессе обучения и воспитания юношей и девушек.

З.Г. Дайч подчёркивает, что выбрал для диссертационного исследования период между XXII и XXIII съездами КПСС, так как деятельность ВЛКСМ в вузах в этот период характеризуется интенсивным поиском путей повышения роли комсомола в профессиональной и идейно-политической подготовке специалистов 43. З.Г. Дайч использовал в работе архивные материалы партийных и комсомольских организаций таких вузов, как МГУ, МАИ, МГПИ имени Ленина, МИИТ, МЭИ, Институт имени Гнесиных.

С.Г. Давыдов в своей докторской диссертации выделяет четыре основных направления исследования: изучение общественно-политической самодеятельности, культуротворческого движения, религиозной активности и участия молодёжи в национальных движениях 4. На наш взгляд, понятие «культуротворчество» имеет несколько надуманный, суррогатный оттенок, не отражающий сам процесс «творчества», и страдает определённой тавтологией. Ведь «творчество», являясь источником культуры, само по себе подразумевает создание уникальных материальных и духовных ценностей. С.Г. Давыдов выделяет в культуротворческом движении два периода: первый, характеризующийся «возрождением нормативной культуротворческой самодеятельности после эпохи исключительно установленного единообразия», и второй – связанный с «возникновением и развитием различных культурных феноменов, усложнением структуры неформального культурного поля, расширением его пространства до размеров "второй культуры"». Надо сказать, что автор в разделе «Альтернативное культуротворческое молодёжное движение» слишком преувеличивает роль радиохулиганства. На наш взгляд, утверждать о каких-либо значительных масштабах этого явления не представляется возможным. Безусловно, радиолюбительство в СССР на данном этапе поощрялось и развивалось, но применение самодельных радиостанций было сужено ареалом проживания создававших их «умельцев». Несколько подобных случаев зафиксировано нами, судя по архивам и интервью, и в МГУ, но это ограничилось в одном случае радиотрансляционной сетью в Главном здании (далее – ГЗ) МГУ, в другом – созданием самодельных усилительных передатчиков. Кроме того, автор диссертации несерьёзно подошел к уточнению ряда фактов. Например, он называет В. Дремлюгу студентом-историком МГУ, каковым тот никогда не был. Между тем в статье, ссылку на которую С.Г. Давыдов указывает неверно, чётко указано, что В. Дремлюга являлся студентом второго по величине и значению вуза страны – Ленинградского государственного университета (ЛГУ).

При написании работы был изучен ряд исследований по социологии молодёжи. При этом можно констатировать, что в 1950-е гг. социология в целом (и социология молодёжи как её составная часть) в СССР после долго периода забвения проходила стадию становления (восстановления). Результат же этого процесса в виде сборников и монографий проявился только в 1960-х гг. Не останавливаясь подробно на развитии социологии в нашей стране, следует выделить наиболее значимые из этого ряда исследования Б. Грушина и В. Чикина, Б. Рубина и Ю. Колесникова, Е.Л. Омельченко, И.В. Васениной, В.И. Добрыниной, Т.Н. Кухтевич 4 . В эту же группу входят работы И.С. Кона, статьи Ю.А. Замошкина, Л. Гудкова, В.М. Воронкова 48.

Особняком в данной группе стоит исследование Б.А. Грушина 4 . В его основу легли результаты опросов, проведённых Институтом общественного мнения, возникшим в 1960 г. на базе редакции «Комсомольской правды». К сожалению, как констатирует сам автор, большая часть полевого материала по опросу студентов МГУ, участвовавших (вместе со студентами Сорбонны) в международном опросе «Во имя чего вы учитесь?», оказалась утерянной.

Помимо указанных исследований в работе использовалась многочисленная учебно-методическая и справочная литература 50.

В заключение данного историографического обзора можно сделать вывод, что несмотря на отсутствие работ, напрямую посвященных взглядам и жизни студенчества Московского университета в 1953-1964 гг., накопилась определённая историография данной проблемы. Она позволяет при анализе перечисленных ниже групп источников смоделировать и исследовать механизм взаимодействия власти и студенчества, формы проявления, выхода «наружу» сознания молодёжи.

Источники, задействованные при написании монографии, представлены двумя крупными разделами.

Раздел неопубликованных источников составляют следующие группы: 1) архивные документы; 2) материалы студенческих стенных газет, машинописных и рукописных журналов из архивов бывших студентов университета; 3) материалы «устной истории».

Комплекс материалов, входящих в первую группу, содержится в фондах двенадцати архивов: Архива МГУ имени М.В. Ломоносова, Архива ФСБ, Государственного архива РФ (далее – ГА РФ), Отдела рукописей Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина (далее – ОР ГМИИ), Отдела рукописей Государственного Русского музея (далее – ОР ГРМ), Отдела рукописей Государственной Третьяковской галереи (далее – ОР ГТГ), Российского Государственного архива литературы и искусства (далее РГАЛИ), Российского государственного архива новейшей истории (далее – РГАНИ), Российского государственного архива социально-политической истории (далее – РГАСПИ), Центрального государственного архива Москвы (далее – ЦГА Москвы), Научно-информационного и просветительского центра (далее – НИПЦ) «Мемориал», Центра документации «Народный архив» (далее – ЦДНА).

Наибольший интерес для данного исследования представляют материалы партийной и комсомольской организаций МГУ, показывающие не только легальные формы выражения студентами своих мыслей – выступления на собраниях, конференциях и диспутах, – но и нелегальные – создание кружков, деятельность которых была квалифицирована как антисоветская.

Здесь необходимо отметить существенную источниковедческую деталь, усложняющую работу исследователей. По утверждению А.П. Бутенко – в середине 1955 г. молодого преподавателя философии и непосредственного участника событий на философском факультете в 1955-1956 гг., – имел место подлог протокола партийного собрания от 15 марта 1955 г., посвященного обсуждению решений январского пленума ЦК КПСС. В результате фальсификации «был искажён смысл многих выступлений на этом собрании, что привело к драматическим событиям как для отдельных участников событий, так и для философского факультета в целом, его партбюро и парткома МГУ» а выступавшим на собрании студентам и аспирантам-коммунистам был приписаны слова, ими не произносившиеся. Например, фраза, приписываемая А.И. Могилеву, фронтовику и сталинскому стипендиату: «Нельзя верить ЦК по важнейшему вопросу государственной политики» 2, – по воспоминаниям А.П. Бутенко, является ложью.

На необходимость критического отношения к сведениям из партийных и комсомольских протоколов и проверки имеющейся в них информации обратил внимание работавший с документам такого рода А.Г. Борзенков 5.

Во многом благодаря протоколам удалось проследить содержание стенных газет (факультетских, курсовых, студенчески; групп), практика выпуска которых была обязательной в то время. Поскольку сами газеты (за очень редким исключением, о чём речь ниже) не сохранились, критика «крамольных» выпусков представляет для нас существенный источник информации, дающий представление о поколении 1950-1960-х гг.: чем жили, о чём думали, чем интересовались студенты.

Не будем отрицать, что относиться к материалам стенгазет нужно критично, учитывать определённую специфику этого вида изданий. Иногда к выпуску газет привлекались студенты, относившиеся к своей обязанности как к очередному рутинному поручению, и тогда газеты выходили сухими, имевшими вид информационных обзоров. Такие газеты, естественно, не привлекали к себе читателей и, как следствие, не оставили о себе в партийных и комсомольских протоколах ничего кроме беглого упоминания. Материалам стенгазет уделялось пристальное внимание со стороны парткома, комсомольского комитета университета и вышестоящих органов в лице РК, ЦК ВЛКСМ, МГК и ЦК КПСС. Отсюда возникает проблема передачи в протоколах точного, неискажённого содержания стенгазет.

Поводов для подобного внимания было немало. Оговоримся сразу, что большая часть критикуемых материалов цитируется только по протоколам партийной и комсомольской организаций, а здесь могут быть искажения из-за неверных записей и последующих машинных перепечаток.

Безусловно, протоколы фиксировали официальную точку зрения партийных и комсомольских руководителей на события, происходившие в стенах высших учебных заведений, будь то упомянутые выше стенгазеты, или выступления на собраниях, или такая необычная для советской действительности форма выражения общественного мнения, как бойкот. В протоколах фиксировалась критика «антипартийных», «антисоветских» (или считавшимися таковыми) выступлений не только членов ВЛКСМ и КПСС, но и беспартийных и не состоящих в рядах комсомола.

Документы архива МГУ, с которыми удалось поработать – а это были приказы по ректорату, университету в целом и в отдельности по гуманитарным и естественным факультетам, а также совсем скудный фонд Дома культуры, – имеют справочный характер. Как правило, они служат лишь для уточнения материалов партийного и комсомольского архивов МГУ. В приказах фиксировались фамилии студентов, зачисленных, отчисленных, закончивших обучение, отличившихся в учёбе и общественной жизни университета и представленных к именной стипендии. К сожалению, не удалось найти документального подтверждения пребывания в МГУ ряда иностранных стажёров.

Сохранившиеся стенгазеты середины 1950-х – конца 1960-х гг., а также машинописные и рукописные журналы представляют собой несомненный интерес и составляют отдельную вторую группу неопубликованных источников, позволяющих представить ситуацию непосредственно в той или иной студенческой группе, на курсе и факультете. Автору удалось найти остатки некоторых стенгазет и журналов 1950-1960-х гг., сохранившихся благодаря стараниям членов их редколлегий 54.

Последнюю – третью – группу неопубликованных источников составляют собранные автором материалы «устной истории» в виде интервью с выпускниками Московского университета.

Этот сравнительно новый вид источников в отечественных исторических исследованиях на протяжении двух последних десятилетий постепенно завоевал прочное место в ряду классических источников. Безусловно, использование материалов «устной истории» происходит параллельно с их сопоставлением с материалами архивов и имеющимися публикациями по исследуемым вопросам.

К опубликованным источникам относятся: 1) партийные документы и выступления партийных и государственных деятелей;

2) сборники документов и отдельные авторские публикации;

3) мемуары, среди которых в отдельную подгруппу можно выделить мемуарные сборники и воспоминания на иностранных языках; 4) периодические издания, включающие ряд зарубежных изданий; 5) летописи по истории Московского университета, списки выпускников, хроника культурной жизни в СССР.

Среди первой группы следует прежде всего выделить выступления первого секретаря ЦК КПСС и председателя СМ СССР Хрущёва на XX съезде КПСС с докладом «О культе личности его последствиях», на XIII съезде ВЛКСМ 55 и во время поения МГУ в январе 1959 г., а также прозвучавшие во время встреч с деятелями литературы и искусства 5 . В эту же группу входят закрытые письма ЦК КПСС «Об усилении политической работы парторганизаций в массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов» (от 19 декабря 1956 г.) и «Об идеологическом состоянии в Советской армии» (от 1 ноября 1957 г.), Третья Программа партии. Важными источниками также являются выступления секретаря ЦК КПСС Л.Ф. Ильичёва 58, отвечавшего за идеологию, речи секретаря МГК и ЦК КПСС Е.А. Фурцевой, доклады секретарей ЦК ВЛКСМ А.Н. Шелепина, В.Е. Семичастного и СП. Павлова.

Во вторую группу входят сборники, содержащие документы идеологического характера и появившиеся непосредственно в изучаемые годы .

Из источников этой же группы следует особо выделить сборники архивных документов, опубликованные в серии «Культура и власть от Сталина до Горбачёва» и включающие в себя материалы РГАНИ. Вышло уже четыре тома, охватывающих рассматриваемый в данной работе период времени, в течение которого наблюдалось некоторое послабление контроля государства и партии за творческими сферами и начался новый виток закручивания «идеологических гаек», что нашло отражение прежде всего в создании в 1962 г. вместо отдела культуры ЦК идеологического отдела ЦК 60.

Важнейшими источниками служат публикации протоколов заседаний партийной и комсомольской организаций МГУ имени М.В. Ломоносова, осуществлённые Е. Тарановым. Публикации Е. Таранова показывают «брожение умов», активизацию деятельности студентов до и после XX съезда КПСС. Данные публикации приобрели ещё большее значение в условиях недоступности самих дел по причине так называемых грифов «2» и «3», что означает соответственно «секретность» и «персоналии». К сожалению, опубликованные документы сопровождаются рядом неточных комментариев к цитируемым документам. Так, Лапшин указан как декан юрфака, хотя на самом деле аспирант философского факультета О. Лапшин являлся секретарём комитета ВЛКСМ МГУ в 1952-1953 гг., а в 1955-1956 гг. – заместителем секретаря партбюро философского факультета по оргработе.

Сюда же можно отнести публикацию научного сотрудника НИГЩ «Мемориал» Д.И. Зубарева «Из жизни филологов», содержащую протоколы выступлений министра высшего образования СССР В.П. Елютина по обсуждению побега бывшего студента филфака МГУ А. Дольберга за рубеж во время туристической поездки по ГДР.

Проблемы освоения целинных земель и участия в этом процессе студенческой молодёжи нашли своё освещение на страницах сборников «Письма с целины», «В краю просторов и подвигов. Молодёжь на целине» и «Великий подвиг партии и народа – массовое освоение целинных и залежных земель в Казахстане. Речи и доклады».

Материалы таких архивов, как ГА РФ, Архив ФСБ и ЦГА Москвы, о студенческом движении, оценивавшемся властями как оппозиционное, содержатся в публикациях журналов «Карта» и «Вопросы истории», а также в каталоге осуждённых по статье (62) 58-10 УК РСФСР и сборнике рассекреченных документов Верховного суда и Прокуратуры СССР под броским заголовком «Крамола: Инакомыслие в СССР при Хрущёве и Брежневе. 1953-1982 гг. Рассекреченные документы Верховного суда и Прокуратуры СССР».

Замыкает вторую группу опубликованных источников публикация А. Петрова с комментариями Ю. Буртина «"Едва раскрылись первые цветы...". "Новый мир" и общественные умонастроения в 1954 году», повествующая о ситуации в журнале после публикации статьи В.М. Померанцева «Об искренности литературы».

Все официальные источники имеют ряд особенностей, обусловленных их происхождением, которые необходимо учитывать. Информация данной группы источников является, как правило, вторичной, т.е. уже соответствующим образом обработанной. Таким образом, общественное мнение нашло отражение в различных документах официального происхождения. Данная группа источников важна для раскрытия механизма действия государственного и партийного аппаратов в направлении в нужное русло сознания студентов, развитие которого было ускорено зачитывавшимся на комсомольских и партийных активах вузов закрытым докладом Н.С. Хрущёва. Документы позволяют выявить в период после XX съезда определённую растерянность руководства перед нахлынувшим потоком студенческого брожения. Старый репрессивный аппарат, заклеймённый Н.С. Хрущёвым, в новом курсе страны был неприемлем, необходимо было разработать новый. Выработка курса ускорилась событиями в Венгрии и Польше, результатом явилось закрытое письмо ЦК КПСС от 19 декабря 1956 г. «Об усилении политической работы парторганизаций в массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов», разосланное в партийные организации на местах. По словам исследователя Г.В. Кузовкина, фальсификация поводов для политических преследований ушла в прошлое, объектом таких преследований стали те или иные реальные действия. «При этом перед разработчиками новой внутренней политики стал ряд вопросов: какие именно действия и высказывания следовало считать поводом для репрессивных мер, их внутренняя классификация ("враждебные вылазки", "вредные проявления", "пошлые и обывательские высказывания", "ошибочные взгляды" и т. д.)»63. Помимо политических органов в сдерживании студенческой активности определённую роль играли проработки на комсомольских и партийных собраниях, сопровождавшиеся выговорами, исключениями из рядов ВЛКСМ и КПСС, отчислениями из вузов.

Следующее издание – «Академик И.Г. Петровский – ректор Московского университета», – автор которого, сотрудник экспертно-аналитического отдела при ректорате Е.В. Ильченко, проделала огромную работу в архиве МГУ для уточнения, выяснения изменений в учебном, кадровом составе университетского профессорско-преподавательского состава, также трудно целиком отнести к разряду монографий. Эта книга включает в себя элементы, присущие и сборнику документов, и исследованию. В данном исследовании эта работа использовалась в большей степени в качестве источника, отсюда следует её анализ в данном разделе.

Третью – пожалуй, самую обширную – группу опубликованных источников составляют материалы личного происхождения – мемуары. Воспоминания, как никакой другой источник, субъективны – это не недостаток, а свойство мемуаров, ибо они несут на себе отпечаток личности автора. Данная группа источников в сочетании с архивными документами и материалами «устной истории» помогает в восстановлении целостной картины университетской жизни.

Среди многочисленных мемуаров можно выделить воспоминания студентов и аспирантов МГУ тех лет, преподавателей и сотрудников университета. Это прежде всего мемуары, вышедшие как отдельными изданиями, так и в виде статей в газетах и журналах: А.И. Аджубея, О.В. Амитрова, Л.А. Аннинского, А.А. Баранович-Поливановой, Н.Б. Биккенина, A.M. Бирюкова, А.Е. Бовина, Ч.Б. Борукаева, Ю.П. Буданцева, С. Букейханова и др. Авторы этих мемуаров освещают свою деятельность на протяжении длительных промежутков времени: как правило, с момента рождения до момента завершения работы над мемуарами.

Из объёмного, на наш взгляд, списка мемуаров хотелось бы выделить наиболее значимые, оказавшие неоспоримую помощь в работе над монографией. Все они написаны выпускниками и сотрудниками МГУ, посвятившими служению университету почти всю свою жизнь. Это в первую очередь воспоминания И.С. Галкина, ректора МГУ в 1943-1948 гг. и проректора – в 1953-1958 гг., «Записки ректора МГУ». Автор отмечает годы своего проректорства на гуманитарных факультетах как сложный период в истории страны в целом и университете в частности.

Следующее издание из этого же ряда – воспоминания профессора кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета К.Г. Левыкина, возглавлявшего комсомольскую организацию истфака в 1956-1958 гг., «Мой университет: Для всех – он наш, а для каждого – свой». Обладая хорошей памятью о событиях, имевших место полвека назад, Левыкин воссоздаёт насыщенную, а порой непростую ситуацию в студенческом коллективе родного факультета. Даже имеющиеся неточности с фамилиями или датами автор склонен оценивать как положительный момент, показывающий самостоятельность мемуариста, полагающего только на один источник при написании – свою собственную память.

Другая публикация – это воспоминания Ф.М. Волкова «50 лет в университетском строю». Автор, активный участник сначала комсомольской, затем партийной жизни университета, ярко и образно показал насыщенную атмосферу, царившую в МГУ в 1950-1960-х гг.

Исследование не получило бы должного развития и осмысления тех или иных событий без использования ряда воспоминаний писателей и поэтов, литературоведов, критиков – как советских, так и зарубежных: Л.Я. Гинзбург, В.Д. Дудинцева, В.Я. Лакшина, ГГ. Маркеса, М. Михайлова, Р.Д. Орловой и Л.З. Копелева, Д.С. Самойлова, Н.К. Старшинова.

Помимо этих мемуаров следует упомянуть воспоминания, имеющие фрагментарный характер. Чаще всего это газетные и журнальные публикации. К ним относятся работы следующих авторов: Ю. Анохина, И. Дедкова, Н. Соломина и др.

К этой же группе следует отнести литературный репортаж югославского литератора и философа М. Михайлова, стажёра-филолога в МГУ летом 1964 г. Для данного исследования наиболее важными являются впечатления автора о студентах МГУ, интересующихся современной отечественной и зарубежной литературой и искусством, не боящихся высказывать своё мнение о художественном и культурном процессе в Москве.

Небезынтересными видятся и мемуары бывших секретарей ЦК ВЛКСМ Н.Н. Месяцева и В.Е. Семичастного, любопытна их точка зрения на событиях, происходившие в студенческой среде.

Отдельно хотелось бы охарактеризовать воспоминания Г.И. Копылова и Л. Поликовской. Роман в стихах «Евгений Стромынкин» Г.И. Копылова трудно отнести к классическим воспоминаниям, он представляет собой художественное произведение, созданное в подражание «Евгению Онегину» А.С. Пушкина. Но поскольку в нём передаётся атмосфера типичной жизни студента конца 1940-х – начала 1950-х гг. (не утратившая своих основных черт и в более поздний период), он включён в список источников. Тем более что публикация снабжена великолепным справочным аппаратом и комментариями (учившегося несколькими курсами младше студента физфака А.В. Кессениха), поясняющими многие нам уже неясные иносказательные выражения.

Особой характеристики требует сборник воспоминаний, составленный выпускницей филфака 1967 г. Л. Поликовской. По её собственному признанию, несмотря на атрибуты научной работы (библиографические ссылки, комментарии и т. д.), сборник относится к мемуарам. В нём' объединены устные интервью, литературные записи воспоминаний лиц, причастных к несанкционированным встречам на площади Маяковского в 1958-1961 гг., стихи и тексты ряда газетных фельетонов той поры. Среди них особую важность имеют воспоминания представителей поколения «Маяка», учившихся в 1950-е гг. в Московском университете (И.Л. Волгина, A.M. Иванова, В.Н. Осипова).

Следует также назвать и сборник, посвященный событиям 5 декабря 1965 г. на Пушкинской площади в Москве. Подобно предыдущему он содержит воспоминания очевидцев, выдержки из зарубежных статей, материалы протоколов комсомольской организации МГУ, документы ЦГА Москвы, РГАНИ, фотографии участников, материалы, относящиеся к деятельности литературного объединения СМОГ.

Особую группу воспоминаний составляют произведения студентов МГУ, сочетающие в себе достоинства художественного романа и элементы автобиографии. Читать их – словно решать ребус, задумываясь, кого и что имел в виду автор.

Выпускнику филфака 1960 г. А.П. Чудакову в своём романе «Ложится мгла на старые ступени» (М., 2001) это удалось сделать в полной мере: в повествовании постепенно, как бусины на нить, нанизываются рассказы про семью главного героя (автора). Попутно читателю задаются загадки – начиная с того, что герой – студент истфака и лишь вольнослушатель филфака. В романе под псевдонимами показаны реальные лица: например, «Симбирцев» – Самарин, «две студентки философского факультета, посещающие семинары своего отца-математика», – сестры Ляпуновы. Своих настоящих фамилий удостоились лишь те герои романа, к которым автор испытывает уважение: В.М. Померанцев, П.А. Зайончковский, С.Д. Сказкин.

Книга Р.А. Агеевой «Так было суждено» (М., 2008) в чём-то неуловимо похожа на работу её однокурсника: здесь также воспроизводится судьба нескольких поколений одной семьи. И в центре повествования – судьба самой Агеевой. Автор изменила по этическим соображениям фамилии многих персонажей, но они всё же угадываемы: «замдекана по научной работе Кривуля» – замдекана по учебной работе Зозуля, «Голованов» – Пастернак, «Закржевский» – В.В. Иванов, «А.К. Перепёлкина» – Е.М. Галкина-Федорук, «Завьялов» – А. Зализняк, «Меерович» – И, Мельчук. При написании своей книги автор использовала фрагменты мемуарных заметок, дневниковые записи, письма, устные рассказы, что позволило с точностью, если сравнивать с имеющимися архивными данными, воспроизвести ситуацию на филфаке МГУ 1950-1960-х гг. (после окончания факультета автор поступила в аспирантуру). Так, автор представила сцену проработки «Закржевского» на собрании филфака, которая совпадает с воспоминаниями Иванова и публикацией документов об его изгнании из МГУ в 1958 г. 65.

«Сны наяву, или Студенческий марафон» выпускника 1969 г. (М., 1963) Ю.А. Беляева заключает в себе больше вымысла, нежели реальных фактов.

Такова и книга выпускника физфака Г.С. Дворянинова «Мы. Эпическая повесть в стихах» (Севастополь, 2003). Гораздо больший интерес для исследования представляет его «Уходящее за горизонт», где охватывается период с детства автора до времени написания воспоминаний.

Особняком в этой череде находится «Антисоветский роман» (англ. название «Дети Сталина») О. Мэтьюза (М., 2010), представляющий собой повествование о судьбе родителей – англичанине М. Мэтьюзе и гражданке СССР Л. Бибиковой, дочери репрессированного секретаря Черниговского обкома ВКП(б). Мэтъюз, выпускник Оксфорда, впервые посетивший Советский Союз во время фестиваля молодёжи и студентов в 1957г., а затем приехавший в качестве сотрудника британского посольства в 1958 г., решил вместо написания отчётов о системе высшего образования в СССР поступить в аспирантуру филфака. Но проучившись год и не захотев стать агентом советских органов в ответ на «заманчивое» предложение, а также в ситуации, когда на его коллегу по аспирантуре Ж. Нива обрушились болезнь после прививки в университетской поликлинике и арест невесты, дочери О. Ивинской – И. Емельяновой, Мэтъюз уезжает на родину. Возвращается он через два года, в 1963 г., по обмену студентами вновь в Москву, где и знакомится с выпускницей истфака МГУ 1958 г. Л. Бибиковой. Стать супругами Мэтъюз и Бибикова смогут только спустя шесть лет борьбы с советской системой.

Повесть выпускника биофака 1954 г. Л.И. Жучилина «Мы с одного факультета. Любовно-историческая повесть» (Иркутск, 2004) была написана ещё в годы учёбы автора в МГУ. Тогда он же пробовал опубликовать её в центральных журналах – «Новом мире», «Октябре», «Знамени», – но ни один из них не принял рукопись по причине неверного отражения советской действительности и нетипичности изображённого в ней советского студенчества. Это художественное произведение тем не менее отражает чувства и переживания молодёжи.

Отдельный блок составляют воспоминания на иностранных языках. Это воспоминания как учившихся в МГУ, так и посещавших университет в качестве гостей. Первую группу составляют воспоминания шведского и американских стажёров Г. Гамрина, Дж. Гудинга, У. Таубмана, С. Уайт, Ш. Фитцпатрик. Ко второй принадлежат воспоминания Р. Хагельштанге, посетившего Московский университет в составе писательской делегации ФРГ. Интерес представляют и впечатления, полученные Б. и С. Розенфельд во время их пребывания в Москве .

Бывший советский гражданин, художник В. Слепян, в конце 1960 г. обосновавшийся в Париже, написал статью публицистического характера с воспоминаниями об организации своей выставки в МГУ с помощью студентов 67.

Из-за ограниченного доступа к материалам Архива ФСБ особую важность представляют воспоминания участников так называемой группы Краснопевцева. Сюда входит публикация круглого стола в «Вопросах истории», среди участников которого: М.С. Гольдман, Л.Н. Краснопевцев, В.Б. Меньшиков, Н.Г. Обушенков, Н.Н. Покровский (участие последнего, жившего и работавшего в Новосибирске, выразилось в письменной форме), М.А. Чешков.

Особняком в этом ряду находится публикация Т. Косиновой «События в Польше глазами советских диссидентов», составленная на основе устных интервью, записанных в период 1992-1994 гг. Среди них наибольший интерес представляют опросы членов группы Краснопевцева.

Приуроченные в большинстве своём к юбилеям кафедр, факультетов, преподавателей Московского университета, а также известных биологических кружков Московского зоопарка сборники воспоминаний составляют следующий блок характеризуемых источников. Воспоминания гуманитариев – журналистов и филологов, – вероятно, в силу их профессиональных навыков отличаются широтой и глубиной в описании прошедших событий почти пятидесятилетней давности. Они явились для автора важным подспорьем, помогающим восполнить пробелы, возникавшие при работе с материалами архивов и «устной истории». Сборники выпускников биофака, выстроенные по анкетной схеме, позволяют проследить жизнь выпускников биолого-почвенного факультета после окончания МГУ. (68)

В эту же группу входит сборник «Мы учимся в МГУ», состоящий из кратких очерков-впечатлений иностранных студентов МГУ об учёбе в Московском университете. Примечательно, что сборник проиллюстрирован работами университетских художников.

Материалы периодических изданий составляют четвёртую группу опубликованных источников. Это публикации ряда газет и журналов: «Вечерней Москвы», «Журналиста» (учебной газеты журфака, выходившей с 28 сентября 1956 г.), «Известий», «Комсомольской правды», «Московского комсомольца», «Литературы и жизни», «"Молодого целинника" на студенческой стройке», «Московского университета на целине», «Правды», «Всемирных студенческих новостей», «Звезды», «Информационного бюллетеня VI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве», «Коммуниста», «Культуры и жизни», «Молодой гвардии», «Молодёжи мира», «Молодого коммуниста», «Москвы» и др.

Отдельного упоминания заслуживает сборник материалов «Советский физик», в котором содержатся избранные статьи стенгазеты физического факультета 1998-2004 гг. В отличие от других факультетов МГУ (если и выпускающих в настоящее время факультетские стенгазеты, то, как правило, изменивших их названия – удаливших, по крайней мере, определение «советский»), название стенгазеты физиков осталось прежним.

Из зарубежных изданий использованы газеты «Le Monde» и «The New York Times», журналы «The Anglo-Soviet Journal», «Problems of Communism».

Особо выделим значение университетской газеты «Московский университет». Проработанные автором годовые подшивки с 1953 по 1969 гг. представляют собой незаменимый информативный источник, позволяющий частично восполнить пробелы и недоступность архивных документов. Отметим, что газета в исследуемый период была действительно вузовской газетой и отражала практически все стороны студенческой жизни. Её материалы при всей дозированности и подчёркивании положительных примеров из учебного процесса и общественной жизни МГУ отличаются живостью в подаче материала до 1968 г. включительно. В 1969 г. выпуски газеты становятся тусклыми и безликими.

Летописи по истории Московского университета, списки выпускников, хроника культурной жизни в СССР составляют пятую – последнюю – группу опубликованных источников. Среди них особенной информативностью выделяются «Летопись Московского университета» последнего издания (2004 г.) и «Летопись исторического факультета МГУ. (1934-1994 гг.)», содержащие подробные сведения о жизни МГУ, его факультетов и подразделений. К сожалению, не удалось ознакомиться с «Летописью студенческой жизни Московского университета. Часть 6-я (1956-1980)» (69) по причине её отсутствия в библиотеках Москвы.

Единственным в своём роде является сборник «Выпускники физического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова 1953-2003 гг.», содержащий базу данных выпускников физфака начиная с 1953 г. и заканчивая 2003 г. Недостатком является отсутствие в списках исключённых студентов из университета в течение учебного периода, неясно, сколько же поступило на факультет и сколько из них закончило обучение со своим выпуском. Но, понимая всю сложность поиска информации в приказах, хранящихся в Архиве МГУ, учитывая сохранность документов (ряд фамилий просто утерян), следует отметить огромную работу, проделанную составителями сборника . Как указывает в предисловии декан физфака В.И. Трухин, благодаря инициативе ряда выпускников были восстановлены и уточнены списки. Кроме того, плюсом является наличие базы данных в электронном виде на сайте физфака, благодаря чему сами выпускники могут при заполнении специальной анкеты уточнить сведения о себе или о своих сокурсниках.

Монография снабжена указателем имён. Заключение инициалов упоминаемых в тексте и указателе студентов в квадратные скобки означает не совсем полную уверенность автора в правильности установления этих инициалов. Поскольку ряд студентов после окончания университета поменял фамилии, в тексте приводятся фамилии, под которыми они учились в МГУ.

Автором в ходе работы над книгой были сделаны уточнения, нашедшие отражение в приводимой хронике университетской жизни в 1953-1969 гг.

Таким образом, в рамках данной работы проведён сравнительный анализ информации по всем перечисленным группам опубликованных и неопубликованных источников. Нужно констатировать, что не всегда была возможность осуществить этот всесторонний анализ. Этому мешали прежде всего отсутствие и недоступность в архивах необходимых материалов.

Нужно также отметить отсутствие доступа к ряду документов таких важных архивов, как Архив президента Российский Федерации и Архив ФСБ, где хранятся сведения об имевших место проявлениях оппозиционного настроения молодёжи в исследуемый период. Таковые, судя по воспоминаниям, имеются. Заместитель секретаря парткома по идеологическим вопросам информировал КГБ о настроениях студенчества, положении на факультетах 71. Отсюда вытекают определённые трудности при раскрытии проблематики исследования (неизвестна, например, статистика студенческих выступлений, причисленных к «антисоветским», по факультетам и МГУ в целом в рассматриваемый период).

Необходимо констатировать, что большая часть архивных дел второй половины 1960-х гг. фондов партийной и комсомольской организаций МГУ в настоящее время недоступна исследователям по причине содержания персональной информации, что, безусловно, не позволило пролить свет на ряд возникших вопросов.

Огромную роль в университетской жизни этого периода играла партийная организация. Членами КПСС были не только преподаватели, но и студенты МГУ. Большинство студентов являлись членами ВЛКСМ. Многие стороны общественной жизни студентов остались бы нереализованными без поддержки профсоюзной организации. Не ставя себе отдельной задачей изучение деятельности партийной, комсомольской и профсоюзной организаций, автор тем не менее неоднократно касается их роли и участия в жизни студентов.

Не рассматривалось в данной работе участие студентов МГУ в деятельности оперотрядов. В связи с постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 2 марта 1959 г. «Об участии трудящихся в охране общественного порядка в стране» в СССР стали создаваться добровольные народные дружины (ДНД). В составе крупных ДНД создавались оперативные комсомольские отряды дружинников (ОКОД) (чаще употреблялась аббревиатура ОКО. – ОТ.). При комитете ВЛКСМ МГУ был создан подобный ОКО. Но ещё до его образования в университете существовали бригады содействия милиции (БРИГАДМИЛ), или, как их ещё называли, ДОСМИЛ – бригады добровольного содействия милиции, – в которых принимали участие студенты. Основной задачей ДНД и ОКО являлось поддержание общественного порядка – выявление и препровождение в отделения милиции мелких правонарушителей (хулиганов, пьяниц, нарушителей тишины). Безусловно, деятельность ОКО во время массовых мероприятий, праздников была совершенно оправдана, но постепенно оперотряды приобрели в глазах студенческого сообщества негативное значение. Связано это было с участием ОКО в неукоснительном исполнении введённого в общежитии правила раздельного поселения девушек и юношей, участием в разгоне собраний любителей поэзии на площади Маяковского, демонстрантов у памятника Пушкину и т.п.

Вопросы механизма работы студенческого самоуправления в виде студсоветов в общежитиях, самообслуживания и – главное – вопросы финансирования всех студенческих мероприятий остались автором неохваченными. Этому есть несколько объяснений. Совсем не удалось ознакомиться с материалами бухгалтерии МГУ, финансовыми документами профсоюзной, партийной и комсомольской организаций. Не были пока обнаружены и архивные документы, касающиеся финансовой стороны деятельности художественных коллективов и спортивных организаций МГУ. Их работа была довольно затратной на стадии подготовки спектаклей и концертов, спортивных мероприятий. Если актёры-студенты играли бесплатно, то работа директоров, режиссёров, осветителей, техников, художников, тренеров, инструкторов и прочих оплачивалась из университетского бюджета. Костюмы, реквизит, инструменты, печать билетов и программок, закупка спортоборудования, оплата проезда и т. д. – всё это также стоило денег. По сохранившимся билетам мероприятий в ДК ГФ и ДК на Ленгорах становится ясным, что плата, пусть и небольшая, за вход на просмотр спектаклей или кинофильмов всё же взималась, ведь университет не мог затребовать средств на содержание своих домов культуры из внешних источников. Неясно, как были задействованы взносы членов партии, комсомола и профсоюза, какая их часть оседала в университете, а какая направлялась в соответствующие центральные органы. Не удалось также выявить все приказы по иностранцам, обучавшимся в МГУ. Совершенно не ясна картина с количеством иностранных стажёров и студентов (7). В силу этого ряд аспектов жизни студентов остался неизученным и нуждается в дальнейшем исследовании.

Не получила должного освещения история НСО в МГУ в целом. Но встречающаяся информация в архивах и воспоминаниях позволяет сделать вывод, что это – ещё одна яркая страница в жизни университета, требующая пристального изучения. Работа факультетских НСО затрагивается лишь в контексте рассматриваемых проблем студенческой жизни.

Также в работе не разбирается история «Дружины охраны природы» (ДОП) в МГУ. В её организации активное участие принимал выпускник МГУ 1954 г. ботаник В.Н. Тихомиров. Но ещё до создания комсомольской дружины с середины 1940-х гг. в стране началось возрождение движения охраны природы. Старейшее научное сообщество – Московское общество испытателей природы (МОИП) – получило финансовую поддержку и могло издавать природоохранную литературу. Огромную роль сыграло совещание по редким, ценным и исчезающим видам растений и животных, проходившее в МОИПе. В институтах и университетах стали появляться свои природоохранные организации. В МГУ студенты, большинство из которых были участниками ВООП и КЮБЗа, организовывали выезды в лес, выявляли случаи нарушений охоты, незаконной вырубки хвойных деревьев в предновогодний период (операция «Ель»). 13 декабря 1960 г. было принято решение комсомольского собрания биофака о создании ДОП.

Вне поля исследования остались проблемы, связанные с участием студентов и аспирантов МГУ в спортивной жизни университета, в разного рода соревнованиях. Не рассматриваются в работе и турпоходы. Отдельного исследования заслуживает история альпинизма в МГУ.

Агитпоходное движение затрагивается в работе частично, хотя оно как явление, возникшее ещё в конце 1940-х гг., в 1950-е гг. приобрело широкий масштаб и стало неотъемлемой частью общественной жизни советского студенчества. Конечно, став частью комсомольской работы в вузах, оно заключало в себе идеологически-пропагандистские и культурно-просветительные элементы. По длительности и широте программ агитпоходы были и однодневными и сложными – длившимися в течение нескольких недель. Во время них читались лекции и давались концерты, тематика которых могла быть самой разнообразной – всё зависело от талантов и способностей студентов, которые проявлялись во многом благодаря агитпоходам. Самыми яркими агитпоходами в 1950-1960-е гг. прославились студенты биолого-почвенного, физического, философского, химического факультетов.

Специально не рассматривались вопросы повседневной жизни студенчества – расходы и доходы студентов, одежда, хобби. Хотя все они, безусловно, заслуживают глубокого изучения.

Данная монография не претендует на полное и исчерпывающее исследование проблем студенческой жизни МГУ рассматриваемого периода. Но вместе с тем необходимо отметить новизну проделанной автором работы. Впервые сделана попытка написания монографического исследования по истории студенчества МГУ 1950-1960-х гг. Её появление чрезвычайно важно для понимания процессов, происходивших в Советском Союзе.

Автор выражает огромную благодарность всем, кто согласился уделить своё личное время для интервью, переписки, кто оказал большую помощь в уточнении и прояснении событий студенческой жизни 1950-1960-х гг.: Л.В. Агеевой, Р.А. Агеевой, Е.В. Александрову, А.С. и СМ. Александровым, Г.А. Алексееву, И.Г. Алпатовой, А.Т. Абросимову, О.В. Амитрову, М.Г. Антопольскому, Ю.А. Арендту, Е.Р. Арензону, Ю.Н. Афанасьеву, А.В. Багрову, В.В. Бакакину, В.А. Баскиной, Л.М. Баш, Ф.Б. Белелюбскому, М.И. Белецкому, Л.Н. Белинькой, С.Д. Белоголовцеву, Ю.А. Беляеву, Н.Е. Боревской, В.В. Борисову, В.В. Борщёву, С.Г. Бочарову, Ю.П. Буданцеву, В.А. Булгакову, Ф.Э. Бурджалову, Н.М. Вагаповой, Л.Н. Васильевой (Кучеренко), Г.В. Вирену, Г.Я; Вовченко, Г.Г. Водолазову, И.Л. Волгину, В.А. Волконскому, В.М. Володарскому, И.Д. Воробьёву, СВ. Воронковой (Васильевой), Р.В. Выговской, Т.И. Галкиной, Н.Д. Габриэлян, Ю.В. Гапонову, Ю.Г. Гатинскому, В.Я. Герасименко, В.М. Герцику, В.М. Гефтеру, И.А. Годунову, A.M. Грязновой, Л.О. Голден, Г.А. Голубевой, В.Б. Голубеву, Н.Е. Горбаневской, Н.Н. Гордеевой, Ю.П. Горину, В.И. Горшкову, АЛ. Горюшкину, Е.А. Григорьевой (Емельяновой), Р.А. и Ю.В. Григорьевым, СИ. Григорьянцу, Г.С Дворянинову, Т.Ф. Дедковой, С.С. Демидову, Л.Д. Дергачёвой, Н.С. Дико, Н.А. Доброхотовой-Майковой, Д.Б. Дубощинскому, А.А. Евдокимову, И.И. Емельяновой, Н.И. Ерёмину, Е.Н. Ефимовой, А.И. Ефремову, Н.Л. Жуковской, В.Я. Завертайло, В.А. Зайцеву, СВ. Затонскому, Ю.И. Зверевой, М.Р. Зезиной, А.Н. Зеленину, Г.А. Золотовой, П.М. Зоркому, Н.В. Зыку, В.Б. Иванову, В.И. Иванову, Т.Б. Ионовой, В.В. Калинину, В.П. Кандидову, Н.С. Канер (Тиме), Л.Л. Касаткину, Н.Б. Келлер, А.В. Кессениху, А.Е. Кибрику, Л.А. Кобякову, СА. Ковалёву, В.И. Козлову, А.А. Колесникову, Э.Я. Комисаровой (Лягушиной), О Л. Кононовой (Свешниковой), Л.Г. Косачевой, Л.Н. Краснопевцеву, В.А. Крейсбергу, А.П. Кропоткину, Л.П. Крысину, М.Н. Кузнецовой, Н.И. Кузнецовой, И.С Кузьминой, В.И. Кузьмину, В.В. Курилову, Н.Т. Куцовой, Э.И. Кэбину, А.В. Лаврову, А.Е. Левину, А.С.Лежену, В.Л. Лейбович, М.С Лейкину, В.С.Лененко, В.Н.Леоновичу, О.А. Леонтьевой, СИ. Лёвушкину, С.Ф. Литвиненко, А.К. Лишиной (Петровой), А.Е Лифшицу, Ю.М. Лощицу, А.А. Львовой (Качановой), Э.С Львовой, Б.П. Любимову, Т.Н. Лягиной (Тихомировой), Е.А. Ляпуновой, Н.А. Ляпуновой, В.А. Майеру, Е.М. Максимовой, B.C. Манину, Ю.И. Манину, М.В. Масарскому, М.С. Мейеру, О.Д. Меркулову, СА. Митрохиной, В.В. Михайлину, М.О. Мнацаканяну, А.И. Морозову, Л.Н. Москаленко (Хаджи-Мурат), Г.-В.В. Муриной, СА. Небольсину, Ю.С Некрасову, В.Г. Неудачину, Л.Н. Николаеву, Н.В. Обручевой, А.И. Орлову, А.С Орлову, Н.Г. Обушенкову, М.И. и Н.Ф. Овчинниковым, М.Н. Одноралову, Г.П. Оприщенко, В.Н. Осипову, М.Е. Островской, М.А. Островскому, В.Н. Пакину, A.M. Парфёновой, Е.С Пастуховой, Н.К. Петровой, С.С. Печуро, В.Д. Письменному, Л.В. Поликовской, Е.С. Полищуку, Я.Г. Пономарёву, О.А. Поповой, Г.Х. Попову, И.А. Преображенскому, А.И. Пригожину, Б.И. Пружинину, В.Б. Раецкой, А.В. и Е.В. Раменским, М.Е. Раменской, Г.И. Ратгаузу, О.Г. Ревзиной, Н.В. Ревякиной, М.Д. Решетовой, А.А. Рогаткину, Б.С Родионову, М.М. Рожанской, М.Г. Розовскому, Н.Х. Розову, B. М. Романовой, А.И. Рубайло (Захаровой), Б.В. Сазонову, Л.И. Сальниковой, В.В. Самодаю, Г.Е. Самониной, А.А. Сбитневой (Мишурис), И.Е. Светлову, Л.А. Седову, В.А. Селиверстову, А.Н. Сенкевичу, А.В. Сенчук, СВ. Сергееву, СИ. Сергейчику, В.П. Силиной, В.А. Скворцову, Т.Н. Скорбилиной, В.А. Скороденко, В.П. Смирнову, Е.М. Сморгуновой, В.М. Соболеву, Е.В. Соболевой (Мухиной), В.Н. Сойферу, Н.А. Сологубовскому, Р.В. Соколову, И.Б. Сокольской, A.M. Степанову, Е.Д. Стопкой, А.Н. Суровой, Д.А. Сухареву (Сахарову), В.В. Теплякову, В.М. Тихомирову, А.Л. Тоому, В.Ю. Траскину, Ю.Т. Туточкину. Э.В. Угловой, М.Л. Ушацу, В.М. Федосееву, Б.Н. Флоре, Б.Я. Фрезинскому, Г.М. Целмсу, Л.М. Чайлахяну, В.К. Частных, СМ. Червонной, Е.Н. Черных, М.А. Чешкову, М.Д. Чибирову, Л.И. Чудакову, Ю.П. Чуковой, И.Б. Шамышеву, Б.И. Шапиро, Я.Н. Шапиро, О.А. и М.Ф. Шемякиным, В.М. Ширяеву, С.Э. Шнолю, Г.Е. Шолохову, С.Н. Щегольковой, И.В. Щипачёвой, Н.Н. Энгверу, СВ. Ямщикову, В.Б. Янкилевскому, В.А. Янкову.

С грустью приходится констатировать, что многих уже с нами нет.

Огромную благодарность автор выражает своим научным руководителям – профессору исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова СА. Байбакову (по дипломной работе), рецензенту кандидатской диссертации, и академику РАН Ю.С Кукушкину (научному руководителю кандидатской диссертации).

Незаменима и неоценима помощь высококвалифицированных архивных сотрудников – Е.Б. Кушнир (Архив МГУ), Л.Л. Носыревой (ЦГА Москвы), Г.М. Токаревой и Д.А. Александрова (РГАСПИ), Д.В. Неустроева (РГАЛИ).

Большую помощь в поиске информации, выяснении ряда обстоятельств оказали сотрудники «Мемориала» Б.И. Беленкин и А.А. Макаров.

Отдельную благодарность хочется выразить Е.Г. Федоренкову за помощь в овладении компьютерными программами и оцифровку аудиозаписей интервью, Ю.А. Когай – за переводы с английского.

Большое спасибо и признательность коллеге Д.А. Андрееву, без дружеских советов которого данная книга не увидела бы свет.

И наконец, самая большая благодарность автора – родным: за их поддержку и терпение.

Примечания

1. Вознесенская Л. Введение // Истоки протеста (положение, психология и поведение студенчества саран Восточной Европы). – Майкоп, 1991. С. 6.

2. Московскому университету – 225 леьт. – М., 1979. С. 106.

3 Автор выражает благодарность доц. Е.Н. Даниловой и проф. СА. Байбакову, заострившим внимание на этом важном для вузовской системы решении.

4. Необходимо отметить на основании изученного материала, что понимавших и при этом анализировавших текущую действительность было среди студентов немного, как правило, это были студенты, в силу своих профессиональных интересов занимавшиеся вопросами истории развития общества.

5. Имелось несколько вариантов раскрытия аббревиатуры: «Самое молодое общество гениев», «Смелость, мысль, образ, глубина».

6. ЦГА Москвы. Ф. Р-1609. Оп. 2. Д. 582. Л. 4.

7. Там же. Д. 528. Л. 3.

8. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И.Даля синонимами слова «взгляд» являются: воззрение, понятие, убеждение, суждение II Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. А-3. – М., 1955. С. 193. В свою очередь, убеждения – это «личностные образования, в основе которых лежат определённые представлении, идеи, принципы, существенно определяющие отношение человека к действительности и его поступки» // Российская социологическая энциклопедия. – М., 1998. С. 584, 9. Бугров Б. С. Перспективы учебно-воспитательной и научно-исследовательской работы на филологическом факультете (в свете Программы КПСС)// ВМУфж. 1961. № 6; В помощь комсомольскому активисту МГУ. – М., 1970; Додонов В. Знания плюс убеждения. – М., 1968; Морехина Г.Г. О повышении идейного уровня преподавания истории КПСС // ВИ КПСС. 1965. № 9; Наука и идейное воспитание молодёжи // ВМУг. 1963. № 5; Савченко И.Я. Аудитория – вся страна. Из опыта работы первичной организации об-ва «Знание» Моск. гос. ун-та им. М.В. Ломоносова. – М., 1965; Филин Н. Устремленный в будущее // Москва. 1964. № 5; Чупракова Л.Г. Труду, быту и отдыху студентов – разумный режим // ВВШ. 1965. №6; Ягодкин В.Н. Идейно-воспитательная работа кафедры политической экономии гуманитарных факультетов Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова со студентами. – М., 1970.

10. XX съезд КПСС и его исторические реальности. – М., 1991; Аксютин Ю.В., Волобуев О.В. XX съезд КПСС: новации и догмы. – М., 1991.

11. Пихоя Р.Г. Советский Союз: История власти. 1945-1991. – М., 1998.

12. Зезина М.Р. Из истории общественного сознания периода «оттепели». Проблема свободы творчества // Вестник Московского университета. 1992. № 6; Она же. Шоковая терапия. 1953-1956 // Отечественная история. 1995. № 2; Она же. Советская художественная интеллигенция и власть в 1950-е -60-е годы. – М., 1999.

13. Аксютин Ю.В. Хрущёвская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. – М., 2004.

14. Зубкова Е.Ю. Общество и реформы 1945-1964. – М., 1993.

15. Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. – М., 2000.

16. Борзенков А.Г. Молодёжь и политика: возможности и пределы студенческой самодеятельности на востоке России (1961-1991 гг.). Ч. 1. Новосибирск, 2002; Ч. 2. – Новосибирск, 2003.

17. Силина Л.В. Настроения советского студенчества. 1945-1964 гг. – М., 2004.

18. Кошман Л. В., Сахаров A.M. Московский университет в советское время. – М., 1967; Московский университет за 50 лет Советской власти. – М., 1967; Сахаров A.M., Шелестов ДЖ Московский университет: Краткий исторический очерк. – М., 1955; Тихомиров МН. М.В. Ломоносов и основание первого университета в России. – М., 1955.

19. Городецкий Е.Н. Из истории Московского университета (1917-1955 гг.) // Преподавание истории в школе. 1955. №4; Он же. Советская реформа высшей школы 1918 года и Московский университет // ВМУ. Серия общественных наук. 1954. № 1.

20. Там же. С. 32.

21. История профсоюзной организации Московского университета. – М., 2004; Очерки истории профсоюзной организации Московского университета (факультеты и подразделения). – М., 2005.

22. Биологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. – М., 2005; Филологический факультет Московского университета: Очерки истории. В 2 ч. – М., 2001; Философский факультет Московского университета им. М.В. Ломоносова. Очерки истории. – М., 2002.

23. Андреев М. Советская молодёжь и западный мир; Дьячков Ю. Молодёжь и образование в СССР; Зеркалов М. Советская молодёжь и проблема личной свободы; Кружин П. Юношеское движение в Советском Союзе; Марин Ю. Роль молодёжи в советском обществе; Павлов М. Сопротивление молодёжи коммунистическому порабощению // Молодёжь Советского Союза. Сборник статей. Мюнхен, 1959.

24. Бург Давид. Оппозиционные настроения молодёжи в годы после «оттепели». Сер 1. Вып. 62. Мюнхен, 1960.

25. Фрумкина P.M. Внутри истории: Эссе, статьи, мемуарные очерки. – М., 2002. С. 328.

26. Из досье НТС // Родина. 1992. № 10. С. 15.

27. Бург Д. Оппозиционные настроения. С. 38.

28. Экс-консультант президентов США: Я боролся против своей страны. А когда прозрел, мне сказали: «Ты больше не нужен» // http://www.kp. ru/daily/26292/3169858/ [дата обращения: 17.01.2015].

29. Иофе В.В. Материалы к истории самодеятельных политических объединений в СССР после 1945 года // Память. Исторический сборник. Вып. 5. – Париж, 1982.

30. Там же. С. 231.

31. Как отметил В.В. Иофе в интервью автору 8 мая 2001 г., «в 1968 г. в мордовском лагере (В.В.Иофе был осуждён по делу подпольной марксистской группы "Союз коммунаров" ("Колокол". – О.Г.) застав "хвост" отбывающих свои сроки участников групп 1957-1958 гг., мне представился интерес для некоторого анализа. Потому что они (оппозиционные группы. – О.Т.) выражали некоторые ценности общественного сознания».

32. Алексеев В. Венгрия 56: Прорыв цепи. – М., 1996; Желицки Б.И., Кыров А.М., Капиченко Н 1956. Осень в Будапеште. – М., 1996; Орехов A.M. Советский Союз и Польша в годы «оттепели»: из истории советско-польских отношений. – М., 2005.

33. Крамола: Инакомыслие в СССР при Хрущёве и Брежневе. 1953-1982 гг. Рассекреченные документы Верховного суда и Прокуратуры СССР. – М„2005.

34. АрфимовВ. Первая ласточка перестройки // Господин народ. 1991. № 2. С. 11.

35. Интервью с Н.Г. Обушенковым от 3 апреля 2008 г.

36. Преобладание личностных оценок, по которым можно определить источник. На это указывает и более поздняя негативная оценка В.Б. Меньшиковым статьи Д. Пушкаря в публикации журнала «Карта». См.: Мысли по поводу... // Карта. 1997. № 17-18.

37. Пушкарь Д. Оттепель, которой не было // Московские новости. 1995. 28 мая – 4 июня. № 38.

38. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 6. Д. 7. Л. 5.

39. Лепёхин В.А. История студенческих строительных отрядов МГУ. Краткий очерк к 30-летию студенческого строительного движения. – М., 1990; Приступко В.А. Студенческие отряды как важный фактор реализации государственной политики по подготовке специалистов для народного хозяйства. 1959-1991. – М., 2003.

40. Постников Е.С. Российское студенчество в условиях новой экономической политики (1921-1927). – Тверь, 1996; Платова Е.Э. Жизнь студенчества России в переходную эпоху 1917-1927 гг. – СПб., 2001; Рожков А.Ю. В кругу сверстников: Жизненный мир молодого человека в советской России 1920-х годов: В 2 т. – Краснодар. 2002. Т. I.

41. Додонов В.И. Деятельность Московской партийной организации по коммунистическому воспитанию студенческой молодёжи (1961-1964 гг.). Автореф. канд. ист. наук. – М., 1966.

42. Ищенко Т.В. Формирование социальной активности студенческой молодёжи. Автореф. дисс. канд. ист. наук. – М., 1972.

43. Дайн З.Г Партийное руководство комсомольскими организациями вузов столицы (1961-1966 гг.). Дисс. канд. ист. наук. – М., 1974.

44. Давыдов С.Г. Становление и развитие неформального молодёжного движения в СССР (1945-1985 гг.). Дисс. докт. ист. наук. – М., 2002.

45. В 1953-1969 гг. словосочетание «главное здание» студентами МГУ не употреблялось, в прочный обиход оно вошло десятилетием позднее. Но для удобства чтения современниками автор использует его в своём тексте.

46. С.Г. Давыдов ссылается на статью в «Комсомольской правде» за 24 июня 1990 г., а на самом деле она опубликована в «Известиях» за 23 июля 1990 г. I

47. Грушин Б., Чикин В. Исповедь поколения. – М., 1962; Рубин Б., Колесников Ю. Студент глазами социолога. – Ростов-на-Дону, 1968; Омельченко Е.Л. Молодёжь: Открытый вопрос. – Ульяновск, 2004; Васенина ИВ., Добрынина В.И, Кухтевич Т.Н. Студенты МГУ о своей жизни и учёбе. Итоги пятнадцатилетнего мониторинга. – М., 2005.

48. Кон Н.С. Юность как социальная проблема // Бой идёт за человека. – М., 1965; Он же. Социализация личности. – М., 1967; Замошкин Ю.А. Проблемы социальной ориентации молодёжи // Общество и молодёжь. – М., 1968; Гудков Л.Д Кризис высшего образования в России: конец советской модели // Гудков Л.Д. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002. – Мм 2004; Воронков В.М. Проект «шестидесятников»: движение протеста в СССР // Отцы и дети: Поколенческий анализ современной России. – М., 2005.

49. Грушин Б.А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времён Хрущёва, Брежнева, Горбачёва и Ельцина в 4-книгах. Жизнь 1-я. Эпоха Хрущёва. – М., 2001; Он же. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времён Хрущёва, Брежнева, Горбачёва и Ельцина в 4-книгах. Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева. Ч. 1. – М., 2003. Ч. 2. – М., 2006.

50. Всё о Московском университете (1755-2001). Биобиблиографический указатель. – М., 2002; Огрызко В.В. Из поколения шестидесятников: Материалы к словарю русских писателей двадцатого века. – М., 2003; Профессора и доктора наук Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова: биографический словарь 1997. Серия «Архив Московского университета». – М., 1998; Учёные Московского университета – действительные члены и члены-корреспонденты Российской академии наук (1755-2004). Биографический словарь. М, 2004 и др.

51. Бутенко А.П. Наука, политика и власть: Воспоминания и раздумья. – М., 2000. С. 34.

52. Таранов Е. «Раскачаем Ленинские горы!» Из истории «вольнодумства» в Московском университете (1955-1956 гг.) // Свободная мысль. 1993. № 10. С 95.

53. Борзенков A.T. Молодёжь и политика: возможности и пределы студенческой самодеятельности на востоке России (1961-1991 гг.). Ч. I. – Новосибирск, 2002. С. 14.

54. Автор приносит благодарность и признательность всем выпускникам МГУ, предоставившим для ознакомления материалы стенгазет и журналов.

55. Хрущёв Н.С. Воспитывать активных и сознательных строителей коммунистического общества. Речь товарища Н.С. Хрущёва на ХШ съезде ВЛКСМ 18 апреля 1958 г. // XIII съезд Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи. Стенографический отчёт. – М., 1959.

56. «Человек, окончивший университет с отличием, в жизни может этого отличия не получить». Выступление Н.С. Хрущёва на выпуске физического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. 20 января 1959 г. // Источник. 2003. № 6.

57. Хрущёв НС За тесную связь литературы и искусства с жизнью народа // Правда. 1957. 28 августа; Он же. Высокая идейность и художественное мастерство – великая сила советской литературы и искусства // Правда. 1963. 10 марта; Он же. Марксизм-ленинизм – наше знамя, наше боевое оружие // Правда. 1963. 29 июня.

58. Ильичёв Л.Ф. Мощный фактор строительства коммунизма // Коммунист. 1962. № 1; Он же. Творить для народа во имя коммунизма // Правда. 1962. 22 декабря; Он же. Об ответственности художника перед народом // Правда. 1963. 9 марта.

59. Вопросы идеологической работы. Сборник важнейших решений ЦК КПСС (1954-1961 гг.). – М., 1961; КПСС о культуре, просвещении и науке. – М., 1963; Наследникам революции. Документы партии о комсомоле и молодёжи. – М, 1969; Во главе культурного строительства. Т. 2. – М, 1985.

60. Идеологические комиссии ЦК КПСС. 1958-1964: Документы. – М, 1998; Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953-1957: Документы. – М, 2001; Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958-1964: Документы. – М, 2005; Аппарат ЦК КПСС и культура. 1965-1972. – М., 2009.

61. Таранов Е. «Раскачаем Ленинские горы»: из истории «вольнодумства» в Московском университете (1955-1956 гг.) // Свободная мысль, 1993. № 10; Он же. «Вольнодумство» в МГУ. Документальное повествование по протоколам парткома. 1951-1959 гг. // Источник. 2002. № 3.

62. 58-10. Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. Март 1953-1991. Аннотированный каталог. – М., 1999.

63. Кузовкин Г.В. Партийно-комсомольские преследования по политическим мотивам в период ранней «оттепели» // Корни травы. – М., 1996. С. 91.

64. Михайлов М. Лето московское 1964 // Михайлов М. Лето московское 1964. Мертвый дом Достоевского и Солженицына. Франкфурт-на-Майне, 1967. В своей кандидатской диссертации автор рассматривал это издание в разделе историографии – как литературный репортаж с элементами воспоминаний.

65. Иванов В.В. Голубой зверь. Воспоминания // Звезда. 1995. № 2-3; Три выпускника. (Борис Пастернак, Роман Якобсон и Вяч. Вс. Иванов в документах партбюро филологического факультета МГУ). Публикация Дмитрия Зубарева II In memoriam: Исторический сборник памяти А.И. Добкина. – СПб., Париж, 2000.

66. Fitzpatrick Sh. A Spy in the Archives: A Memoir of Cold War Russia. London, New York, 2014; Gooding John. The Catkin and the Icicle. London, 1965; Hamrin Harald. Zwei Semester Moskau, Hamburg, 1964; Taubman W. The View from Lenin Hills: Soviet Youth in Ferment. London, 1968; White Sarah. A Student in Moscow // The Anglo-Soviet Journal. Summer 1965. Vol. XXVI. № 1-2; Hagelstange R. Die Puppen in der Puppe. Eine Russlandreise. Hamburg, 1963 (Дословный перевод «Куклы в кукле», но при консультации с доцентом кафедры иностранных языков исторического факультета МГУ Е.Г. Даванковой автор остановился на более точной передаче названия – «Матрёшки в матрёшке»); Rosenfeld Stephen and Barbara. Return from Red square. – Washington, 1967.

67. Slepian Vladimir. The Young vs. the Old // Problems of Communism. Vol. XL №3. May-June. 1962. (Во избежание неприятных последствий для своих бывших соотечественников фамилии студентов автором не указаны.)

68. Мы учимся в МГУ. – М., 1963.

69. Ильин И.В., Андреев A.M., Змеев В.А. Летопись студенческой жизни Московского университета. Часть 6-я (1956-1980). – М., 2014.

70. Остаётся надеяться, что в будущем подобные сборники будут иметься на каждом факультете МГУ, и их наличие поможет исследователям в уточнении информации о том или ином выпускнике.

71. Косичев А.Д. Философия, время, люди. Воспоминания и размышления декана философского факультета МГУ. – М., 2007. С. 201.

72. Так, в Архиве МГУ не удалось обнаружить приказ о стажировке югославского стажёра М. Михайлова летом 1964 г.

73. См. о них: Орлова КН. «Осенний листопад...» (Мои воспоминания). – М., 2008; Ты помнишь, физфак? Неформальные традиции физфака МГУ. – М., 2003; Ты в сердце моём, биофак. Художественная самодеятельность и агитпоходное движение на биофаке (1949-2004). – М., 2005.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В ходе работы над монографией не только реконструирована довольно пёстрая картина жизни студенчества МГУ 1953-1969 гг., но и возникло немало вопросов, требующих дальнейшего рассмотрения.

Для каждого из выделенных периодов – 1953-1958, 1959-1964 и 1965-1969 гг. – характерно общее и особенное. Если говорить о проявлениях политической активности, то в первый период она носила довольно скрытный, подпольный характер. Достаточно вспомнить хотя бы группы Краснопевцева и «Sensus» на историческом и филологическом факультетах.

В исследуемый период произошла крайне резкая трансформация в содержании и формах выражения молодёжью своих взглядов. Это связано с изменившимся политическим климатом, появившейся возможностью проявлять большую свободу и раскованность в выражении своих мыслей. Как говорил один из участников рассматриваемых в данной книге явлений Ю.А. Анохин, после XX съезда уже не верилось в репрессии. Отсюда вытекает и большая вольность и открытость в проявлении мыслей и эмоций по поводу окружающего. Выражение своего мнения на собраниях и дискуссиях, сочинение стихов в поддержку революции в Венгрии и т.д. – всё это делалось если ещё и с оглядкой по сторонам, то уже без прежнего тотального страха перед доносом. В доступных для автора документах факты доносов, естественно, не приводятся. Но судя по контексту событий, таковые имелись, хотя претерпело изменение даже их название: теперь информирование партийно-государственных органов о том или ином антиобщественном поступке назвалось «сигналом». Об этом свидетельствует и ряд мемуарных источников. О большей открытости и смелости свидетельствует и следующий факт – с началом «оттепели» открылась возможность налаживать международные связи, вести переписку со своими сверстниками из социалистических стран (хотя она и не стала распространенным явлением). Период общего «потепления» политического климата выражался и в росте такого важного явления, как письма в ЦК КПСС. По словам выпускников физфака 1961 г. – авторов юмористического репортажа «Семь дней творенья», один студент – это вопрос о свободном посещении занятий, два студента – диспут, три студента – письмо в центральные органы.

На страницах данного исследования автором не затрагивались события на философском факультете 1955 г., когда по результатам проведённого партийного собрания, обсуждавшего итоги январского 1955 г. пленума ЦК КПСС, было распущено прежнее партбюро и избрано новое, были наказаны студенты и аспиранты-коммунисты. Их выступления на собрании, по словам участника событий А.П. Бутенко, были «редактированы» руководителями партбюро в сторону большей антипартийности и враждебного вольнодумства. Несправедливость наказания вызвала возмущение остальных студентов, они обратились с жалобой в МГК КПСС, где была образована специальная комиссия, по результат там которой исключение из рядов КПСС было заменено выговорами. На этом фоне сравнение с событиями на философском факультете 1965-1969-х гг. наглядно демонстрирует, что ситуация изменилась в сторону большей активности студентов. Более чем десятилетняя страница история жизни страны постсталинской эры давала о себе знать масштабами и содержанием студенческих выступлений.

Приводимый материал свидетельствует, что студенческие выступления 1953-1958 гг. на комсомольских собраниях и диспутах, впоследствии характеризовавшиеся как политические и носившие «антисоветскую» окраску, были направлены не на ломку существовавшего строя, партийно-государственной системы, а на её улучшение, реформирование. Участники крайней формы выражения протеста против тех или иных сторон политической жизни страны – неформальных политических кружков и групп, – обвиненные в ревизионизме, были объединены общими идеями.

В основе ряда студенческих выступлений находились вполне решаемые проблемы: неудовлетворенность низким уровнем преподавания общественных и специальных дисциплин, жилищно-бытовыми условиями, недостаточной информированностью по вопросам внутренней и внешней политики, слабой работой партийной и комсомольской организаций, руководства вузов со студенческой аудиторией.

Не получив ответов у «старших» – преподавателей, партийных и комсомольских работников – на вопросы, ставившиеся окружающей действительностью, молодёжь пыталась найти их сама.

Для этого она «уходила» в читальные залы библиотек, занималась самообразованием, навёрстывала пробелы знаний в истории, литературе, философии, не заполнявшиеся вузовскими учебниками и «рекомендуемой» литературой для чтения. Часто в этом лежали не политические мотивы, а стремление уйти от навязываемых штампов и оценок, потребность в самостоятельном мышлении и вытекающем из него действии. Происходящие перемены часть студенчества восприняла буквально, как сигнал к действию. Период после XX съезда отличается ростом активности университетской стенной печати.

Звучавшие неоднократно на партсобраниях требования сторонников реформы 1958 г. увеличить приём студентов из рабоче-крестьянской среды в целях «оздоровления» общественного климата в вузах увенчались лишь частичным успехом. Преимущественное право при поступлении в вузы с 1959 г. получили молодые люди, имевшие стаж практической работы не менее двух лет. Надо отметить, что тем самым доступ в вузы был предоставлен не только воспитанникам школ г. Москвы и ряда крупных городов, но и из глубинки, зачастую не имевшим общей культурной базы и глубокой подготовки в отличие от выпускников столичных школ. Но стремление к знаниям вкупе с трудолюбием, имевшиеся у большей части производственников, через несколько лет обучения в университете во многом стирали грань в уровне подготовки со студентами-москвичами. В период 1959-1964 гг. наблюдается определённый спад политической активности студентов в связи с тем, что большая часть студенческого времени уходила на подготовку к занятиям. Конечно, даже в этот период прослеживаются отдельные факты – как, например, «дело Лейкина» на мехмате. И всё-таки в целом кривая политической активности студентов МГУ опускается вниз. Отчасти это было связано и с возросшим интересом к науке, советскими успехами в космической области, в физике и химии. Серьёзное занятие учёбой в МГУ требовало значительных временных затрат.

Но уже в следующий период – 1965-1969 гг. – происходит резкое возрастание политической активности студентов. «Разбавление» студентов из семей интеллигентов и служащих выходцами из рабочих и крестьян, а также необходимость наличия рабочего стажа как непременного условия при поступлении на ряд факультетов университета не сыграли своей роли, как надеялись сторонники реформы. Попадая в университетскую среду, молодёжь с производства не увлекала за собой студентов из числа интеллигенции, а наоборот – сама тянулась в среду интеллигенции, ибо получение университетского образования, как известно, не служит гарантом признака интеллигентности. Советские руководители сильно просчитались в своих надеждах на создание «серой» массы студенчества, способной лишь на внимание партийным установкам, а не на их критическое осмысление.

Изученный материал позволяет выделить ряд форм выражения общественной позиции и взглядов студенчества в исследуемый период, которые можно классифицировать по следующим группам: 1) выступления на партийных и комсомольских собраниях, конференциях; 2) письма в адрес государственных и партийных учреждений, центральных газет и журналов; 3) попытки организации групп, объединений, кружков единомышленников (часть из которых носила политический характер); 4) организация дискуссий и диспутов, клубов по интересам; 5) статьи в стенной печати (университетской, факультетской, курсовой, групповой); 6) участие студентов в контроле оптимального функционирования условий быта; 7) участие в целинной кампании и создании ССО; 8) литературное студенческое творчество; 9) отзывы студентов по поводу новых направлений в изобразительном искусстве и новинок литературы; 10) постановки самодеятельных театральных коллективов.

Среди университетских студентов 1953-1969-х гг. условно можно выделить несколько групп. Во-первых, наиболее активных, занимавшихся наряду с успешной учёбой общественной деятельностью искренне, из убеждений; во-вторых, пассивных, предпочитавших общественной деятельности занятие исключительно наукой; в-третьих – занимавших промежуточное положение между этими двумя группами, воспринимавших общественную деятельность лишь как шаг к карьере.

Приведённый материал свидетельствует о том, что студенческая жизнь на разных факультетах МГУ имела свои особенности. По замечанию выпускника физфака 1955 г. В.Г. Неудачина, каждый факультет МГУ – это отдельный мир, изолированный от других таких же миров. МГУ – это своеобразные соединённые штаты факультетов, а не единый организм. Это утверждение в принципе верно применительно к студенчеству Московского университета в целом. Но были и исключения, которые проявлялись в совместном участии студентов в художественной самодеятельности, театральных коллективах, в работе на целине или в составе ССО.

Зачастую выступления студентов происходили под наплывом эмоций, когда в запале и спорах сгоряча выдвигались идеи, критиковались существовавшие недостатки, но без полного понимания сути проблем, выдвижения предложений по изменению ситуации. Нередко в основе студенческих выступлений лежала тяга к фрондёрству.

Анализ изученных источников показал многоплановое восприятие студенческой молодёжью одних и тех же событий в жизни страны и университета. Неслучайно из части студентов МГУ, проявивших свою активность в неординарных поступках, вышли впоследствии известные деятели диссидентского движения.

Почти каждое крупное событие в общественной жизни студенчества того периода заканчивалось принятием решения на уровне университетского парткома или МПС КПСС. Учитывалось оно и в вынесении постановлений на уровне ЦК КПСС.

Было бы неверным утверждение, что изученные и рассмотренные в монографии явления студенческой жизни 1953-1969 гг. были уникальны и свойственны только МГУ и что они были абсолютно новыми. Подобные случаи происходили и в других вузах – столичных и региональных. Такой вывод позволяют сделать появившиеся в последнее время публикации воспоминаний. Другое дело, что в силу масштабности Московского университета, числа студентов, а следовательно, и разнообразия взглядов эти случаи оказывались более многообразными и рельефными. Не являлись подобные факты и абсолютно новыми в жизни студенчества. Их можно выявить и в предшествующие периоды – довоенный и послевоенный. Но вот их масштабность, содержание, безусловно, изменились.

Студенчество МГУ было разношёрстным и не являло собой одноликую серую массу. Оно было разным. Дружба и взаимопонимание рождались не по указке сверху, а сами собой. Как правило, наиболее тесно общались между собой «общежитейские» студенты. На долгие годы связывала дружба целинников и стройотрядовцев. Выпускник журфака 1960 г. Г.М. Целмс написал в своих воспоминаниях о том, что «студенческое братство» – миф (1). Студенты в его годы делились на москвичей и «общежитейских». Первые казались вторым «золотой молодёжью», «плесенью». А иногородние москвичам – «провинциальными вахлаками» (2). О разном социальном происхождении студентов вспоминает и другой студент журфака О.Н. Любченко. На его курсе в 1951-1956 гг. училось значительное количество детей чиновных родителей: две дочки министров, дети генералов, отпрыски известных московских журналистов. И наряду с ними – «бедняки, живущие на одну стипендию, неизвестно как сводящие концы с концами» (3). Об определённом снобизме по отношению к провинциалам признавались сами студенты-москвичи. Но годы учёбы в университете, а затем дальнейшая научная или служебная деятельность нивелировали, как правило, эту разницу. С приведёнными высказываниями можно отчасти согласиться. Однако автору приходилось видеть немало воспоминаний студентов, из которых следовало, что разделение на москвичей и иногородних соблюдалось не всегда. Зачастую москвичи не расставались со своими однокурсниками и после занятий, проводя совместное время в библиотеках, на концертах, субботниках и т.п. мероприятиях. Братство возникало в совместных коллективных действиях – будь то поход в кино или на выставку, поездка в колхоз или на целину, посещение самодеятельного творческого коллектива или ЛИТО. Как правило, в годы учёбы никто не называл свой круг общения столь высоким термином – братство. В эпоху «оттепели» стало возможным не декларировать лозунги, а просто жить насыщенной жизнью в кругу небольшой кампании из нескольких человек или учебной группы. Термин «братство» по отношению к прошлому появляется в воспоминаниях, написанных многие годы спустя.

Приведённый материал наглядно показывает стремление студенческой молодёжи участвовать в обсуждении важных вопросов современности, касающихся как внутриполитической жизни страны, так и внешнеполитической деятельности. Для этого создавались клубы – в том числе и клубы по интересам – любителей искусства или фантастики – либо клубы-кафе, на заседаниях которых могли обсуждаться совершенно разные вопросы студенческой жизни – от учёбы до досуга.

Но события 1968 г. в Праге продемонстрировали советскому руководству, как и более ранние события в Польше и Венгрии, что от клубов может исходить реальная опасность существующему политическому режиму: от разговоров, чего доброго, студенты могут перейти к действиям. Остаётся непонятным, к каким конкретно действиям могла перейти молодёжь в советских условиях, но подобная опасность властями ощущалась. Тем более что имелись поводы для беспокойства – студенты МГУ общались с П.Г. Григоренко, А.И. Солженицыным, В.Я. Тарсисом и другими писателями и общественными деятелями той эпохи, получившими позднее наименование диссидентов, а тогда просто противостоявших советскому режиму. В главном вузе страны, известном всему миру, создание клубов, подобных польскому «Клубу Кривого колеса» или чешскому «Клубу 231», было невозможно. В условиях закручивания идеологических гаек в конце 1960-х гг. создание и существование клубов в университете, созданных по инициативе студентов, по сути, прекратилось.

На взгляд автора, общая атмосфера на естественных факультетах была менее напряжённой в отличие от тех же истфака или журфака. Главной целью этих факультетов было упрочение научного, оборонного и экономического веса СССР в мировом сообществе, который с успехом поддерживался в исследуемый период. На гуманитарных же факультетах одной из главных задач провозглашалось идеологическое воспитание студентов, после окончания университета несущих полученные и выработанные в университете знания в «массы» – школы, техникумы, вузы.

Казалось бы, в монографии рассматриваются вещи, между собой не связанные, и исследование представляет собой снимок, зафиксировавший определённый момент «броуновского движения» в жизни студентов Московского университета. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что всё имеет внутреннюю логику. Даже появление студии кинолюбителей в МГУ можно отнести к эпохе «оттепели». А уж создание при участии студентов и аспирантов фильмов к фестивалю, самостоятельные киносъёмки студентов 1960-х гг. были совершенно немыслимы до 1953 г. Точно так же немыслимы были постановки – пусть, в конце концов, и запрещённые, но всё же поставленные на сценах ДК университета и увиденные зрителем.

Общество стало другим – более открытым, более свободным в выражении своих мыслей и чувств. И даже слова Н.С.Хрущёва на встрече с интеллигенцией 8 марта 1963 г. в Кремле, адресованные не столько поэту А.А. Вознесенскому, а всей творческой интеллигенции, да и всем, кто захочет себя проявить, не считаясь с мнением и курсом партийно-государственного руководства страны: «Можете сказать, что здесь теперь не оттепель, не заморозки, а морозы для таких будут, самые жестокие морозы»4, – через несколько лет были преданы забвению. Рост антисоветских высказываний и выступлений, распространение «самиздата» и «тамиздата» в кругах студенческой молодёжи, первого «самиздатовского» информационного бюллетеня «Хроника текущих событий» (ХТС) с публикацией материалов о нарушении прав человека в СССР, акциях протестов диссидентов (хотя это преследовалось властью) – всё это свидетельствовало о том, что в стране уже шли необратимые процессы.

За период 1953-1969 гг., изменились не только студенчество, но и органы, их наказывавшие. Если в 1958 г. участники антисоветской группы получили сроки от 6 до 10 лет, то за выпуск антисоветских листовок во второй половине 1960-х гг. таких сроков уже не давалось. Но появилась новая форма наказания – заключение в психдиспансеры. В данной книге приведён лишь один такой пример – студент-историк С.А. Тупицын был подвергнут подобному наказанию. Остальные либо исключались с правом восстановления, либо переводились в другие вузы.

Проработанный массив источников позволяет сделать вывод, что «оттепель», перемежавшаяся «заморозками», в стенах Московского университета продлилась с 1953 г. до 1969 г. Резкие изменения в жизни студенчества МГУ произошли, когда секретарём университетского парткома в 1967 г. был избран В.Н. Ягодкин. Безусловно, руководитель крупной парторганизации принимал решения, учитывая мнения «сверху», его поведение являлось в какой-то степени барометром государственной политики. Заняв столь значительную должность в партийной иерархии университета, Ягодкин не сразу проявил себя «запретителем». Его совместная с ректором И.Г. Петровским записка в ЦК КПСС с предложениями об улучшении материально-бытового ft положения студентов и развитии спортивно-оздоровительной работы, поддержка в улучшении преподавания на философском факультете свидетельствуют о том, что в начальный период своего пребывания на посту секретаря парторганизации Ягодкину не было чуждо проявление реальной заботы о действительных нуждах и потребностях университета. Но уже спустя несколько месяцев, на фоне событий в Чехословакии и в самом Советском Союзе, а также откликов на них студентов МГУ, происходит резкая смена в его стиле руководства парторганизацией крупнейшего в стране высшего учебного заведения. Именно при участии Ягодкина произошли изгнание из стен МГУ оперы «Архимед», чересчур свободной в своём творчестве эстрадной студии «Наш дом» под руководством М.Г. Розовского, ликвидация театральной студии П.Н. Фоменко на Ленинских горах и т.п.

Но даже после ужесточения идеологического режима в крупнейшем вузе страны в ходе подготовки к празднованию 100-летия со дня рождения В.И. Ленина общественная жизнь студенчества МГУ полностью не прекратилась. Она ушла в чтение и распространение «самиздата» и «тамиздата», в сборища на квартирах.

Судя по хронике университетской жизни, в общественной жизни студенчества МГУ в 1969 г. наблюдался явный кризис. Самодеятельное творчество приобретало формализм, количество мероприятий уменьшилось в несколько раз. На виду оставались лишь стройотрядовское движение, работа в колхозах и на субботниках. Позднее, в 1971г., будет сделана попытка оживить общественную работу – во время празднования 100-летия Парижской коммуны студенты-физики с марта до мая вывешивали в лифт-холле Главного здания копии документов Коммуны – листовки, прокламации, газетные статьи, шаржи, – что вызывало интерес со стороны студентов. Но продолжать вывешивать эти материалы в зоне «Б» партийное руководство (1) не разрешило (5). Помимо политплаката в 1970-е гг. на журфаке возникнет политическая рок-группа. Новые политизированные формы студенческой самодеятельности нашли отражение в документальном фильме «Мой университет» (1972 г., реж. Е. Геккер).

И всё же как бы высокопарно ни звучали эти слова, но выпускники Московского университета 1953-1969 гг. (и не закончившие его полный курс обучения) ярко проявили себя на политической арене, активно участвовали в экономических преобразованиях, оставили заметный след в научной и культурной жизни нашей страны – находясь ли в фарватере официального курса или уйдя в андеграунд.

Примечания

1. Целмс Г.М. Мы живём, под собою не чуя страны. Книга 2. Чистосердечное признание. – М, 2008. С. 78.

2 Там же. С. 79.

3. Любченко О.Н. Так начинался факультет журналистики. – М., 2011. С. 108.

4. Совещание-встреча руководителей партии и правительства с представителями интеллигенции 7-8 марта 1963 г. Стенограмма второго заседания (8 марта) // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 165. Д. 164. Л. 13.

5. Неформальным лидером был А. Сурмава, принимали участие Е. Андрюшин и А. Великович // Из письма А. Великовича 2 февраля 2015 г.

«ИНОПЛАНЕТНЫЕ ХРОНИКИ» ОЛЬГИ ГЕРАСИМОВОЙ

Книга Ольги Герасимовой производит чрезвычайно сильное впечатление по двум причинам. Из этих причин первая имеет самое непосредственное отношение и к автору, и к проделанной автором работе, вторая же, напротив, порождается не столько самим трудом о Московском университете в пору «оттепели» и «заморозков», сколько размышлениями после его прочтения.

Начну с первой причины. Ольге Герасимовой удалось то, что получается далеко не у каждого историка – и причём, как это ни парадоксально, реже всего у тех, кто занимается относительно недавним временем и имеет возможность вживую общаться с ещё живущими героями своих исследований, – я имею в виду такую филигранную реконструкцию эпохи, которая позволяет читателю почувствовать её атмосферу, ухватить сам воздух описываемого времени – воздух, которым тогда дышали люди. Казалось бы, за постсоветский период издано много работ, в которых в той или иной степени рассматриваются хрущёвский и ранний брежневский периоды, и вряд ли что новое – ну, разве что кроме совсем уж каких-то частностей и деталей – можно добавить к нашему представлению об «оттепели» и о последующих «заморозках». Однако книга Ольги Герасимовой наглядно демонстрирует, что тут есть о чём говорить, причём говорить по-новому, иначе, не так, как это делалось раньше. Не будет сильным преувеличением вслед за известным русским классиком литературной критики, оценившим аналогичным образом произведение другого классика – только уже литературы как таковой, – назвать исследование настоящей энциклопедией советской студенческой субкультуры второй половины 50-х – 60-х годов. Из этой энциклопедии можно узнать, что читали студенты, аспиранты и преподаватели Московского университета в то время – и что они ели в столовых и буфетах МГУ, о чём и как спорили – а на каких темах и почему не фокусировали своего внимания, как был организован собственно сам учебный процесс – и что собой представлял студенческий досуг, в том числе и досуг в «третьем» – трудовом – семестре, наконец, каким образом в жизни университета преломлялись «оттепель» и «заморозки» – и насколько этот конфликт «просыпавшегося» послесталинского общества с властью, явно неспособной поддерживать собственную харизму так, как это получалось у вождя, и мятущейся между шагом вперёд и двумя шагами назад, был вообще типичным для «цеха» советских интеллектуалов, то есть выходил за пределы студгородка на Моховой и на Ленинских горах. И ещё многое и многое другое.

Книга стала такой энциклопедией во многом благодаря своей исключительно обширной источи и кой базе, значительную часть которой составляют расшифровки бесед автора с непосредственными участниками тех событий, о которых ведётся речь. Да, можно сказать, что автору повезло и успех сделанной работы как раз в значительной мере и обусловлен тем, что она написана на этих живых свидетельствах, что исследовательница имела уникальную возможность в прямом смысле этого слова вступать в разговор со своими «живыми источниками», что-то у них уточнять, направлять течение нарратива этих «живых источников», делать выводы из того, о чём именно такие «живые источники» не хотели говорить. Но это везение условное. Точнее, везение – везением, но чтобы справиться с подобными многочасовыми аудиозаписями, по максимуму извлечь из них требуемую информацию, нужна соответствующая высочайшего уровня: квалификация. И такой квалификации автору не занимать. Словом, если говорить собственно о самой книге, то она, безусловно, состоялась. Перед нами высокопрофессиональный труд историка, работающего на стыке сразу нескольких исторических направлений – политической истории, социальной истории, истории культуры и истории повседневности. В результате искусной комбинаторики этих исторических оптик и воссоздаётся целостная картина описываемых событий.

Ну, а теперь несколько слов о другой причине, почему работа Ольга Герасимовой обращает на себя внимание. Я сам историк и скоро вот уже четверть века как преподаватель того же самого Московского университета. Поэтому хорошо представляю себе к саму кухню исследовательницы, так и то корпоративное сообщество, о котором она пишет. И когда я прочитал рукопись или, то поймал себя на мысли, что воссозданная в ней реальность – воссозданная, как я уже сказал, мастерски, так, что её без преувеличения можно пощупать, – как будто с другой планеты.

Несмотря на то что книга о событиях плюс-минус полувековой давности и что очень многие из лиц, о которых в ней говорится, живы, между тем временем и нашим – пропасть. Точно речь идёт вовсе и не о тех же самых стенах, в которых я регулярно бываю, а о чём-то находящемся от меня на расстоянии, которое преодолеть невозможно – жизни не хватит. Как я уже сказал – словно речь о происходящем где-то на другой планете.

Да, изменилось буквально всё. Партийные и комсомольские собрания, персональные дела, да и само восприятие власти как чего-то всемогущего и парящего на недосягаемых высотах – что бы там сегодня ни говорили критики режима – я просто не могу экстраполировать в жизнь сегодняшнюю. А студенческая энергетика и действительный, неподдельный, реальный коллективизм, который буквально на тактильном уровне ощущается при прикосновении к страницам рукописи, – где это всё сейчас? Я уж не говорю про культурный мир нынешнего молодого человека, круг его чтения, интересы, способ проведения досуга и прочее. А ведь от времени, которому посвящена книга, нас отделяют каких-то несколько десятилетий. Причину столь разительной перемены я вижу не только в онтологической непохожести обеих эпох – советской и постсоветской. Свою роль сыграли и другие факторы – от «революции Интернета» и качественного переформатирования стилистики гендерных отношений до глобализации быта и повседневности и синхронной с нею монетизации всего жизненного пространства. Для студентов нынешних студенты поколения их дедушек и бабушек, о которых пишет Ольга Герасимова, – всё равно что инопланетяне. И это тем более странно, что сегодня те же самые студенты хрущёвской и брежневской эпох – вернее, теперешние дедушки и бабушки, так или иначе адаптировавшиеся к современности, – инопланетянами, в общем-то, и не кажутся. Пообвыкли. Притерлись...

И в этом смысле ещё одна исключительная ценность книги Ольги Герасимовой в том, что она должна помочь нынешней молодёжи расшифровать, раскодировать этих «инопланетян» 50-60-х, разглядеть в них своих дедушек и бабушек, научиться тоньше и точнее понимать их – как тогда, так и сегодня. В конце концов, миссия исторического знания не только научная и образовательная, но и воспитательная.

Дмитрий Андреев