https://mospravda.ru/2023/07/31/696153/

https://leo-mosk.livejournal.com/10513762.html

25.07.23 , Наталья ВАКУРОВА

Книга в Москве

Калейдоскоп Александра Куприянова. Проза печали и радости.

Новый роман А.И Куприянова, как следует из аннотации и по словам самого автора, написан в стиле мовизма (Александр Куприянов, Гамбургский симпатяга. Живые стеклышки калейдоскопа. – М.: Вече, 2023. – 464 с.)

Мовизм, в переводе с французского, «плохое письмо», то есть не гладкое сюжетное повествование, а отрывочные и как бы случайные мысли и воспоминания, которые и составляют калейдоскоп жизни и судьбы писателя.

На презентации книги в Библио Глобусе Александр Куприянов признался, что сказать о себе «я писатель», это все равно что сказать «я красавец». Не то чтобы нескромно, а моветон (вот опять тот же корень, что и в слове мовизм – плохой тон). Автор уверен, что в рассказе о себе должна присутствовать самоирония, и с ним нельзя не согласиться.

Внучка Юля задала вопрос – с него, по сути, и начинается книга: «А ты стал писателем?». Юля, кстати, присутствовала на презентации. Но ответить на ее вопрос оказалось не так просто. Проще было бы ответить на вопрос: «Как стать писателем?» И на этот вопрос отвечали по-своему все выступавшие в тот вечер 25 июля в зале Библио Глобуса – и классик современной отечественной литературы Юрий Поляков, и замечательный писатель Юрий Козлов, и тонкий и умный редактор Екатерина Рощина. Во-первых, чтобы стать писателем, надо писать. Это большой труд, в котором важную роль играет журналистский исследовательский подход – а, как мы знаем, А.И.Куприянов – главный редактор газеты «Вечерняя Москва», прошел путь от корреспондента местной газеты до работы собкора в Праге и в Лондоне. Во-вторых, чтобы стать писателем, надо не только иметь большой жизненный опыт, но и уметь его осмыслить. Осмыслить и описать так, чтобы читатель обязательно нашел что-то общее со своей жизнью, смог потянуть за ниточку ассоциаций, которые ему близки и вызывают чувства близости жизни автора к своей, пусть совсем другой, но отмеченной теми же маркерами судьбы: детство, родители, первая любовь, друзья, дело, которому ты служишь.

Есть такое понятие «ассоциативный ряд». В романе «Гамбургский симпатяга» это, скорее, не ряд, а целое поле, причем многоуровневое, не везде ровное и не всегда приносящее одинаковый урожай. Поэтому возделывать это поле также предстоит и читателю, чтобы получить свое понимание и сформировать свое отношение к тому, о чем пишет автор. Причем пишет так, что в описании бытовых деталей и рядовых, казалось бы, событий, просматривается философская суть бытия, как бы пафосно это ни звучало.

Александр Куприянов написал много книг. Какое-то время он публиковался под псевдонимом Александр Купер. Наиболее известно его произведение о детстве «Жук золотой» и роман на тяжелую лагерную тему «Истопник», рецензию на который «МП» публиковала два года назад. У этого произведения есть важный подзаголовок: «Прожито и записано». Такой же формулировкой можно охарактеризовать и книгу «Гамбургский симпатяга».

Не сразу понятно, почему такое название. Сам автор объясняет простым фактом: так подписывался его отец, посылая свои фотографии девушкам на память. Но есть и еще один смысловой нюанс, ассоциация с выражением «по гамбургскому счету», то есть честно, без каких-либо подтасовок или фальши. Именно так и написана книга. Кроме честности, автор поставил себе еще одну, довольно трудно выполнимую задачу: никого не ругать, не обличать и не сводить счеты (что часто позволяли себе делать весьма маститые классики в отношении своих братьев по писательскому цеху). Этот принцип вызывает уважение, особенно сегодня, когда в социальных сетях, пользуясь анонимной безнаказанностью, люди в комментариях поливают грязью всех, кого не лень, чаще всего просто из желания оскорбить и унизить.

У Александра Куприянова свое отношение к гаджетам и к зависимой от них молодежи; ему грустно видеть юных «леммингов» в кроссовках с развязанными шнурками, уткнувшихся в смартфоны – так и думаешь: «Вот сейчас упадет, разобьется!» Что же им так жизнь настоящая неинтересна?

В самом конце презентации он сказал с грустью, как бы себе самому задавая вопрос: «А кто вообще прочитает? И будет ли читать книги молодежь?» Этот вопрос так и завис без ответа, хотя по количеству пришедших на презентацию, а был полный зал, можно судить о том, что читают люди, читают, несмотря ни на что…

В романе описаны и тем самым еще раз прожиты автором встречи и общение с такими знаковыми личностями, как Виктор Астафьев, Светлана Аллилуева, Валерий Золотуха, Геннадий Бочаров, Юрий Лепский, Дмитрий Быков и другими. Автор много размышляет над феноменом случайности. Эпиграф Б.Пастернака подтверждает важность случая – счастливого или не очень – в жизни и творчестве писателя: «И чем случайней, тем вернее стихи слагаются навзрыд».

Некоторые писатели стали для А.Куприянова не только примером, но и наставниками, как, например, Виктор Астафьев. У Валентина Катаева он позаимствовал (хотя абсолютно по-своему) тот самый «мовизм», о котором говорилось выше. Так же, как и В.Катаев в книге «Алмазный мой венец», А.Куприянов рассуждает о литературном творчестве и его представителях, как весьма давних, так и современных. Его интересует не только содержание, но и форма произведений, авторские приемы и стиль. Возьмем, к примеру, такую стилистическую фигуру, как инверсия. Так, первоначальное название книги «Золотой жук» было исправлено по совету В.Астафьева на «Жук золотой», что придало словосочетанию эмоциональную окраску и более образное звучание. В литературе и искусстве примеров инверсии в названиях довольно много – тот же «Алмазный мой венец» Валентина Катаева, балет Игоря Стравинского «Весна священная», роман «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева или кинофильм Александра Митты и Алексея Салтыкова «Друг мой Колька».

Возможности русского языка: свободный, нестандартизированный порядок слов, неоднозначность семантики, необычную, в том числе устаревшую, лексику и экспрессию образов А.Купрянов использует по максимуму. Он шутливо отвечает внучке на вопрос о писательстве: «Писателем становятся так. Собираешь в кучку пространство, время и людей. Камешки событий, осколки воспоминаний, отрывки признаний. Еще запахи и звуки. Всю мешанину закладываешь в калейдоскоп…. Крутишь волшебную трубочку. Двигаешь пейзаж. Люди, скамейки, здания и фонари складываются в картинки. Но городок должен получиться другим. Потом тебе остается совсем немного…» Что же именно остается? Наверно, понять, для кого ты пишешь и что, в конце концов, ты хочешь сказать этому незнакомому тебе человеку, читателю? В книге «Ни дня без строчки» Юрий Олеша предлагает писать для себя: «Хочется написать легкое, а не трудное. Трудное – это когда пишешь, думая о том, что кто-то прочтет. А писать легко – это писать так, когда пишешь, что приходит в голову, как по существу, так и грамматически». Эти две концепции – писать для себя и писать для предполагаемого читателя – довольно-таки гармонично уживаются в книге А.Куприянова. Возможно, это связано с тем, что он пишет честно «о времени и о себе»; с другой стороны – это не преднамеренный посыл, а его личностная суть («каждый пишет, как он дышит, как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить…» – Булат Окуджава). Да, культовые имена и судьбоносные моменты рассыпаны по всему тексту – только не ленись, собирай. Тут и Владимир Высоцкий, и Геннадий Шпаликов, и мало известный, но признанный в профессиональной тусовке поэт Леонид Губанов, и Юрий Нагибин. Последнему принадлежит важное признание: «Мы росли и воспитывались в искусственной среде, разрываясь между молчащей правдой дома и громкой ложью школы, пионеротряда, комсомола…То, что не было домом, семьей, требовало непрестанной лжи». Этот моральный конфликт был грузом разной тяжести для писателей советского поколения. Кто-то впадал в черный негатив, а кто-то видел и описал светлые стороны жизни середины прошлого века – как, например, Юрий Поляков в книге «Совдетство».

Хорошее в жизни людей было всегда, «времена не выбирают», а молодость, мечты и надежды были у всех и всегда. Ближе к концу книги – стихотворение Леонида Школьника, грустное признание любви к уходящей жизни: «Все горше свидания старых друзей. Все реже хождения в гости. Горстями, как ведрами, – холод вестей. И знаешь, полнехоньки горсти. … Счастливое время недавних годов, Оно свой вальсок отыграло. И каждый сегодня поклясться готов, Что музыки было немало. Неужто вальсок отзвучал навсегда? Неужто душа отгорела? На кухне из крана по капле вода, – обычное, в общем-то, дело. По капле – и годы, и даты, и дни. По капле. По капле. По капле. И мы, как на сцене, на кухне одни. В последнем, быть может, спектакле».

У людей, прошедших жизненные испытания, прошлое остается в настоящем, оно не уходит в небытие. В заключительной главе книги А.Куприянов (он же лирический герой Шурка) пишет: «В Красноярске, после получения Астафьевым ветеранского пайка, мы заехали на квартиру Коли Кривомазова, тогда уже собкора «Правды». Коля расплескал по рюмкам фронтовую водку Петровича. Фронтовую – фронтовую! Та война ведь так и не закончилась для Астафьева. Виктор Петрович сделал замечание: – Чего ты там плеснул, Колька… Как украл! Наливай всклень».

Александр Куприянов налил стакан воспоминаний и размышлений «всклень», дополна. Крепость правды в градусах не измеряется. И не опьяняет, а отрезвляет. Каждый, кто пройдет путь вместе с автором и дочитает книгу до конца, это поймет и прочувствует.

https://leo-mosk.livejournal.com/10522653.html

02.09.23 Лев МОСКОВКИН

Книга в Москве

Гамбургский симпатяга Александр Купер на медиафестивале

На Поклонной горе в субботу 2 сентября состоялся «Московский медиафестиваль».

По информации канала «Москва-24», «На Поклонной горе впервые в расширенном формате проходит Московский медиафестиваль. К издательским домам присоединились радиокомпании, представители интернет-индустрии, а также телеканалы, в том числе и телеканал Москва 24.

Для гостей приготовили насыщенную программу. Площадка была поделена на разные зоны, среди них: «Бизнес и технологии», «Увлечения», «Дети», «Спорт и здоровье» и «Книги».

В конце фестиваля гости смогут услышать выступление солистов Москонцерта – заслуженной артистки России Нины Шацкой, Александры Шерлинг и Мари Карне. Подробнее – в программе «Мой район. Навигатор».

Цит по https://www.m24.ru/videos/gorod/02092023/615051

Медиафестиваль стал красочным отчетом по бюджетному финансированию. В ряду небольших шатров медиахолдинги раздавали свою печатную продукцию – ВМ, АиФ, КП, РГ, «Версия», «Совершенно секретнео», «Петровка, 38», «Правда», «Правда Москвы».

На медиафестивале ничего не продавали, все бесплатно.

Параллельно под большими шатрами проходили тематические мероприятия.

Головное расположение по ходу людского потока занял шатер газеты «Вечерняя Москва». У шатра расположился «Москвич». Тут же каждый желающий мог отчеканить себе тяжелым молотом памятную монету в честь столетия ВМ.

Внутри шатра разместился двойник Маяковского с пишущей машинкой. Была установлена видеокамера, чтобы каждый желающий мог записать свои слова о любви к Москве.

Мое отношение к городу такое же непростое, как и к стране. Я живу в хрущобе и, наверное, в ней же и умру. Рядом бесконечно строят метро. Дойти до автобуса, постриженного под троллейбус, весьма непросто. Город с новыми метродворцами по пути от Октябрьского поля до Парка Победы я не узнаю и долго блуждаю по сказочным подземельям.

Однако Москва – мой город. Не только потому, что моя фамилия происходит от его названия, я тут родился и прожил все 76 лет с временными отъездами в экспедиции по огромному Союзу.

Причина моих безусловных предпочтений Москвы в том, что это самый информированный и высоко интеллектуальный город мира. Соответственно столичным СМИ приходится подтягиваться за уровнем читателя. Они довольно удачно представляют собой лицо города.

Как это делается, в натуре рассказали главные редакторы окружных газет, издаваемых под эгидой ВМ. О чем может написать окружная газета? Лужи, потолки, освещение. Главные редакторы придерживаются политики рассказа читателю о читателе. Именно в этом состоит генеральный смысл журналистики.

Иногда возникают такие казусы, как женщина-цветок во дворе. Кто-то порадовался. Кто-то возмутился, узрев обнаженку. Потом она исчезла, и вновь возник повод для эмоций, обсуждений, расследования.

Есть такой любопытный факт. Под влиянием изменений в мире или может быть наоборот, внимание населения постепенно смещается с того, где нас нет, к своей малой родине. Россия незаметно становится большой и самодостаточной.

В Большой России довольно регулярно происходят уникальные события, которые служат локальными аттракторами, провоцирующими специфические каналы самоорганизации в обществе. Из множества примеров приведу два контрастных – энциклопедия советской литературы «Алмазный мой венец» Валентина Катаева и повесть «Смерть экзистенциалиста» никому не известного писателя Курочкина. Эта повесть про меня и ту среду, из которой я вырос, получив шикарное литературное образование на шабашках от физиков и генетиков.

В сетевую эпоху такие аттракторы выловить проще, хотя фактор случайности остается в доминанте, как в любой эволюции. Например, киевский писатель Никитинский выпустил в Москве одну из лучших современных подростковых повестей «Вовка, который оседлал бомбу».

Невооруженным глазом проглядываются события на Донбассе. Там, кстати, происходит культурный расцвет, судя по сборнику поэзии Донбасса. Его представлял в Думе Вячеслав Никонов. Поэтесса ВМ Дарья видит причину в том, что у жителей Донбасса есть железный стержень, и они взяли судьбу своей Родины в свои руки. Дарья зачитала грустное стихотворение о бабушке в Чернигове, которая наотрез отказалась общаться. Пропаганда на Украине работает.

Донбасс – сердце России.

Еще два примера. Лариса Склярук, происхождением из Ташкента, пишет в Израиле один за другим исторические романы о России, Иудее, Египте, Риме, Парфии. Издает их в Москве.

Анатолий Крым пишет в Виннице и тоже издается в Москве. Среди прочего выпустил беспощадное по натуралистичности описание советской писательской среды, которая имела мощную государственную поддержку. С научными изданиями такое случается реже, в основной массе они не пробиваются в продажу, как учебник по генетике Льва Животовского. Если же научная книга продана и снискала популярность, возникает вой оголтелой критики. Так случилось с монографией «ДНК-генеалогия» Анатолия Клесова.

Все подобные случаи обнажают неадекватную ангажированность литературной навигации, торговой сети и конкретнее мерчандайзинга, литературной критики.

Произошел универсальный акт эволюции паразитизма. То есть то же, что сделали с фреоном, мельдонием, форматами кинопленки. Советских людей убедили в недопустимости партийной цензуры КПСС, хотя судя по проекту «Юность» ситуация была скорее обратная. Затем КПСС с шестой статьей заменили на deep state. По точному выражению Маргариты Симоньян, анти-стейт. А она сама писатель сильный, таково мое мнение.

Соответственно государственную поддержку писательского труда заменили на нечто обратное. От любых отечественных проектов, и в книгоиздании в том числе, требуется рентабельность. В то же время анти-культура, в России непопулярная, выпускается на средства странных зарубежных организаций и попадает в дистрибуцию под политической крышей.

Я хотел написать только о презентации на медиафестивале новой книги Александра Куприянова (Купера). Однако этого было бы недостаточно и многое осталось бы непонятным, судя по его же оценкам своего литературного творчества.

Гамбургский симпатяга Купер предстал пред почитателями своего таланта в той же шляпе, что и на обложке книги. Сначала он провел собственную презентацию, потом представил т рех писателей и трех поэтов, сотрудничающих с ВМ.

Куприянов на презентации сказал, что писатель он менее известный, чем главный редактор.

Действительно, Куприянов в 2011 году перезапустил газету. До него она умирала столько раз, что я сбился со счета. В ней был штат очень заслуженных журналистов, и получился театр Леонида Филатова «Сукины дети».

Сегодня «Вечерка» процветающая и влиятельная газета.

С литературой сложнее.

Куприянов показал сборник «Гештальт» Екатерины Рощиной и заявил, что в советское время, выпустив такую книгу, можно было обеспечить и себя и свою семью. А сейчас депутат Сергей Шаргунов ставит вопрос о поддержке писателей.

Сергей Шаргунов яркий и разумный депутат, но от вопроса о политике книгоиздания он уходит. Мало того, став главным редактором возрожденного журнала «Юность», Шаргунов не может избавить его от депрессивной графомании. Ничего общего с тем широко популярным журналом, через который выводили на публичное поле новые таланты.

В текущий момент истории депрессуха стала универсальным ответом на национальный запрет анти-патриотизма и педерастии.

Заниженная самооценка своих литературных произведений характерна именно для сильных писателей, как Александр Куприянов и Екатерина Рощина. Иначе трудно расшифровать слова Рощиной «окололитературный трутень».

Проявлением девственной честности стала реакция на мое наглое заявление о неправильном поведении. Такой опытный человек должен был внести в презентацию интригу. Например, найти или придумать, за что меня обругать. И пусть бы я оправдывался.

По-моему, Куприянов не очень понял, о чем я говорю.

Талантливый писатель, поэт и интегратор русской культуры Дмитрий Быков тоже называл себя графоманом, пока не отравили.

События в нынешней России похожи на то, что происходило век назад.

Гуманитарии не знаю, трутень – животное гаплоидное, и все его вредные аллели в гемизиготном состоянии летальны. Задача долететь до матки и оплодотворить ее становится невыполнимой. Трутни гибнут во имя здоровья популяции. Это их работа. Чувствуется нечто похожее на писателей и поэтов.

Сукцессия депрессивной графомании – это не трутни, а паразиты.

Александр Куприянов достаточно велик в своей должности, чтобы не испытывать профессиональной ревности к коллегам по писательскому или журналистскому цеху. Его энциклопедия творческой элиты «Гамбургский симпатяга» написана необычно позитивно. Рецензия Натальи Вакуровой опубликована в конкурирующем издании «Московская правда».

Для Валентина Катаева его «Алмазный венец» стал естественным завершением писательской карьеры. Книга вышла в относительно спокойном 1978 году. Автор о каждом своем персонаже написал вполне доброжелательно, но все же правду. Либеральная интеллигенция ее не приняла. Катаев ответил повестью «Уже написан Вертер» с откровенным описанием чекистского террора в Одессе. Она была напечатана по личному указанию секретаря ЦК КПСС Михаила Суслова.

Аналогичные страсти вызвала в профессиональной тусовке небольшая книжка генетика Льва Животовского «Неизвестный Лысенко». Наш маленький эволюционно-генетический мир ярче агрессивной писательской среды и лживой политологии вместе взятых. За ними я могу наблюдать отстраненно с высот пережитого за тридцать лет в генетике. Писателя наш мир обжигает, как произошло с Даниилом Граниным.

Если сейчас кто-то-то думает, что ничего подобного из былых страстей в помине нет, то это не совсем правда. Хотя время, конечно, совсем другое, и настоящей власти нет ни у кого, а есть большая неуверенность в будущем.

После выхода в свет «Гамбургского симпатяги» еще не отзвенели презентации с рассказами о себе любимом в связи и по поводу, а Куприянов уже написал еще две книги. С такой прытью он обязательно дозреет до былого статуса Катаева, отторгнутого коллегами по цеху и обласканного назло им государственной идеологией. Но если только государственная идеология к тому времени успеет возродиться из пепла, что сомнительно.

Каждый настоящий писатель должен написать свою энциклопедию. Участники презентации сопоставляли число упоминаний с присутствием упоминаемых на презентациях. Высказано пожелание сначала написать мемуары, чтобы потом их прожить. Упомянутым явно понравилось и захотелось еще.

Рощина рассказала, что Куприянов пишет о людях и прямо их называет, но на него никто не обижается. Она пишет о вымышленных персонажах, хотя и берет сюжеты из жизни, при этом на нее обижаются все.

Видимо, она так естественно пишет, что каждый узнает себя.

Выступающие отметили несколько любопытных примеров сочетания журналистского и писательского творчества – Маркес, Анатоль Франс. Куприянов привел пожелание Юрия Полякова не прозевать момент превращения из легенды в миф.

Я не увидел в отзывах адекватной оценки творчества Куприянова, хотя здесь все просто. Куприянов не поддается интеллигентской доминанте тотального негатива. В его произведениях субъективность безнадежно уступает журналистской репортажности с эффектом присутствия. Даже о трагедиях политического свойства и любовных драмах страшнее политики он пишет, оставляя будущее открытым.

Его описания строительства БАМа в эпоху ГУЛАГа уникально. Такие произведения не пишутся, а создаются на основе многолетних исследований подобно качественной научной диссертации. Тем самым автор продолжает традицию, заложенную в русской литературе девятнадцатого века. Речь идет об описании феномена человека в художественной форме.

Феноменологическое описание предшествует созданию теории. Сама возможность теоретической формализации является следствием точности описания и верифицирует произведение, роман или фильм. То есть доказывает, что автор не наврал и ничего не придумал.

В девятнадцатом веке генетики не было, а сейчас она запрещена, замордована и убита. Приведенный выше случай с монографией Клесова уникален тем, что дискуссия чахлым ростком проросла на публичное поле. Обычно и этого не бывает.

Куприянов решился на сопоставление Сталина и Путина. Обычно это делают те, кто ненавидит обоих, и получается неконструктивно, даже глупо. Отторжения вроде бы не произошло, современная интеллигенция занята личными проблемами.

Сопоставление романов Александра Куприянова «Истопник» и «Лазарь» дает в современных реалиях ответ на классический вопрос Льва Толстого, что естественнее для человека, война или мир.

И еще одно сопоставление – творчества Куприянова и Рощиной. Просматривается заочный диалог в обмене версиями, подобно «Даме с собачкой» Чехова.

Теперь-то мы знаем, что нет ничего страшнее синдрома зоопарка, когда комфорт становится фактором стресса и заставляет людей совершать вероломные и самоубийственные поступки. Трагедия золотого миллиарда уверенно ведет человечество к гибели.

В России никогда не было комфортной жизни, она сохранила способность к сопротивлению и росту жизнестойкости. Литературное творчество Александра Куприянова об этом. Оно собрано из конкретных примеров на основе реальных событий подобно фотографическому коллажу, как и сама жизнь.