27.01.20 Лев МОСКОВКИН, Наталья ВАКУРОВА

Книга в Москве

Gestalt: Когда явление обретает имя, с ним уже можно смириться https://leo-mosk.livejournal.com/7310317.html

Сборник Екатерины Рощиной «Гештальт» вышел в свет и мы его с удовольствием прочитали.

«Мне нравится эта современная терминология. Газлайтинг, гештальт-терапия и все такое. Мне кажется, когда явление обретает имя, с ним уже можно смириться. Особенно если понимаешь – ты не один такой в своем опыте. Про «Первый снег», кстати, многие видят какие-то созвучия со своей жизнью, как ни странно. Я думаю просто потому что ситуации довольно распространенные и типичные. Вам спасибо, за серьезное и чуткое отношение к слову вообще и в частности – к моему. Я хорошо пишу, когда в раздрае и тоске. А в состоянии покоя вообще не пишется, нет стимула и драйва. Хочется рассаду высаживать! быстрее бы весна!» – Екатерина Рощина о своем сборнике «Гештальт» (Москва, «Планета», 2019 – 448 с., тир. 500).

Тут сама автор описала технологии творчества. Что касается терминов, это эксперимент над нами. И не термины это вовсе, а мемы-оборотни. то есть одновременно хештеги. На журналистских конференциях явление обсуждают постоянно. С помощью викиномики можно сделать государственный переворот. А можно наркотизировать аудиторию. Имитируется эффект родоначальника на Западе, хотя на самом деле все изобретено в России и автор давно расстрелян.

В сборник входят две повести «Улитка» Фудзи» и «Возвращайся по первому снегу. Дневник Лизы Метелиной» и четырнадцать рассказов: «Гештальт», «Графини Вишни», «Хмели-сунели», «Красный мак», «Лайка, хорошая моя», «Пойдем со мной!», «Апропо», «Белые кеды», «Город Мелекесс», «Закат солнца в Римини, на родине Феллини», «Хайку для зеленой гусеницы», «Изумруд из бутылочного стекла», «Когда дождь становится воздухом».

Половину мы читали в «Роман-газете». Однако не все, вышедшее в свет ранее, вошло в сборник. Как осуществлялся выбор, не очень понятно. У Екатерины все произведения ровного высокого уровня. Все разные без повторов. К ним, как к людям, сначала не без труда привыкаешь, а с последней страницей жаль расставаться.

У нас был свой «Первый снег». Ситуация и типичная и уникальная одновременно. Нас соединили дети, общий предмет исследования и еще кое-что. о чем нет даже в произведениях Екатерины Рощиной, разве что чуть-чуть, практически намеком. Но это опасно для автора. Стоило бы держать читателя в щадящем режиме.

Gestalt – по-русски преодоление незавершенки. После разгрома классической психологии на основе типологии Кречмера посредством психоанализа Фрейда остановиться уже нельзя и надо придумывать еще и еще в альтернативу альтернативы. Gestalt своим путем стал маркером своего времени как кримплен или сименон. Как в анекдоте: «Не знаю, не пил».

Мешает индикатор ошибок Натальи Бехтеревой, да кто теперь вспоминает о корифеях отечественной психиатрии с их плодотворными идеями? Для русских Солнце встает на Западе.

Повести и рассказы Екатерины Рощиной описывают состояние души через подобные гештальту маркеры времени. Мы столь быстро меняемся, что не успеваем себя осознать и тем более вспомнить, какими мы были еще вчера. Екатерина воссоздает и напоминает. Меж строк прорастает вечность и никуда не надо спешить. На душе становится тепло и приятно. Кто-то злится. что вышло не по его разумению. Бросает нервно в лицо: Homo soveticus возвращается.

Да хоть Ленин со Сталиным и Госпланом впридачу. Не в том смысл жизни.

Смысл жизни в самой жизни. Смысл творчества Екатерины в словесном отображении смысла. Читать легко, сделать трудно, нужен талант. Сейчас зашьют что угодно хоть звезду хоть кизду, тут ума не надо, чисто технологии имитации непорочной девственности.

Человеческая голова такая умная, мощнее всех компьютеров мира, а сделать жизнь лучше не может. Все силы уходят на борьбу. Но может описывать. Описывать себя в лице девочки Лис. Или Сэры Мэрфи. Запутанная история странной дружбы североамериканских писателей – кумиров московской кухни. Потом все объяснилось, трансформировалось через террор Маккарти и закон FARA. Опять же, это все так же сверхважно, как споры монархистов со сталинистами. Заливали из одной бочки.

Опять и опять одного разлива получается полный сиюминутный набор маркеров упоительно ускользающего времени.

Честь и хвала автору. кто дал себе труд записать в ущерб своему сну и душевному спокойствию, щедро одарив тем своих читателей.

Современный читатель тупой в гештальтах-психоанализах, просто признаваться неудобно в приличном обществе. Это все примочки на язвы совсем другой болезни. В произведениях Екатерины Рощиной юмор такой, доходящий до сарказма. Читаешь с психотерапевтическим эффектом.

Был в жизни острый момент. когда каждого из нас попросту преследовали и увольняли с работы без альтернативных источников существования. Нашлась женщина, профессиональный психотерапевт, помогла пережить момент. И сама попала под раздачу. Так бывает с теми, кто служит людям.

Оказалось, истинный благодетель – кто увольнял: за спиной горели мосты и рушились смыслы прошедшей жизни.

В итоге оказалось, есть единственный способ: не можешь пережить – опиши. Отсюда наша нынешняя специализация в журналистике.

Многое стало понятно, чему нас учили в МГУ. И открылся новый смысл русской литературы. У нас есть статья на эту тему. А сейчас с приятным удивлением видим, что этот смысл живет и развивается – исследование феномена человека в художественной форме. Поэтому повесть про первый снег перекликается с нашей собственной жизнью. И не только нашей.

В начале нашей обшей жизни снег никак не шел. На душе было тревожно. Уходил Ельцин. Новая эпоха началась пушистым снегом. Вопреки ожиданиям, это было неожиданно.

Может быть странно, творчество Екатерины Рощиной напоминает «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург: «Когда явление обретает имя, с ним уже можно смириться». Тюрьма разная, как в сравнении романов Александра Куприянова «Истопник» и «Лазарь». То есть общая для всех или у каждого своя, но уже на диктатора не свалишь.

Дай нам волю, еще неизвестно, что бы мы выбрали.

На том можно было бы закончить, но чисто формально придется поспорить с приведенной ниже рецензией. Она качественна и в литературном понимании профессиональна, но в то же время неполна и потому уводит от сути. Причина в том, что новую русскую литературу нельзя рассматривать изолированно. Мир в состоянии турбулентности становится активно связным. Практически все сферы жизни прорезала горизонтальная баррикада, разделившая сферу высочайшего качества, какого прежде не было, с одной стороны, и с другой – соединившиеся в экстазе фабрикации, русофобию, депрессивное псевдоискусство, креативные проявления скрытой порнографии и подмену искусства антиэстетизмом, направленным на подавление естественного в человеке. Фактически расчеловечивание.

Сравнивать надо лучшее с лучшим в разных сферах, но не качественную литературу с депрессиной только потому, что и та и другая составлена из книжек в обложках. Депрессивная литература тоже может быть по своему качественной. Было бы нелепо сравнивать творчество Екатерины Рощиной с Гузель Яхиной. Сами издатели не понимают, как она вышла в лидеры издательского топа.

Литератор не обязан понимать, почему, например, качественную литературу не пустили на Нонфикшн, заклеймив ее как «государственную». Качественную профессиональную литературу читатель не найдет в библиотеке. Если что-то появится на полках книжного магазина, это будет большая случайность, но не удача.

Как можно объяснить столь жесткую, грамотную и эффективную цензуру при полном отсутствии видимости диктатора? Это глобальное явление антирыночной монополизации. В точности соответствует теории Макроэволюции. От населения она так же скрыта, как и качественная литература.

В роли Главлита работает Роспечать. Во всяком случае, ответственность за инвертированную приоретизацию еще один «государственник» Юрий Поляков возлагает на политику главы Роспечати Михаила Сеславиского. Однако насколько нам известно, Сеславинский тут не более чем посредник. Антинациональные решения принимаются в аналитических центрах за пределами страны. Объяснять бесполезно, люди не верят в «теорию заговоров» подобно коровам из анекдота Маргариты Симоньян. Ее высоко художественную сатиру на журналистику и власть не читают, считая автора одиозной фигурой.

В то же время в России сохранилась литература, кино, наука, культура. Лучшее но новом уровне качества продолжает традиции русской классики 19 века. В этом смысле действительно сборник «Гештальт» можно рассматривать как учебное пособие. Поэтому говорить о деградации словесности нет оснований. Екатерина Рощина, как и любой профессионал в литературе, уникальна, но далеко не единственная. По счастью, нам повезло с прогрессивной страной и с талантливым народом.

https://vm.ru/literature/752725-sbornik-ekateriny-roshinoj-geshtalt-vyshel-v-svet

Михаил Бударагин

В издательстве «Планета» вышел в свет сборник Екатерины Рощиной «Гештальт», и эта простая и ясная книга – из тех, что к прочтению обязательны. Именно сегодня. Здесь и сейчас.

Тезис требует объяснения. Разумеется, деградация нашей словесности во многом связана именно с тем, что жанр книжной рецензии приказал долго жить – умирание шло долго, но итог печален: никто не говорит читателю, почему ту или иную книгу нужно купить (или, наоборот, проигнорировать).

В сети полно «откликов», которые вообще ничего не объясняют, а серьезные издания обычно ограничиваются рерайтом издательской аннотации. Публика в недоумении: зачем рецензент рассказывает не о романе или повести, а о себе, умном, образованном, любимом, о том, как автор обзора начитан и тонок, ловок и красив? Нет ответа. Почти любая рецензия сегодня адресована не писателю, не читателю, а не пойми кому.

Закроем этот гештальт, рассказав о книге Екатерины Рощиной так, как это положено. Почему сборник стоит мессы? Борис Пастернак называл книгу «кубическим куском дымящейся совести», и это определение кажется слишком пафосным, но сегодня оно едва ли более актуально, чем в те времена, когда издание романа требовало борьбы с цензурой.

Казалось бы, ситуация изменилась: любой может издать свой текст, никакого Главлита, пиши да печатайся хоть круглые сутки. Вопрос – кому это все? 10 экземпляров ты раздашь родственникам. 100 – знакомым и коллегам, друзьям и случайным людям. А тысячу? А две?

Тексты, включенные в «Гештальт», публиковались в нашем еженедельнике (например, замечательный рассказ «Оранжевые мандарины на сером фоне»), и публика с ними знакома.

Понятно, почему эти рассказы читают в газете: проза всегда выгодно выделяется на фоне обычных журналистских материалов: глаз отдыхает, следуя за сюжетом. Но в отдельной книге тексты производят совсем иное впечатление, приобретают то самое звучание, которое делает их по-настоящему ценными.

«Гештальт» написан о том, чего нам на самом деле не хватает. Вот в рассказе »Графини Вишни» две женщины сходятся, примиряясь после смерти одного на двоих возлюбленного, и это, конечно, не только история, но метафора – разговор о любви и примирении. Оказывается, что можно прощать – не от особенной душевной щедрости, но потому что в этом действии есть равенство самому себе. Ты – это ты, когда ты умеешь не насиловать мироздание несбыточными запросами и нелепой гордыней.

Гештальт в психологии – это закрытие проблемы, старой душевной боли. Для начала нужно признать – и это трудно, – что боль вообще существует. Затем, шаг за шагом, преодолеть отчуждение и принять свою собственную жизнь за образ и образец.

Отчуждение человека от его собственной судьбы – это и есть главный бич времени. Миллионы людей живут не собственной жизнью, но выдуманной или навязанной, фальшивой. «Гештальт» стоит читать именно потому, что сборник хотя бы пытается преодолеть этот разрыв, рассказывая о людях, которые равны себе.

Считайте эту книгу учебным пособием.