https://mospravda.ru/2023/10/06/704295/

https://leo-mosk.livejournal.com/10554479.html

03.10.23 Лев МОСКОВКИН

В чужом пиру похмелье

Расшатывание наследственности

Институт истории естествознания и техники РАН на Балтийской, 14, при участии секции Истории естествознания МОИП провел заседание круглого стола на тему «75 лет со дня августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года».

Забегая вперед, отмечу: ИИЕТ пора открывать отдел изучения текущие истории науки. Она ярче всего, что было, став концентрированным выражением прошлого по принципу синергетика Сергея Курдюмова «будущее сегодня» в обоснование номогенеза Льва Берга.

Таков на мой взгляд единый вывод из дискуссии круглого стола

Мероприятие состоялось во вторник 3 октября. Провел заведующий отделом истории биологических и химических наук ИИЕТ Олег Белозеров, исследователь изучения в СССР генетических основ индивидуального развития.

Свой доклад о печальной судьбе заведующего расформированной после сессии ВАСХНИЛ кафедры динамики развития Михаила Завадовского Белозеров назвал «В чужом пиру похмелье». Завадовский не был генетиком и пострадал м за компанию из личной неприязни Лысенко.

Прежде всего, следует отметить высокий уровень дискуссии и качества ведения. На редкость участники слушали друг друга и встраивали свои мысли в контекст, а не использовали случайно выхваченные маркеры как повод сказать о себе, любимом, по числу изданных книг и международных выступлений.

Необычно демократично.

Круглый стол был посвящен одной теме без обычных отвлечений на то, что кому-то известно лучше или просто хочется сказать.

Попытки такие были, но они не отвлекли внимания от сути.

«Августовская сессия» сама по себе была событием рутинным, но ей грамотно придали искусственную релевантность. Природа релевантности не может быть раскрыта на основе материалистической концепции, как и феномен жизни в целом на основе нематериального фактора жизненной силы.

Обсуждаемое явление с учетом разной лексики имеет общий радикал как с современным состоянием глобализованной науки, так и с тем, что происходило в Западной Европе во время инквизиции.

По фантастике обвинений протоколы допросов Галилея похожи на стенографический отчет «Августовской сессии».

См. лекцию Игоря Дмитриева «Упрямый Галилей» цикла «Публичные лекции «Публичные лекции «Полит.ру» 23.04.5

После сессии в вузах и НИИ начались массированные чистки. Кампания была ограничена во времени примерно десятком лет.

Началось возрождение генетики, которое на некоторое время консолидировало эту многострадальную науку. Прошли новые чистки уже в отношении сторонников мичуринской биологии.

В семидесятых руководитель моей дипломной работы Нина Орлова с комсомольским задором распевала песню менделиста:

«Ой, ты песня, песня менделистов, ты лети к Трофиму в кабинет. И новатору, гиганту мысли наш формальный передай привет. Пусть он помнит гены и гаметы, хромосом редукцию поймет, пусть картофель бережет на лето, а науку – Мендель сбережет».

Цит. по https://klasson.livejournal.com/370645.html?ysclid=lnck4bko8h475452253

Статья посвящена резонансному «Дело сестер Ляпуновых». Это была одна из наиболее ярких метастаз 1955 года от «Августовской сессии».

Спустя всего семь лет после сессии партийное руководство страны под напором общественных мнений стало опасаться избранного им курса ввиду роста числа и морального духа его противников.

Автор подобрал материал с большим смыслом. Из нее следует, что «Августовская сессия» спровоцировала обратную реакцию, соответственно произошла сегрегация общества и консолидация той его части, которая проявила солидарность с жертвами репрессий. Когда начался обратный процесс, затеянное возрождение генетики успехом не увенчалось по той простой причине, что процесс возглавили люди в том же типе конъюнктурщиков. Повезло Дубинину, он еще до войны успел поссориться с Лысенко и автоматически попал в тот лагерь, где его ненавидел еще больше и потешались над ним и его малосольными огурцами прямо с грядки. Исчез стимул консолидации и духовной мобилизации, Лубинин ускорил процесс. Участники борьбы разбежались по социальным нишам. Кто-то перешел в режим собственных непонятных коллегам фантазий. Кто-то спился, умер или стал апологетом борьбы с прошлым, усиленно выплёскивал с водой детей разума, которых порождали на накале борьбы оба непримиримых лагерях.

Товарищи не оценили особенность России: все научные инсургенты на поле боя с мракобесием закончили образование и реализовались в науке. Далеко не всем моим сокурсникам 1972 года выпуска это удалось. Да и мы вдвоем с Натальей Востровой прошлись по краю, опровергнув взгляды кафедрального профессора Николая Шапиро. Подавление генетики вылилось пропаганду против профильной кафедры, проблемы трудоустройства выпускников по специальности и манипуляции с результатами исследований.

В отличие от «Августовской сессии», с новым мракобесием никто не спорил, уродование науки считалось естественным.

Кафедре генетики повезло, у нас всегда был рядом Мален Асланян, который по доброте душевной позитивного характера лечил в ручном режиме все возникающие межличностные психопатии. Это не единственная его миссия в науке. Он показал неслучайность оплодотворения с предпочтением чужой спермы у кроликов и занимался историей евгеники в СССР по наследию Филипченко, спорам Тимофеева-Ресовского и сравнительному описанию евгеники в разных странах.

Наличие позитивных организаторов в типе Асланяна есть одна из особенностей России.

Шума вокруг «Дела сестер Ляпуновых» было много и исключений из комсомола не произошло. В мое время спустя еще пятнадцать лет исключили из комсомола и автоматом из университета Абта и Стругацкого за «грехи» отцов.

Статья о «Деле сестер Ляпуновых» содержит примеры «Обезьяньих процессов», доказывающих универсальность модели «Августовской сессии».

Приведены частушки коллективного сочинения, отражающие взгляды Лысенко и отношение к ним:

«Когда Бог протоплазму из хаоса создал, за ним лишь голубь мира сквозь щелку наблюдал. И кое-кто еще, о ком болтать не надо, и кое-кто еще, о ком молчать нельзя»

Посадки гнездовые, посевы по стерне, скачки межвидовые похерены втуне. И кое-что еще, о чем болтать не надо, и кое-что еще о чем молчать нельзя».

Из пеночки – кукушку, из елочки – сосну, зачешешь тут макушку, поверишь в сатану. И в кое-что еще, о чем болтать не надо...

Пастера мы прокляли и Моргана сожгли, и в содовом растворе бессмертье обрели. И кое-что еще, о чем болтать не надо.... Мы верили, бывало, в живое вещество, теперь оно пропало, с ним кое-кто еще... Из вирусов – кристаллы, бактерии – в грибы, подобные забавы теперь осуждены, и кое-что еще, о чем болтать не надо...»

Комментарии:

1. Наблюдатели из щелки – Лысенко и Презент из-за портьеры слушали Вавилова, избегая открытого спора.

2. Голубь мира» – это Опарин.

3. Содовый раствор – это «изобретение» Лепешинской.

Слова «Августовская сессия» приобрели сакральное значение для науки и общества. Само событие представляется абсолютно понятным на основе стереотипа о властном подавлении науки в поддержку мракобесия.

Релевантная схема объясняет собственные неудачи и создает базу для расцвета нового мракобесия на основе ортодоксального, доведенного до абсурда менделизма.

Вкадемик Иван Глущенко писал протест на книгу Дудинцева «Белые одежды», автор переврал в пользу конъюнктуры.

Эксперт Фонда Сороса Валерий Сойфер, который сам стал жертвой борьбы за лидерство в науке в семидесятых и, оформил указанный стереотип доступными ему аргументами в книгах «Сталин и мошенники в науке», «Власть и наука (Разгром коммунистами генетики в СССР)».

События текущей истории науки значительно укрепили указанный стереотип и придали новую релевантность образу «Августовской сессии».

Сойфер пробьил постановление правительства о развитии прикладной молекулярной биологии и генетики, чтобы создать институт под таким названием. Приглашенные им академики объединились против него и провели кампанию шельмования. Сойфер обрадовался, задедался диссидентом и получил возможность открыто поносить советскую власть. Взял у Глушенко материалы о том, чему свидетем не был, и переврал в интересах заокеанского заказчика. Получил пост, с которого мог издеваться над своими обидчиками, когда Институт лишился финансирования и ученые продавались достижения всего института за смешные гранты Сороса в триста долларов.

Любая творческая среда генерирует высокое внутреннее напряжение и борьбу за лидерство с тем большей агрессивностью, чем меньше у человека способностей обеспечить лидерство по типу Вавилова или Вернадского.

Генетическая среда отличается настолько высокой внутренней агрессивностью, что ортодоксальный генетик Владимир Эфроимсон описал ее как феномен «неэтичной конкуренции».

В пятидесятые-шестидесятые агрессия директировалась самой властью и одновременно создавались шарашки, где под контролем НКВД развивалась наука и изобретались технологии.

Самоорганизованные кампании преследования ученых стали прообразом будущего проекта disser.net. Таких кампаний было много, наиболее упорная и последовательная проведена в отношении реформатора науки, генетика-эволюциониста Тимофеева-Ресовского.

В семидесятые-восьмидесятые депрессивное управление наукой усилилось, но источник не афишировался. По созданной Дубининым модели провоцировали ссоры и внутри лабораторное вредительство, уничтожив множество научных достижений руками самих ученых.

Особенно пострадали селекционные материалы.

В новом веке уничтожение генетики приобрело системный характер и распространилось на законодательство. Прошла волна уничтожения селекционных станций и ботанических садов, затем слияний-поглощений организаций и назначений на директорские посты амбициозных дилетантов, фактически генетического мусора.

«Авнусирвскуб счессмб» модно было пережить, сбежав на слекционнубю станцию созданной Вавиловым сети. Сохранились генетические коллекции. В начале века монополись зеленыой ьиотехнологии Монсанто ваывезла и присвола сорта и породные спермодозы. Затем началось системно уничтожение селекционных станций, генетических коллекций и ботанических садов. Этим занимался в частности Фонд РЖСМ Александра Бравермана.

Укрыться уже было невозможно – негде и не дождешься, потому что эта кампания разрушения генетики идет полвека и уже она навсегда.

Установка на международную открытость российской науки сочетается с ее внутренней закрытостью и полным эмбарго на освещение в СМИ ее достижений.

Смазана депрессивная система, нечувствительная к попыткам ее изменить.

Дискуссия в ИИЕТ показала, что от понимания мы далеки, потому что общественное сознание питается мифами, тиражируемыми по принципу востребованности.

Как почти всегда бывает после качественной дискуссии, по окончании круглого стола в ИИЕТ осталось больше новых вопросов, чем достигнуто ответов. В нестабильном состоянии науки это признак качества дискуссии

Главный вопрос в том, что служит побудительным мотивом непримиримой борьбы – научная истина, идеология или личная зависть?

Дискуссия показала, что истинным идеологом лысенкоизма был Исаак Презент, который одновременно возглавлял кафедры генетики в Московском и Ленинградском университетах. Лысенко был «свадебным генералом», и его использовали для борьбы за лидерство в науке между двумя идеологическими лагерями лысенковцев и менделистов-морганистов.

В таком случае «Августовская сессия» была затеяна для отстранения начальника Отдела науки Управления пропаганды ЦК ВКП(б) Юрия Жданова.

Лысенко воплотил свои чувства к этому человеку в письме Сталину, которое направил в апреле 1948 года. Он пожаловался вождю, что стало тяжело работать, и опустились руки из-за обвинений сторонников метафизического направления в биологии. По версии Лысенко, лидером атаки на него был Жданов.

Результат получился половинчатым. Жданов остался куратором науки, кроме сельскохозяйственной, ее отдали Лысенко.

Возникла традиция неформального лидерства в генетике, чьи претензии оказываются приоритетными. Лысенко сменил Николай Дубинин. Потом был Михаил Гельфанд. Его сменил Константин Северинов и, наконец, Михаил Ковальчук, имеющий к генетике отдаленное отношение.

Выбор для атаки Лысенко фигуры Жданова позволил ему использовать для борьбы за лидерство инструмент идеологии. Противников его мракобесного невежества было достаточно в его непосредственном окружении, и главным его врагом стал не противник Жданов, а соратник, академик Иван Гузенко. После их дискуссии на ученом совете Лысенко увезла «скорая помощь».

Незадолго до кончины Глущенко его архивом заинтересовался Сойфер, затем исследователь советской генетики из Западной Европы. После смерти Глущенко остался большой архив оттисков статей, подобранных по тематике генетической нестабильности (непостоянства генома). Это выяснилось в процессе сдачи архива на макулатуру за талоны на книгу Мориса Дрюона.

Фактически Глущенко занимался тем же, что и Хесин-Лурье.

Остался открытым вопрос о том, зачем это все было нужно самому Сталину, и почему после разгрома генетики он остановил тот же сценарий для физики.

На круглом столе возникала версия, что после разгрома физики не было бы бомбы. Я уверен, что вождь боялся неуправляемой интеллигенции больше бомбы, а генетика усиливала суеверный страх, как в будущем спустя четырнадцать лети после смерти Сталина его преемники испугались кибернетики Виктора Глушкова.

Сами ученые в роли руководителей, как правило, предпочитают брать на работу тех, кто заведомо глупее. Талант вызывает отторжение, а в случае неизбежного сотрудничества пробуждает садистические наклонности.

Историк науки Сергей Багоцкий утверждал, что биологи в основной массе не были готовы принять идеи передовой отечественной генетики, и это обеспечило саму возможность проведения Августовской сессии. Они не готовы к этой мысли, предпочитая гуманитарный формат биологии без доказательств.

Сам Лысенко, безусловно, был не слишком грамотным мракобесом. В отличие от Сталина, он совсем не мог собой управлять и испытывал доходящую до ненависти зависть к успехам лидирующей в мире отечественной генетики, эволюционной и сельскохозяйственной. В этом он лишь один из множества таких же в мире. У самого Лысенко внятных аргументов для борьбы за лидерство не было. Его подход был скорее негативным. Он не хотел верить в ген, пока его не увидит.

Ген был показан в работе Джима Шапиро с соавторами 1961 года на электронных микрофотографиях кусочка ДНК, которым восстанавливалась активность бета-галактозидазы у бактерии.

Аргументы мичуринской биологии обеспечивал Презент, который выдвинул в альтернативу менделизму-морганизму учение Ламарка.

Из дискуссии естественным образом выпало то, что француз стал лидером идеализма в представлениях об эволюции после того, как Британия в пользу «Теории Дарвина» отказалась от теории эволюции Эразма Дарвина.

Противопоставление учения Лысенко «Теории Дарвина» нелепо, потому что приписанное Чарльзу Дарвину учение еще более внутренне противоречиво по сравнению с тем, что построил идеолог Мичуринской биологии Исаака Презент. Если Дарвин-мл. признавал телегонию, то это требует пояснений не менее суровых, чем превращение пеночки в кукушку Лысенко.

Если отбросить наслоения интерпретаций и изобразить на лице веру в науку, спор дарвинистов, ламаркистов и менделистов, редуцированный до двух полюсов по модели Джорджа Оруэлла, сводится к идеологической борьбе редукционизма с холизмом и одновременно материализма с идеализмом

Термин «Идеализм» столь же неадекватен, как структура хаоса Эдварда Лоренца. Весь этот спор сводится к теологическому на грани клерикального экстаза признания жизненной силы. О доказательности чистого знания все забыли и к инфодемии 2020 не готовы. Эксперимент над человечеством доказал нематериальность жизни нашей и вообще.

Когда я говорю об этом, мне кажется я гений с интеллектом на уровне дебила, принимающего смысл прозвучавших слов за чистые намерения.

Это генетический дефект, неспособность е игровому общению. наука и истина, две несносные сестрички, тут если рядом лежали, только доя того, чтоб их изнасиловали всем батальоном. Но и от этого они ссориться не перестали.

Потому что для недопроизошедшего из обезьяны человека нет ничего важнее, чем обновление чувств.

Это не по Дарвину, а во вред себе.

Перевести на современный язык аргументы дискуссии 75-летней давности очень сложно, потому что сейчас происходит та же борьба за лидерство в науке на более высоком геополитическом уровне, а лексика и семантика изменились.

Термин «наследование благоприобретенных признаков» лишился смысла из-за явления непостоянства генома Романа Хесина-Лурье.

Термин Лысенко «расшатывание наследственности» не применяется, но само явление используется с целью получения первичного материала для селекции – та же отдаленная гибридизация с созданием эффектов гибридного дизгенеза. Также обработки растительных меристем препаратами тимусной ДНК, которую начал проводить Сергей Гершензон еще до войны. Лучшую отечественную породу служебных собак ВЕО вывели путем использования крипторха Ингула, и это вызвало шквал критики, в итоге которой в Россию хлынул поток импорта с дисквалифицирующими признаками в поведении.

Первичной мотивацией была та же зависть к успеху. Схема универсальная. Россия не может восстановить собственное семеноводство. Отечественные сорта вывезены и присвоены монополистом Монсанто. Зарубежные поставщики выигрывают конкуренцию путем подкупа производителей и тем, что предоставляют полный пакет вместе с технологиями агрономии и контролем за их соблюдением.

После очередной волны уничтожения селекционных центров усиленно распространяется мнение о том, что чистая генетика ничего не дает селекции.

75 лет назад произошло то же самое.

Ко времени «Августовской сессии» создатель ВАСХНИЛ и ВИРа Николай Вавилов был репрессирован, и его сеть селекционных станций разрушилась. Он решал межличностные проблемы в ручном режиме, а без него превалировал центрифугальный отбор Ивана Шмальгаузена, раскрученный «Августовской сессией».

В Советской России полного уничтожения генетики и селекции не произошло. Романа Хесина-Лурье защитили от преследования. Профессор кафедры генетики Марлен Асланян рассказывал, как после окончания кампании, начатой сессией ВАСХНИЛ, он нашел библиотеку кафедры на хорах Большой зоологической аудитории МГУ, кем-то предусмотрительно спрятанную.

Подобные действия потеряли смысл после распада СССР.

Вашингтон приступил к системному уничтожению российской науки, взяв на вооружение советские модели и формат дискуссии. Не зря любимой темой журнала Nature стала ситуация вокруг Лысенко.

В глобализованной науке центрифугальный отбор стал доминирующим фактором и привел к снижению интеллектуального уровня.

Для демонстрации борьбы с прошлым из филиала ВНИИ Сельскохозяйственной биотехнологии в Горках ленинских был уволен Олег Лысенко. Он занимался тем же, что и его отец, власти или известности не имел, никому не мешал, и увольняли его люди с интеллектом и представлениями о науке на уровне его отца. Затем сразу после ликвидации СССР была уничтожена и передовая советская биотехнология.

Превентивно была проведена кампания дискредитации ВАСХНИЛ. через «Литературную газету» на основе опыта публикаций о советской науке в прессе США и Британии.

Профессиональное же научное сообщество категорически отвергло монографию «Неизвестный Лысенко» Льва Животовского с описанием его зловещей фигуры как человека.

Таким образом, по разным причинам обсуждаемое событие обрело неснижаемую релевантность как в российской научной среде, так и международной. Фамилия «Лысенко» превратилась в такой же мем, как и «Дарвин». Фактически они стали известны благодаря соответствующим национальным проектам и воспринимаются как антонимы.

Британский национальный проект определяла задача обосновать превосходство привилегированных рас. Делалось это через науку потому, что примат чистого знания для Британии был имманентным элементом национального самосознания. Наукой занимались богатые люди с наследственным общественным статусом, не обремененные какими-либо задачами, кроме собственного любопытства.

Говорить, что Дарвин украл идею естественного отбора у Уоллеса, неправильно, потому что передача авторства произошла фактически добровольно под давлением политической необходимости. Бывший сотрудник ИИЕТ, исследователь наследия Дарвина Юрий Чайковский обнаружил, что для придания достоверности авторства Дарвина подделали дату прибытия в Лондон парохода с письмом Уоллеса на месяц позже.

В Советской России было то же самое наоборот. Народ был выше знати, а наука оставалась в приоритете как источник знаний, технологий и селекционных достижений для развития производства и повышения благосостояния советского народа.

Фигура «народного академика» Лысенко соответствовала стереотипу.

В итоге жизнь посмеялась над всеми. Мракобесие Лысенко укрепило веру в «теорию Дарвина». Мракобесие в науке безбрежно клонировалось. Несостоятельные аргументы Лысенко обозначили болевые моменты Дарвинизма. Мутационный шум действительно подавляет эволюцию. Остаточная генетика представляет собой ортодоксальный менделизм, какого прежде никогда не было, под защитой системной цензуры на альтернативы. Такой доведённый до абсурда редукционизм без признаков холизма действительно мало что дает прикладной генетике и селекции, кроме, может быть, генетических маркеров. Но и материализм оказался ущербным. Инфодемия заставила вернуть в обсуждение по крайней мере один из нематериальных факторов из основы учений Эразма Дарвина и Ламарка.

Итак, Расширенное заседание Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина (ВАСХНИЛ) проходило в Москве 31 июля – 7 августа 1948 года.

Отрывая обсуждение, Олег Белозеров отметил, что Августовской сессии посвящено огромное количество литературы. Связан интерес с тем, что сессия имела далеко идущие последствия для развития в Советском Союзе генетики, которая была, по сути, запрещена.

Сессия открылась докладом Лысенко «О положении в биологической науке». Начал с критики Дарвина и его теории эволюции за влияние на него Мальтуса и его реакционной теории борьбы за выживание. Далее перешел к разбору ошибочных установок в основе менделизма вейсманизма-морганизма. Постулировал, что материалистическая теория живой природы немыслима без наследования приобретённых признаков. И далее обвинил Вейсмана и менделистов-морганистов в том, что они утверждают материальный носитель наследственности в виде определенного наследственного вещества, которое отлично от собственного тела живого организма. За то, что на него нет влияния среды и что возникающее в нем мутации не имеют определенного направления. Таким образом, невозможно наследование приобретенных признаков и целенаправленное изменение организмов под воздействием факторов окружающей среды.

Лысенко в рамках Мичуринского учения, которое никакого отношения к Мичурину не имеет, утверждал, что никакого отличного от тела наследственного вещества не существует. Изменения наследственности организма являются следствием изменений в самом его теле обмена веществ, который в свою очередь зависит от факторов среды. В частности, от питания. Отсюда следуют его рекомендации для сельского хозяйства.

В ответ на критику, что президент ВАСХНИЛ зажимает мичуринское направление, говорил, что это не так, наоборот, морганисты зажимают мичуринское направление. В вузовском преподавании господствует генетика.

Лысенко назвал врагов Мичуринской биологии: Александр Малиновский, Михаил и Борис Завадовские, Иван Шмальгаузен, Николай Дубинин, Петр Жуковский, Юрий Полянский, Илья Поляков.

Сталин лично редактировал текст доклада Лысенко, и в результате изменилась его тональность. Исчезли слова антисоветский, антинародный, вредительский. Вместо них появились идеалистические, антинаучные и несоответствующие задачам сельского хозяйства.

На следующий день участникам сессии на базе Лысенко в Горках Ленинских продемонстрировали ветвистую пшеницу, которую сотрудники Лысенко Авакян и Долгушин собирались получить как устойчивый сорт с урожайностью 150 центнеров на гектар. В то время средняя урожайность была семь центнеров на гектар.

На третий день начались прения, которые продолжались восемь заседаний. 48 ораторов дали восторженную оценку докладу Лысенко и выступили против генетиков с обвинениями иногда научного, а чаще политического характера.

Из числа защитников генетики возможность выступить была предоставлена всего восьми ученым. Это Рапопорт, Завадовский, Алиханян, Поляков, Жуковский, Жебрак, Шмальгаузен и Немчинов.

На последнем девятом заседании с заключительным словом выступил Лысенко. Сделал заявление: «Меня в одной из записок спрашивают, каково отношение ЦК партии к моему докладу. Я отвечаю: ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его». На этом же заседании трое из выступавших на сессии защитников генетики, поняв, к чему идет дело, произнесли покаянные заявления. Это были Жуковский, Алиханян и Поляков. Большинству из оставшихся пришлось это сделать позже. Единственным исключением стал Рапопорт, который отказался признать свои якобы ошибки. Был в результате не только уволен с работы, но и исключен из партии.

Стенографический отчет сессии был сразу издан огромным тиражом двести тыс экземпляров.

Старший научный сотрудник ИИЕТ Кирилл Россиянов начал с того, что несколько дней назад 125 лет исполнилось самому Лысенко. У него была устойчивая репутация практического новатора, и Сталин видел пользу в его предложениях. Считалось, что Лысенко создал некий вариант практически ориентированной агробиологии. Самый известный метод Лысенко яровизация, вымачивание семян озимых в холодной воде. Его приветствовал Вавилов. Можно сдвигать цветение и скрещивать разные сорта. Но Лысенко предлагал использовать прием для повышения урожайности. Впервые с нападками на генетику Лысенко выступил на сессии ВАСХНИЛ 1936 года и сказал о своих методах управления наследственностью. В переносе атаки на генетику сотрудник ИИЕТ Василий Бабков видел тактику оправдания в связи с отсутствием результатов. ВАСХНИЛ не мог дать результаты за столь короткий срок.

Почему после того, как Лысенко установил контроль над биологией, этот упрек не был обращен к нему? Докладчик Россиянов считает, что на этот вопрос нет ответа.

Опыты Лысенко ставил в колхозах, где можно было получить все, что нужно заказчику. После сессии идеи Лысенко подверглись вторичной идеологизации. В результате все очень сильно поляризовалось, и вопросы практики отошли на задний план. В новых представлениях о видообразовании Лысенко утверждал, что он думает, если волков кормить вареным мясом, у них будут рождаться собакии. В ламаркизм, наследование приобретенных признаков верили многие ученые.

Кирилл Россиянов затруднился ответить на вопрос, что это было – личная неприязнь на основе процветающей в научной среде профессиональной ревности, битва идеологий или там все же был научный спор? Общими усилиями решили, что было все.

После смерти Лысенко его архив просматривал КГБ, и там были черновики его выступления с правками Сталина.

Директор ИИЕТ Роман Фандо рассказал о пропаганде взглядов Лысенко на страницах французской коммунистической прессы. Рецепция взглядов Лысенко за рубежом долгое время оставалась запретной темой. Колчинский рассказал, как продвигались идеи Лысенко в странах социалистического лагеря – Югославии, Китае. Ряд ученых утверждали, что в Британии и США учение Лысенко воспринималось как анахронизм. «Идеологически правильная идеология» насаждалась во Франции. Силами Всесоюзного общества культурных связей с заграницей были организованы поездки для ученых в Советский Союз. В 1939 году была издана статья о Лысенко. После 1938 год французская коммунистическая печать стала трибуной для пропаганды лысенкоизма. Стенографический отчет о сессии перевели на французский и направили в ВОКС. Перевели труды Мичурина, Столетова, Глущенко. Переводил Мичурина Луи Арагон. На диспуте в поддержку Лысенко выступили профессора парижского университета. Советская власть и Коммунистическая партия активно продвигали идеологию. Какие могут быть причины? Франция все же родина Ламаркизма.

Во Франции очень сильны традиции научные и политические. И их слависты приезжали к нам не просто так язык учить.

В коммунистической прессе статей о репрессиях генетиков не было. Было в журнале виноделия.

В конце сороковых возникло некоторое противостояние англоязычному миру. А в отношении Франции наоборот. При избрании в АН СССР прошли Фредерик и Ирен Жолио-Кюри, кандидатуры из США и Британии отклонены, включая нобелевских лауреатов. Кроме того, во Франции были сильны позиции коммунистов, которые были близки Советскому Союзу и продвигали идеи, в том числе, лысенкоизма.

На мой взгляд, причина проста – финансирование из Москвы коммунистических движений и коммунистической прессы. Во Франции оно прекратилось после смерти де Голля, и сразу появился журнал политической порнографии Шарли Харакири.

В рецепции за рубежом появляется своя идеологизация. Социальный заказ что-то объясняет это было бы слишком простенько в исторической традиции мало что объясняет.

Главный научный сотрудник ИИЕТ Ольга Юрьевна Елина рассказала, что сообщество селекционеров было очень диверсифицировано, разношерстно. Часть селекционеров действительно нуждалась в генетике, но вряд ли хотела уметь разбирается. Перед сессией ВАСХНИЛ в страну хлынул поток иностранных журналов. Селекция существовала в особых условия, выполняя ритуальную часть, можно было заниматься. Селекциям особая отрасль. Кто хотел спокойной жизни хлынули на опытные станции. Использовалась гибридизация в том числе отдаленную. Отбор. Сложная область, роль случайности, рэндомные факторы. У каждого объекта свои особенности. Что можно делать на плодовых, не получится на злаках. Что ни культура, то набор методов. Для человека социальные факторы. Большинство селекционеров оказались женщинами. Бывшие сотрудницы Вавилова нашли убежище и сессию ВПСХНИЛ пережили не заметив, продолжали публиковать статьи и защищать диссертации. Долгосрочная работа по отбору не имела отношения к генетике.

В дискуссии Сергей Багоцкий спросил, готовы ли были биологи воспринять идеи генетики? Лысенко сказал, ген душа не принимает Его поддержал Опарин и Курсанов. Как восприняли обычные люди сессию ВАСХНИЛ?

Если в капиталистической стране поэты и писатели переводили, аплодировали, что в социалистический стране такая победа над мракобесием... Фандо утверждал что не гавотов, потому что не было образования, а генетика наука абстрактная и эту «ниточку бус» хромосому с генами увидеть нельзя.

Действительно, формальная генетика действует методом черного ящика и строит модели, не вскрывая его. Однако такой подход является универсальным для науки, вся математика состоит из моделей. К сожалению ученые в массе со средневековым мышлением получают результаты но формальных моделей не строят, приклеивают к цифрам необоснованные фантазии.

За рубежом исключения редки Барбара Мак-Клинток, Верн Грант. В России практически все генетики, экологи.

Если сказать экспериментатору о высоком смысле его работы, получишь ненависть. Описано Джеймсом Уотсоном в «Двойной спирали».

В истопим ИИЕТ был период когда здесь работал Мамардашвили, позже Малиновский. Институт был убежищем для инакомыслящих. Атмосфера была очень необычная. Такими же убежищами были отдаленные селекционные станции.

Убежище для генетиков предоставлял РБО Курчатовского института, затем Институт биофизики.

Марианна Сергеевна Козлова рассказала о влиянии Августовской сессии на такую специфическую область, как антропология Развитие теории антропогенеза повернулось вспять. Эводюцтия черепа под влиянием только социальных факторов. Утрата волосяного покрова под влиянием одежды, огня. Некоторые антропологи сопротивлялись идеологии Лысенко. Затем СТЭ, современного урезанного варианта Дарвинизма.

В определенном смысле биология человека была отставлена в сторону.

Багоцкий Есть понятие поведенческая эволюция. Сначала идет формирование адаптивных признаков на ненаследственной основе. Поведенческая эволюция идет впереди дарвиновской.

Концепции антропогенеза Поршнева, коллеги-антропологи считали его чуть ли ни сумасшедшим. О Лысенко Поршнев не высказывался.

Багоцкий Отбор не может начаться с нуля. Если жираф не будет тянуть шею вверх, никакого отбора не будет.

Козлова ЯЧ вообще не дарвинист и понятие отбора для меня мало что значит.

Московкин Браво! Обожествление отбора неправильно, без других факторов обор не работает. В каждое безвременье работает отбор не лучших, а генетического мусора. Для человека социальные факторы и есть биологические. Самый мощный фактор эволюции человека телевизор. Объявили пандемию нового коронавируса и дали установку СМИ пугать, возникла популяционная иммуносупрессии и часть популяции ответила парадоксально реакцией жизнестойкости. Вариант эволюции по Эразму Дарвину, известный как Ламаркизм. Увеличение роста, изменение форма черепа, повышение интеллекта, снижение возраста menarche это морфозы, которые идут скачками. При чем не только у человека, но и у домашних собак. Явление возн жизни описал Четвериков. На примере породы Большой пудель мы уловили тенденцию удлинения черепа и увеличения роста, что противоречило французскому стандарту FCI, но породу удалось стабилизировать. Гармоничность экстерьера и поведения повысилась. В тех породах, где в руководстве разведением оказались консерваторы, стабилизации не произошло. В селекции очень высока роль самоорганизации на общественном уровне. Но самый крупный, эффективный, доказательный эксперимент в области экспериментальной эволюции проведен на человечестве в 2020 году в форме инфодемии. Он стал возможным потому, что у человека чрезвычайно пластичная генетическая конституция и сильно выражена факультативная (оперативная) компонента генома. «Теория Дарвина» – это британский национальный проект о превосходстве привилегированных рас. А СТЭ попытка примирить непримиримое.

Без изучения современности история мертва, такова наша современность.

Перенос политики в науку, принцип демократического централизма как подчинения большинству для науки опасно. Высказывайся как хочешь, а потом извини

Багоцкий Пониманию событий «Августовской сессии» мешают два мифа. Миф о главной цели борьбы с генетикой. Главной целью было убрать из большой политической игры Андрея Александровича Жданова. В апреле Юрий Жданов выступил с критикой Лысенко. Противники ленинградской группы начали раскручивать процесс который закончился сессией ВАСХНИЛ, ну и уели своей они достигли, Андрей Александрович скончался от инфаркта 31 августа 1948. Была совершенно детективная история, лечащие врачи отказались признать инфаркт и прописали режим, который был противопоказан. Сталин не был инициатором сессии, но его накрутили противники Жданова.

Фандо А без сессии ВАСХНИЛ нельзя было убрать Жданова?

Багоцкий И отец и сын были противниками Лысенко. Другое дело, что отец сыну говорил не связывайся с Лысенко, он тебя с огурцом скрестит. Оба Жданова были противниками Лысенко и его сторонники этим воспользовались в 1951 начался обратной ход, появились критические статьи в адрес Трофима Денисовича. Критиковали его на заседаниях МОИП. Научная сторона дела была чистым предлогом борьбы за власть и генетика оказалась заложником этой борьбы. В цивилизованных странах борьба за власть не приводит к разрушению науки.

Дискуссии шли и по колебательным реакциям, химию пытались втянуть.

Багоцкий Второй миф что лидером лысенкоистов был Лысенко. Он был конечно свадебным генералом. Лидером был Презент, он хорошо чувствовал идеологическую конъюнктуру , с кем на какую тему модно поговорить. Лысенко использовал административный ресурс против своих противников и вне зависимости от его научных взглядов это нехорошо. У каждого могут быть свои тараканы в можно, в цивилизованных странах никого не касается.

Московкин. Вашу концепцию глупо оспаривать но дело в том что любое системное явление допускает паритетные интерпретации и целеполагание будет другое. Зачем это нужно было Сталину? Потому что он панически боялся интеллигенции. Интеллигенция всегда выступает против в любого режима, кто поддерживает это не интеллигенция. Почему Сталин запустил погром в генетике и отказался от погрома в физики? Когда я поступал в университет, Физфак был одним из самых мракобесных и слабых (кроме кафедры биофизики Блюменфельда) наряду с Бауманкой. А на Биофаке произошло некоторое очищение и кафедра генетики была одной из самых сильных Другое дело что давление на генетику было всегда и везде, всегда кого-то шельмовали и шла пропаганда против кафедры. Жданов Хесина спас и позже Хесин удивил монографией «Непостоянство генома», а его предшественника Курдюма отвергли. Действительно, биологи в массе не готоаы были принять генетику, им нудна была гуманитарная биология, а не точная. Пробил блокаду ненадолго Тимофеев-Ресовский.

Багоцкий Генетику действительно многие не любили.

Таким образом, историк науки развеивает одни иифы и попадает в другие – об отсталости России, о зловредной деятельности Тимофеева-Ресовского и ро том, что любое упоминание политических событий в эволюционном контексте является переносом политики в науку, а не наоборот. Трактовка политической истории в Макроэволюционной терминологии является лучшим лекарством от политики в наук, где ее намного больше, чем в политике.

Белозеров. По моему получилось очень даже интересно.

https://leo-mosk.livejournal.com/10554680.html

Два интервью

Директор ИИЕТ Роман Фандо по итогам круглого стола рассказал МП следующее.

Л.М.: Какие уроки можно извлечь по итогам прошедшего круглого стола из такого резонансного события 75 лет назад, как «Августовская сессия», о преследовании в науке?

Р.Ф.: Это явление очень знаковое не только для истории нашей страны, но и вообще истории мировой науки. Здесь мы увидели пример, когда давление на науку имело такие дальние и не очень положительные последствия. Все-таки наука развивается в условиях демократизации, обмена мнениями. Система незамкнутая. Мы не можем говорить о науке только в одной стране. То, что произошло на сессии ВАСХНИЛ, имеет отголоски, которые тянутся до сих пор. Мы хотели преодолеть отставание в генетике, молекулярной биологии.

Л.М.: Так мы же опережали.

Р.Ф.: Мы опережали в тридцатые- сороковые, когда к нам приезжали учиться. Более того, Тимофеев-Ресовский обучал их методикам, которые здесь уже на уровне студентов активно использовались. В пятидесятые-шестидесятые у нас было отставание, которое мы не могли сократить. В науке важна не только сама техника, но и атмосфера передачи знаний от учителя ученику. Вот это было прекрасно. Потом уже были Тимофеев-Ресовский, Прокофьева-Бельговская. В шестидесятые они вышли из подполья. Но, тем не менее, были какие-то нюансы. Вы помните, они из Института дубининского уходили, старя гвардия генетиков.

Л.М.: Наследием Тимофеева-Ресовского сейчас кто-то занимается?

Р.Ф.: В нашем Институте нет. Я слышал, в Петербурге дочь Даниила Гранина очень интересуется этой темой. Она интересную выдвинула идею жизни ученых в закрытых городах. Было же много ядерных центров и Арзамас-16, Челябинск-40. Хотела посмотреть, как у них жизнь была устроена, как они совершали открытие.

Л.М.: Фантастическая была история с шарашками. Создали то, что в обычных условиях не достижимо. Ваше собственное исследование показало, что внешнее влияние не всегда положительно. Как это вяжется с установкой на открытость науки? Кроме продвижения лысенковщины во Франции, что описали вы, еще что-то заметно?

Р.Ф.: И наоборот было. Наши ученые гуманитарии очень интересовались историей Великой французской революции. В нашей традиции стали называть Великой французской буржуазной революцией. Во Франции это все немножечко по-другому было. Более того, наш известный историк Евгений Викторович Тарле работал в национальном архиве Франции и написал столько работ, что сами французы и не знали. Мы считали, и руководство считало, что наша революция и французская революция имеют тесную связь. То есть фактически мы были продолжатели идей, которые в 1879 году были провозглашены в Париже. С французами хорошо складывалось, была такая антигерманская политика. Фашисты пришли к власти, и ученые демонстративно выходили из немецких научных обществ. Вы же знаете, что английский не был языком науки, был немецкий ,а и французский тоже. С французами связь была плодотворной, наши ученые печатались во франкских журналах.

Л.М.: Связь идеологическая или физическая на основе мозговых трихин Достоевского? Спустя сто лет механизм нашли в роли мобильных элементов генома при нейрогенезе.

Р.Ф.: Я затрудняюсь сказать. Вы понимаете, это такая тонкая материя, что проследить причинно-следственные связи тяжело. Мы с вами можем строить гипотезы. Биологическая станция в городе Вильфранш-сюр-Мер вообще была русская. Зоолог Кортнев привлек меценатов и ее выкупил. Наши ученые там проходили стажировку. Гидробиологические исследования там зарождались.

Л.М.: Последний вопрос. Что за история вокруг Тимофеева-Ресовского? Откуда такие угрозы за публикации о нем? Меня даже обвинили в пожаре, который случился за два дня до публикации. И историк генетики, сотрудник ИИЕТ Василий Бабков умер странно, после чего исчез архив Тимофеева-Ресовского. Жена Бабкова, кинорежиссер Елена Саканян вывезла архив из Берлин-Буха, и он хранился в квартире Бабкова и исчез.

Р.Ф.: Кому-то надо было знать, чем он занимался в Германии. Много же было версий. Многие считали, что он вообще расовой гигиеной занимался.

Л.М.: Этого нет и в помине. Все выдумано от начала до конца.

Р.Ф.: Ну понятно.

Л.М.: Тимофеев-Ресовский был не только исследователем и генератором идей, он интегратор и реформатор науки. Неужели это хотели стереть из нашей памяти? Не могу расшифровать.

Р.Ф.: Я не такой большой специалист, чтобы отвечать на ваши вопросы.

Л.М.: Дай бог нам выжить. То, что Вы рассказывали на круглом столе, перевернулось наоборот.

Р.Ф.: Совершенно верно.

историк науки Сергей Багоцкий еще раз объяснил, что и Лысенко и Дарвин были свадебными генералами – механизм торжества мифа над истиной

С.Б.: Юрий Жданов, который заведовал сектором науки, выступил 10 апреля в Политехническом музее с лекцией с критикой Лысенко. К этому времени обстановка в высшем руководстве обострилась. Сформировалась группа Маленков-Берия и соответственно Жданов-Кузнецов. Они очень хотели друг друга съесть. Лысенко написал письмо в ЦК, оно пошло Маленкову, который курировал сельское хозяйство. 10 июля Маленков доложил на Оргбюро, что нужно защитить Трофима Денисовича и провести сессию. 31 июля – 7 августа сессия. У Жданова было больное сердце и он был явно не жилец на этом свете.. Пока Андрей Александрович был жив Кузнецова скинуть было не так просто. После 10 июля его отправили в отпуск на лечение. После сессии 10 августа Юрий Жданов покаялся в своих грехах. 28 августа у Жданова на Валдае сердечный приступ. Туда поехала та же самая Тимашук, сделала кардиограмму, сказала «инфаркт». Лечащие доктора сказали никакого инфаркта, гипертонический криз и нужно двигаться. Жданов начал двигаться, 31 августа ушел в туалет и оттуда уже не вернулся.

Л.М.: Зачем Жданову надо было критиковать Лысенко, если отец его предупреждал «не связывайся с Лысенко, он скрестит тебя с огурцом»?.

С.Б.: Такая там расстановка была. Во-первых, Жданов все-таки немножко разбирался в науке, и старший и младший. Это одно обстоятельство. Во-вторых, там видимо были в верхах распределены отношения к Трофиму Денисовичу. Георгий Максимилианович был в хороших отношениях тем более что с Никитой Сергеевичем дружил. Они с Маленковым дружили и защитили Трофима Денисовича. 31-го старший Жданов умер. Спустя полгода сняли сначала Кузнецова, потом Вознесенского расстреляли. Он был председатель Госплана, член Политбюро, руководитель советской экономики. Кузнецов был секретарь ЦК по кадрам. Все даты ложатся в достаточно простую схему Что дальше. В 51 году Лысенко начали критиковать. Сперва на неофициальных площадках в частности в МОИПе, а потом на страницах печати. Я думаю, его начали критиковать потому, что его положение в верхах пошатнулось, котному что пошатнулись позиции его возможных покровителей

Л.М.: С чем связано?

С.Б.: Не знаю. Когда Никита Сергеевич пришел к власти, пока они с Маленковым были в одной компании, он дистанцировался от Трофима Денисовича, потому что Трофим Денисович против освоения целины. Но потом дружба их возобновилась. За победой Лысенко стола разборка в высших эшелонах. Возможно, Лысенко был уже не нужен. И Сталин начал сомневаться в правильности создания преимуществ только одной стороне. Он был типичным изобретателем вечных двигателей, каких много бывает. Сами они не раскручиваются. Лысенко раскрутил Презент.

Л.М.: Возможно Презент выбрал Ламаркизм как альтернативу Дарвинизму, взятому на вооружение апологетами формальной генетики.

С.В.: Презент против Дарвинизма не выступал, заявлял, что усовершенствовал Дарвинизм.

Л.М.: Почему выбрали как повод генетику, а по физике отказались?

С.Б.: А потому что атомную бомбу надо было делать. Курчатов сказал Лаврентию Павловичу «Если хотите бомбу» и Лаврентий Павлович понял. Кстати, при таких же обстоятельствах, как Жданов, умер Щербаков в 45 году. А Щербаков был вероятный преемник Сталина на посту руководителя партии. У него было предынфарктное состояние, ему бы лежать и лежать. На день Победы решил погулять по Москве. Ночью уснул и не проснулся после этого.

Л.М.: Есть такое мнение, неудача Дела врачей.

С.Б.: Дело врачей как и Менгрельское дело в Грузии были затеяны против Берии. Он его прекратил.

Л.М.: Ну хорошо. А телегония это что и чем отличается от идей Лысенко? Меня учили, что Дарвин телегонию поддерживал.

С.Б.: Дарвин был человеком осторожным и выказывался чисто предположительного. В таких спорных вопросах он предпочитал не говорить ни да ни нет.

Л.М.: Полосочки после зебры у него написано. Вы назвали Лысенко свадебным генералом, а у меня впечатление, что и Дарвин был свадебным генералом. По предопределенности результата, что Юрий Чайковский назвал презумпциями, оба свадебных генерала для мен одинаковы. И все это не сочетается с генетикой.

С.Б.: Дарвин был свадебным генералом, потому что эти идеи начали раскручивать политически. Сам он в этих раскрутках участия не принимал. Дарвин предпочитал жить у себя в поместье, гулять по парку и участвовать во всякой ругани не любил. Занимался этим Гексли.

Л.М.: В пользу этой версии тот факт, что Чайковский нашел в архивах. Расписание пароходов подделали. Якобы письмо Уоллеса прибыло в Лондон на месяц позже и после выступления Дарвина в Линнеевском обществе, а не до.

С.Б.: Не знаю, не знаю.

Л.М.: Вы не можете не знать, потому что я это уже сказал. А вы можете мне не верить, как и Чайковскому.

С.Б.: В общем Дарвина начали раскручивать. Сам он к этой раскрутке отношения не имел.

Л.М.: А может быть, ему просто было стыдно. Как впрочем и Лысенко иногда

С.Б.: И Лысенко сам не принимал участия в раскрутке. За него интриговал Исаак Израилевич. Лысенко генерировал некие идеи. Презент ем говорил что он великий человек и гений отечественной биологии. Большая часть подковерной борьбы лежала на Презенте. Он и до Лысенко боролся с другими деятелями науки. В начале тридцатых годов он боролся против экологии. Лысенко был в общем инструментом.

Александр Харламов: Как на ипподроме, кто на кого поставит?

С.Б.: Да-да. Сначала Презент подружился с Вавилоны. Вавилов понял, что к науке не имеет никакого отношения и послал подальше. Образование у него юридическое. Нахватался философских верхов м в конце двадцатых годов стал теоретиком биологии.

При Лысенко многие сорта пшеницы, которые потом секционировали,..

А.Х.: Это к делу не имеет отношения, другая игра.

Л.М.: Ламаркизма где он набрался?

С.Б.: Не знаю, где набрался, но почувствовал, что Ламаркизм можно хорошо продать.

Л.М.: То есть у него тоже был какой-то информатор?

С.Б.: Ну, наверное. Второй был Эрнст Яромирович Кольман. Сладкая парочка Презент и Кольман. Он занимался физикой и математикой, боролся с идеализмом в этих сферах. Одно время он был заведующим отдела науки московского горкома партии. Помимо этого работал в Коммунистической академии. После войны его послали в Чехословакию и там он начал копаться под Готвальда. Но не вышло, Эрнеста Яромировича отозвали в Советский Союз и посадили. Несколько лет отсидел. Самое интересное как он кончил. В конце семидесятых голов он поехал в командировку в Швецию, попросил политического убежища и после этого обвинил советское руководство в зажиме демократии. Это было еще при Брежневе. Он кушал академика Лузина. Он кушал квантовых физиков. К событиям сороковых пятидесятых годов он отношения не имеет поскольку сидел в то время.

М.Х.: Значит получается что на волнах идеологических противостояний многие как носители использовали в своих корыстных целях. И много попортили чего.

С.Б.: Естественно. Именно так.

Л.М.: Наоборот. Они запускали и научная борьба была следствие разборок во власти.

С.Б.: Помимо этого, была борьба в самой науке. И как я понимаю, она обострилась 6 марта 1946 года. В этот день было принято постановление Совета Министров об увеличении жалованья научным работникам. И очень сильное. То есть раньше борьба была в основном идейная, а теперь ставкой борьбы стали большие деньги. Как я понимаю, именно с 46 года отношения в науке начали обостряться.

Л.М.: Не помните точно на сколько подняли зарплату?

С.Б.: Где-то раза в три.

Л.М.: Про дело сестер Ляпуновых вы можете что-то сказать?

С.Б.: Ляпунов-старший собирал студентов у себя дома, приглашал генетиков и там они соответственно рассказывали про генетику современную науку. Кто-то там нажаловался . Их разобрали на комитете комсомола. Ну в общем дело спустили на тормозах. Времена были более вегетарианские.

Л.М.: Почему вот в среде ученых, я-то поздно пришел в науку, постоянно кого-то преследовали. Постоянно. Хлебом не корми. Что за люди и почему они так?..

С.Б.: Есть несколько причин. Благородная причина борьба идейная идет. У кого-то какие-то концепции душа не принимает просто. Эйнштейн него душа не принимала квантовой механики. Это самый благородный мотив, можно понять и соответственно простить. Дальше карьера и деньги.

А.Х.: Вопрос был задан, критерий неуважения друг другу?..

Л.М.: До ненависти. К Тимофееву-Ресовскому, самый известный пример а таких много было, ненависть буквально зоологическая, причем со стороны людей, которые его никогда не видели. Не знают, что он сделал. И даже не знают, кто это.

А.Х.: Я говорю вообще не только в среде ученых

Л.М.: Но почему-то среда генетиков самая агрессивная

С.Б.: К сожалению, научная среда, она достаточно агрессивная и нетерпимая.

Не только наука и искусство, еще и как спорт, арм-реслинг, кто кого победит.

С.Б.: Да-да среда деятелей искусств видимо существенно не отличается.

А.Х.: Вместо того, чтобы организовать какие-то разумные правила и двигаться вперед, начинается самопоедание. Вот смысл этого.

С.Б.: Ну-у-у-у-у-у-у могу сказать такова селяви.

Л.М.: И есть еще момент который я не могу понятью Они ненавидят власть, любую. В некоторых случаях, как у Валерия Сойфера было, это была конъюнктура Его уволили их института, который он сам создал, естественно, он заделался антисоветчиком. Собрал материал, взял у Глущенко, мои фотографии использовал. Издал книгу. Его преследовали коллеги, а власть-то как раз помогла ему создать институт. Но условия США требовали валить на Советскую власть. А у многих людей это просто в душе сидит. Как раньше ненавидели Сталина, теперь ненавидят Путина. Ничего не меняется.

С.Б.: Человеку всегда приятно поругать власть.

Л.М.: Почему генетика, вы правильно говорите любая творческая среда агрессивна, но что меня поразило с третьего курса кафедры генетики, это самая агрессивная среда. Он маленький этот мир, но он такой ослепительный, там есть все. Что можно придумать, там есть.

С.Б.: Я думаю, вы были ближе именно к этому миру, порэтому он кажется вам наиболее агрессивном.

Л.М.: [Неправда Мне есть с чем сравнивать Я работал спасателем, на железной дороге, строил, копал колодцы, преподавал информатику, серьезно занимался кинологией, теперь вот журналист. Вместо бассейна храм, информатика и журналистика превратились в мисинформацию. Генетику убили но она жива. Потому что власть ее боится]

С.Б.: Если бы вы пообщались с другими мирами, вы бы....

Л.М.: Если посмотреть, что сделал Багоцкий, вам достаточно много удалось в жизни.

С.Б.: Я бы сказал так, мне удалось немного больше, чем далось. Я в целом оцениваю свою жизнь на троечку с плюсом. Мог бы сделать и побольше.

Л.М.: Смотря с чем сравнивать на самом деле.

С.Б.: На троечку с плюсом.

Л.М.: Мне Вася Бабков говорил жестко совершенно, история – это то, что описано. У меня до сих пор сомнения потому что моя жизнь сразу как только родился строилась на опровержении каких-то широко описанных мифов. Да и Васина тоже – сын маршала авиации стал выдающимся историком генетики и умер при странных обстоятельствах из-за архива Тимофеева-Ресовского. Его вывезла Нели Саканян из Берлин-Буха и здесь он пропал. Появилась параллельная жена. Она появилась и он умер. Вася успел сказать «Это все ГБ». Это что-то объясняет? Даже если действительно КГБ удалось больше, чем Гестапо. Это не жизнь, а наши мифологизированные представления о ней. Ситуация на наше кафедре генетики, когда два студента совершили открытие о том, что время в состоянии анабиоза без пролиферации и репарации является мутагенным фактором, и более примитивные виды допускают более высокий мутационный фон. А самооценка у меня была еще ниже вашей. Я не знал тогда что талант меряется не наградами, а ненавистью Мне же казалось это все просто. А когда развернулась настоящая война с уважаемым профессором Шапиро, если бы не Марлен Асланян, который все на кафедре замирял, я не знаю, что бы с нами было. Наталья была беременна, а он доводил ее до истерики. И вся вузовская Москва пересказывала нашу историю без привязки к нашим фамилиям. Резонанс был больше чем от описанной истории сестер Ляпуновых, где не было ни научного смысла, ни пострадавших. А у нас прошло латентно. Спустя полгода я увидел оттиск статьи о том же Шапиро с соавторами. Чего ему стоило поставить «Шапиро» перед нашими фамилиями без шума и пыли. Зачем было страивать спецэффекты? А человек этим жил и считался ученым. Я еще школьником в Институте биофизики видел, как от него плакала Евгения Ганасси, ничего не понимал

С.Б.: Есть такой рассказ Лескова «Административная грация». Вот почитайте. О том, как царская полиция манипулирует свободомыслящими интеллигентами, используя их взаимную агрессивность

Л.М.: Любимый прием в описанной истории. Но в генетике было наоборот и особенно в моей жизни, что я лично знаю, а не читал. Власть и боялась и помогала, разруливая научные глупости. Я хорошо помню день объявленной смерти Сталина в фимзической депрессивностью и осталось впечатление, что умер он в другой день.

С.Б.: К этому моменту все посты были распределены. После объявления смерти Сталина это было бы невозможною.

PS. Курчатов сказал Берии: «Тогда в первую очередь закрывайте нашу лавочку, потому что работа по атомной бомбе основана на квантовой механике и теории относительности». Берия «отложил казнь», оборонив при этом, что «расстрелять всегда успеем».

Приложение

https://klasson.livejournal.com/370645.html?ysclid=lnck4bko8h475452253

«Обезьяний процесс» на биофаке МГУ (1956 год) и не только...

Доктор биологических наук, профессор Наталия Алексеевна Ляпунова (слева) и доктор биологических наук, профессор Елена Алексеевна Ляпунова (кадр из фильма)

Написать комментарий

Доктор биологических наук, профессор Наталия Алексеевна Ляпунова (слева) и доктор биологических наук, профессор Елена Алексеевна Ляпунова (кадр из фильма)

Группа первокурсников биофака МГУ 1954 года: 1 ряд слева направо – Елена (Ляля) и Наташа (Туся) Ляпуновы, Лия Бадумян, Рита Курская, Нина Сараева, Люда Белоусова, Рита Головлева, Вера Аристархова. 2 ряд – Андрей Антонов, Лева Киселев, Миша Пименов и куратор группы Гриша Курела

Написать комментарий

Группа первокурсников биофака МГУ 1954 года: 1 ряд слева направо – Елена (Ляля) и Наташа (Туся) Ляпуновы, Лия Бадумян, Рита Курская, Нина Сараева, Люда Белоусова, Рита Головлева, Вера Аристархова. 2 ряд – Андрей Антонов, Лева Киселев, Миша Пименов и куратор группы Гриша Курела

Кто не слышал о знаменитом «обезьяньем процессе» в США (штат Теннеси, 1925-26 гг.)? См. например в Википедии (Обезьяний процесс – Википедия (wikipedia.org)).

Оказывается, и у нас в СССР тоже был свой «обезьяний процесс», на биофаке МГУ, в 1956 году. Об этом я узнал, посмотрев 17 января 2023 г. на телеканале «Культура» докфильм «Лицо дворянского происхождения. Алексей Ляпунов» (Лицо дворянского происхождения. Алексей Ляпунов – смотрите на Культура 17.01 в 14:15 ТВ Mail.ru):

Летом 1943 года во время артподготовки командир вычислительного взвода обратил внимание, что снаряды, пущенные по намеченным точкам, не достигают цели. Он сразу понял, в чем причина, – линия фронта находилась в «сфере влияния» Курской магнитной аномалии. Командиру потребовались считанные минуты, чтобы изменить координаты. Объекты противника были уничтожены. Но… прошло еще немного времени, и из штаба полка за ним пришли. Донос о том, что из наблюдательного пункта подаются координаты, вычисленные не по правилам, не заставил себя ждать. Срыв наступления грозил расстрелом на месте, тем более что стало известно: командир был, так сказать, «лицом дворянского происхождения»… Так, летом 1943 года вполне могла оборваться жизнь 32-летнего старшего лейтенанта и математика от Бога – Алексея Ляпунова.

В фильме шла речь не только о знаменитом математике Алексее Андреевиче Ляпунове, но и о его дочках Елене и Наталье, которые в 1954 г. поступили на биофак МГУ. В 2011 г., когда снимали сей фильм, сестры были еще живы и подробно рассказывали о папе и других знакомых ученых, а так же об учебе в университете, его можно посмотреть и в Интернете («Лицо дворянского происхождения. Алексей Ляпунов» – YouTube). Вот тут-то и возник сюжет об «обезьяньем процессе».

Более подробно об истоках его возникновения, развитии и «разборе полетов» можно прочитать по ссылке (Дело сестер Ляпуновых (rcsz.ru)):

<…> Продолжаем разговор с Натальей Алексеевной.

– Осенью 1954 года мы поступили на биофак. А времена на биофаке были беспокойные… Только-только начали затухать явные репрессии, биофак был зажат, как в тиски. Хотя Сталин уже умер, но Лысенко-то был в силе. Ну это известно. Лишенные возможности работать, наши генетики устраивались, как могли, разговоры об этом у нас дома звучали все время. Мы не были во все посвящены, но я теперь понимаю, в каком состоянии был папа.

Очень быстро на курсе выявились студенты, которые интересовались генетикой: Лева Киселев – сын известного вирусолога Льва Александровича Зильбера, Андрей Антонов, Витя Иванов, Миша Шемякин, Алеша Северцов, все это были дети из интеллигентных семей. А поскольку мы с Лялей [(сестрой Еленой)] были вдвоем, вокруг нас, как всегда, быстро сложилась компания. Дома продолжились занятия кружка. Теперь папины лекции чередовались с докладами студентов. Помню, что докладывали Старобогатов, Воронцов…

– Я делал доклад, посвященный евгенике и генетике человека, – уточняет Николай Николаевич [Воронцов].

– Папа к тому времени изложил нам законы так называемой формальной генетики, и ему пришла в голову гениальная идея – просить наших замечательных ученых-генетиков рассказывать о своих работах. По очереди начали докладывать генетики кольцовской школы. Несколько раз выступал Дмитрий Дмитриевич Ромашов, о генетике поведения рассказывал Леонид Викторович Крушинский, что-то докладывал и Дубинин. После каждого доклада накрывался стол, пили чай, обычно нас было человек 12.

Мы и сами стали ездить к разным ученым. В частности, были у Антона Романовича Жебрака и Владимира Владимировича Сахарова, на кафедре ботаники фармацевтического института, в гостях у Михаила Михайловича Завадовского. Побывали даже у Лысенко. Договорились через секретаря и пришли. Он принял нас в своем огромном кабинете президента ВАСХНИЛ. На вопросы отвечать отказался, но в течение почти трех часов излагал свои «теории». Это была какая-то феерическая белиберда. После этого мы написали заметку в факультетскую стенгазету «Студенты в гостях у Лысенко». Ее нам припомнили как издевательство над Т.Д. А заметка-то состояла из цитат его лекции…

На факультете я сразу оказалась назначенным комсомольским секретарем курса, так как еще в школе была членом Октябрьского райкома комсомола. Моя общественная деятельность всегда состояла в том, чтобы сделать жизнь как можно интереснее: походы, соревнования, кружки, газеты… Такой я и пришла на биофак. Куратором нашего курса назначили Митю Сахарова, Ляля Розанова – аспирант, работает в факультетском бюро, и Воронцов тоже здесь, он входит в биофаковскую концертную бригаду, у него красивый баритон…Мы с сестрой Лялей сразу стали любимицами старших, которые все были очень интересными, талантливыми людьми, но занимались главным образом культмассовой работой. В это время наступил расцвет биофаковской самодеятельности. Наукой-то заниматься им не давали, вокруг была какая-то чертовщина лысенковская, переливали белок из одного куриного яйца в другое…На кафедрах генетики, дарвинизма – кошмар, да и на других не многим лучше…

– Они захватили кафедры в 1948 году, – вступает Воронцов. – Невежественная дамочка из мордовской сельхозопытной станции – Фаина Куперман – стала профессором кафедры дарвинизма, жуткая личность – Ной Ильич Фейгинсон – «возглавил» кафедру генетики, на место академика Шмальгаузена пришел полуобразованный журналист из журнала «Яровизация» Федор Андрианович Дворянкин, фанатично преданный Лысенко. Желание протестовать было колоссальным, потому что выносить это было невозможно. В это время было написано знаменитое письмо трехсот биологов в ЦК против Лысенко. С биофака его подписали три профессора: Борис Александрович Кудряшов, Леонид Викторович Крушинский и Яков Авадьевич Бирштейн. И парторганизация решила организовать на них охоту. Тогда написали еще одно письмо в поддержку первому, под которым я собирал подписи и, горжусь этим, собрал больше тридцати подписей профессоров и преподавателей. Среди подписавших письмо были зоологи Борис Степанович Матвеев, Владимир Георгиевич Гептнер, в общем нравственная соль биофака.

– У нас распределение по кафедрам еще впереди, – продолжает Наталья Алексеевна, – а пока, летом после первого курса, – практика в Чашниково и, как положено, в конце практики – заключительный костер. Приехали старшекурсники: Коля Воронцов, Слава Старобогатов, Егор Заварзин (он сейчас академик), Ляля Розанова и с ними папа. Я – организатор, суечусь, у костра идет концерт, предстоит отвальный банкет… И вдруг неожиданно просится выступить «доморощенный хор студентов биофака». Мы, говорят, споем вам частушки. Выходят к костру и поют… Когда я их слушала, то прямо умирала со страха, потому что понимала, что это – кошмар, и что последствия будут. А частушки были такие:

«Когда Бог протоплазму из хаоса создал, за ним лишь голубь мира сквозь щелку наблюдал. И кое-кто еще, о ком болтать не надо, и кое-кто еще, о ком молчать нельзя». (Все знали тогда, что «голубь мира» – это Опарин.)

«Посадки гнездовые, посевы по стерне, скачки межвидовые похерены втуне. И кое-что еще, о чем болтать не надо, и кое-что еще о чем молчать нельзя».

«Из пеночки – кукушку, из елочки – сосну, зачешешь тут макушку, поверишь в сатану. И в кое-что еще, о чем болтать не надо…»

«Пастера мы прокляли и Моргана сожгли, и в содовом растворе бессмертье обрели. И кое-что еще, о чем болтать не надо…» (содовый раствор – это «изобретение» Лепешинской).

«Мы верили, бывало, в живое вещество, теперь оно пропало, с ним кое-кто еще…»

«Из вирусов – кристаллы, бактерии – в грибы, подобные забавы теперь осуждены, и кое-что еще, о чем болтать не надо…»

Часть куплетов писал Старобогатов, что-то Боря Юрцев, что-то Егор Заварзин, что-то папа. Среди исполнителей из девочек была только сестра Ляля. Остальной состав хора: Андрей Антонов, Коля Воронцов, Лева Киселев, Миша Критский, Алеша Северцов, Егор Заварзин.

Представляете себе! А ведь это 1955 год, Хрущев еще не выступал. Вдобавок, после этого они спели гимн морганистов, переделанный генетиками из «Катюши»: «Ой, ты песня, песня менделистов, ты лети к Трофиму в кабинет. И новатору, гиганту мысли наш формальный передай привет. Пусть он помнит гены и гаметы, хромосом редукцию поймет, пусть картофель бережет на лето, а науку – Мендель сбережет». Поднялось что-то невообразимое, писк, визг, вопли: «Позор!». Ведь у костра сидели и преподаватели. Да и факультет тогда был биолого-почвенный, а почвоведы были в основном не москвичи, все воспитанные на агробиологии. В общем – скандал. Утром, когда мы уезжали, меня пока еще под общий хохот вынесли из лагеря вперед ногами, как покойника. Так закончился первый курс.

Летом папа с мамой ездили на Урал к знакомым и оказались в Ильменском заповеднике. И там, уже перед отъездом в Москву, Алексей Андреевич случайно разговорился на станции с каким-то человеком. И узнает от него, что тут, в Миассово организуется лаборатория, где будет работать Тимофеев-Ресовский, освободившийся из советских лагерей. «Какой Тимофеев-Ресовский?» – вскричал Алексей Андреевич. Папа уже читал знаменитую книгу Шредингера «Что такое жизнь?», и из нее знал о Тимофееве. «Тот самый?! Как, он жив, он у нас?!» А о нем ведь никто ничего не знает. Папа тут же все выяснил и, приехав в Москву, сразу позвонил Дубинину.

– Вы знаете, что Тимофеев-Ресовский здесь, в России?

– Знаю, – сказал Дубинин, – я уже получил от него письмо. И больше того, собираюсь осенью пригласить его в Москву.

– Я вас очень прошу, когда он приедет, пригласите и меня, я страшно хочу с ним познакомиться, – попросил Алексей Андреевич. Ну а поскольку все эти годы папа тесно контактировал с генетиками (участвовал в организации писем в правительство о восстановлении генетики), в ноябре знакомство с приехавшим в Москву Тимофеевым-Ресовским состоялось. И Алексей Андреевич попросил Тимофеева выступить с докладом у него дома, а Тимофеев с удовольствием согласился. У нас на Хавской Николай Владимирович сделал свой первый открытый, публичный доклад после возвращения в Россию. Тема: «Биофизический анализ молекулярного размера гена». Это были его классические работы. Дело было 9 декабря 1955 года. В квартире у нас собралось больше пятидесяти человек. Сохранился список участников этого семинара. Ну здесь уж пришли все, кто только мог. Дверь в комнату была открыта, люди стояли в прихожей. Сидели в комнате даже на полу. Свободным остался только маленький уголок, по которому взад-вперед шагал Николай Владимирович и рассказывал. Мы еще не знали, что это было наше последнее заседание.

Один из наших однокурсников возьми, да и расскажи куратору своей группы на биофаке – какая, мол, интересная жизнь у Ляпуновых, рассказал и про доклад Тимофеева. В их группе, говорит, даже комсомольские собрания по-другому происходят. А у нас с Лялей был такой стиль. Надо провести тематическое комсомольское собрание – мы предлагаем тему «Теория наследственности Менделя-Моргана». Чем не тема для собрания? Группе очень нравится. Народ у нас симпатичный. Проходит одно такое собрание, другое…

Наступил день, когда секретарю парторганизации пришел донос. События начали разворачиваться с бешеной скоростью.

Во время зимней сессии ко мне подошел Митя Сахаров и сказал, что был на партсобрании, там шел разговор о неблагополучии в воспитательной работе на факультете, несколько раз как-то загадочно звучала наша фамилия. Тогда я пошла к секретарю партбюро Добровольскому и прямо спросила его, в чем дело. «Как хорошо, что вы пришли, – сказал Глеб Всеволодович, – а что это у вас там за домашний кружок?» Я откровенно все ему рассказала, что кружок у нас с детства, что всегда у нас дома собираются интересные люди, мы никогда не делали из этого тайны. Перечислила даже темы докладов. Добровольский меня поблагодарил, теперь, говорит, мне все стало намного понятнее.

В зимнюю сессию мне ставят незачет по истории партии и не допускают к экзаменам. Затем на доске появляется приказ, которым, в числе других, мне объявляется строгий выговор с предупреждением об отчислении за неуспеваемость, хотя я всегда была отличницей. Вскоре нас с Лялей вызывают на комсомольский актив курса, где обсуждают наши домашние семинары.

Меня обвиняют в «двурушничестве» – комсомольский вожак, а дома – тайный кружок (я ведь была членом факультетского бюро комсомола и отвечала за научный сектор). Мы опять пытаемся объяснить, что у нас дома так принято, что никакой тайны из этого никто никогда не делал.

– Что же, вы менделизм-морганизм считаете наукой?

Мы отвечаем: «Лысенко – не наука, это скоро пройдет».

– А вы знаете, что сессия [ВАСХНИЛ] 48-го года полностью поддержала Лысенко?

– Да, знаем, ну и что?

Мы абсолютно четко понимали, какой громадный урон нанесла сессия 48-го года, какую чудовищную ошибку она совершила. Мы точно знали, что эта сессия нанесла страшный вред науке и рано или поздно в этом разберутся. Именно так мы и формулировали.

– Значит, вы против решений сессии 48-го года?

И тут Ляля, вспылив, топает ногой и говорит: «Да, против». И пошло: «А вы знаете, что доклад Лысенко одобрен ЦК? Вы отдаете себе отчет, что это линия нашей партии?»

Выступают возмущенные студенты… Неожиданно оказывается, что на нашем курсе множество ярых противников Тимофеева-Ресовского, «осведомленных» о его «работе на нацистов». Все это студенты, которые еще вчера и фамилии его не знали. Ясно, что кто-то их подготовил. Это вполне мог быть Фейгинсон, особенно опасный тем, что был проводником идей Лысенко, зная настоящую, дрозофильную генетику…

Начинается буря. Но мы еще надеемся, что во всем можно разобраться.

В одночасье оказывается подготовленным «персональное дело сестер Ляпуновых», и в Большой Биологической аудитории биофака назначают собрание. Слух о нем разнесся по всему университету, пришли студенты с мехмата, с физфака. То, что пришло очень много народа, моментально идет в «дело» и используется для обвинения в наличии «разветвленной организации», специально подготовившей явку людей.

В президиуме – партийные и комсомольские активисты, факультетское начальство.

– Когда я попросил слова и начал говорить в защиту настоящей генетики, – вступает в разговор Николай Николаевич Воронцов, – тогдашний декан биофака, грамотный физиолог, профессор Леонид Григорьевич Воронин задал в аудиторию вопрос: «Неужели нужно вызывать милицию, чтобы убрать отсюда этого распоясавшегося морганиста?» Просят слова и другие. Аудитория переполнена, дело принимает опасный оборот. Тогда всех выставляют за дверь, и обратно впускают по комсомольским билетам только второй курс, но и это около 350 человек.

Собрание хорошо подготовлено. Вот выдержки из проекта решения собрания, сохранившегося в семейном архиве Ляпуновых.

«Наталья Ляпунова… совершила проступки, несовместимые со званием комсомольца и заслуживающие строгого общественного осуждения…

…Она способствовала и явилась соучастницей организации на дому, за спиной партийной и комсомольской организации и деканата кружка, который занимался наряду с изучением статистики, формальной генетикой с приглашением лекторов чуждого нам вейсманистско-морганистского направления в генетике и проявила вредную активность в популяризации этого учения путем вовлечения в кружок новых членов.

Будучи секретарем комсомольского бюро курса она не приняла никаких мер к осуждению участников хора, выступивших на костре в Чашникове с пошлыми частушками, оплевывающими достижения мичуринской науки, видных советских ученых и популяризирующими чуждое нам морганистское направление. Кроме того, эти же частушки, по признанию Н. и Е. Ляпуновых, распевались ими дома в присутствии участников кружка.

Идеи, культивируемые кружком, …давали повод для вредных, необоснованных толкований по вопросам правильности решений сессии ВАСХНИЛ по вопросам биологической науки.

Это способствовало крайне вредному явлению – расколу коллектива курса».

– В кулуарах этого собрания я познакомился с Сергеем Адамовичем Ковалевым, – вспоминает Н.Н. Воронцов, – он тогда был аспирантом кафедры биофизики. Как человек свободомыслящий, он пришел на это судилище и был необыкновенно активен. Я рад, что наша дружба продолжается по сей день.

Наконец все обвинения предъявлены. Особенно злобны студенты отделения почвоведения, но и остальные не отстают. «Они не поверили нам, советским преподавателям, что мы научим их всему, чему нужно, а захотели узнать что-то сами!», – говорит преподаватель марксизма.

На голосование поставлено исключение из комсомола, что равносильно отчислению из университета с «волчьим» билетом. Но голоса раскололись и предложение не прошло! Неужели что-то дрогнуло в душах?

По иронии судьбы это разгромное заседание проходило в тот самый вечер, когда Никита Сергеевич Хрущев выступал на XX съезде со своим докладом о культе личности. В те самые часы…

Из семейного архива Ляпуновых.

«Выписка из протокола заседания бюро ВЛКСМ биолого-почвенного факультета.

За верхоглядство в изучении науки, выразившееся в некритическом отношении к идеям, проводимым на домашнем кружке, за потерю комсомольской бдительности, за непринципиальное отношение к общественной работе, что вместе с существованием кружка, привело к расколу курса, за некомсомольское отношение к изучению общественно-политических дисциплин, за плохую учебную дисциплину вынести Н. Ляпуновой выговор с занесением в личное дело и вывести из состава факультетского бюро.

С аналогичной формулировкой Е. Ляпуновой вынесен строгий выговор с предупреждением, а секретарю курсового комитета комсомола – Л. Киселеву выговор без занесения в личное дело».

«Дело» Алексея Андреевича Ляпунова подготовлено и направлено для рассмотрения в парторганизацию мехмата МГУ (Алексей Андреевич вступил в партию в 1943 году, на фронте).

Дополнительные подробности см. в книге Симона Шноля «Герои, злодеи, конформисты отечественной науки», а именно в гл. 36 “Ляпуновы. Детское научное общество «Дно». Дело сестер Ляпуновых. «Союз друзей»” (Глава 36 Ляпуновы. Детское научное общество «Дно». Дело сестер Ляпуновых. «Союз друзей» . Герои, злодеи, конформисты отечественной науки (wikireading.ru)), а также по ссылке (Открытый архив СО РАН (odasib.ru)).

М-да, жуткое преследование настоящих ученых при «Софье Власьевне» шло не только в биологической науке и генетике. Одно «ленинградское дело историков» (1929-30 гг.) чего стоит («Дело историков» – как уничтожали русскую историческую науку (livejournal.com)). В Киеве в 1924 г. тоже был процесс над профессорами и другими оппонентами советской власти, под названием дело о «Киевском областном центре действий» («Ненависть к большевизму прежде всего, к великороссам, как таковым, никакой вражды теперь нет...» Наблюдения агентов эмигрантской организации «Центр действия» о жизни на Советской Украине в начале 1920-х гг. (cyberleninka.ru)).

Берлинский «Руль» 29 февраля 1924 г. писал:

Новое зверство

Многострадальная история русской интеллигенции открывает новую кровавую страницу. В начале марта готовится к постановке в Киеве т.н. «профессорский процесс». Агенты Дзержинского утверждают, будто по инициативе русских эмигрантских кругов из Парижа в среде киевской интеллигенции было создано объединение «Центр Действия», имевшее целью, на случай падения советской власти, взять власть в свои руки и этим избежать анархии.

По сведениям из России, у ГПУ не имеется никакого конкретного материала. А так как нужно было во что бы то ни стало создать процесс и притом с кровью, то на сцену явился провокатор «Москвич», служащий одного из советских учреждений, который путем сложных манипуляций создал против некоторых из привлеченных к делу лиц обвинение в шпионстве. Он через своего приятеля Яковлева, тоже преданного им и сидящего в тюрьме, проделал такую низость: из какого-то старого дела об упразднении какой-то воинской части был вырезан план мобилизации, который Яковлев приносил к проф. Смирнову, а затем и к Чебакову. С этого плана почему-то оказалась снята копия, а ГПУ представило фотографию того же плана, будто бы полученную им через своих агентов из польского штаба. Были спрошены эксперты из старых военных, не находящихся на службе теперь, и они сказали, что план очень важен и секретен. Этого всего оказалось достаточным для предъявления Яковлеву, Смирнову и Чебакову обвинения в шпионстве.

Чтобы создать и «глас народа», процесс ставят в Городском театре, и уже натаскивают комсомольцев, чтобы они изобразили толпу, врывающуюся в суд и требующую смерти для предателей и изменников. Смирнов и Чебаков в роли шпионов, да еще польского штаба, – совершенно недопустимый вздор. «Москвич» же даже не допрашивается как свидетель, следователь будто бы не мог его разыскать, а теперь он отослан в Крым на поправку, пока пройдет процесс. Чем нелепее и чудовищнее обвинение, тем более ясно, что ГПУ жаждет крови и что участь подсудимых предрешена.

Кроме названных лиц к процессу в качестве обвиняемых привлечено несколько десятков человек квалифицированной киевской интеллигенции, среди которых много общественных деятелей с крупными именами, много профессоров и преподавателей ВУЗов, почему и сам процесс в местном обществе получил название «профессорского».

Коммунисты последовательно и с непреклонной жестокостью продолжают истребление остатков русских интеллигентных сил.

Как мы видим, комсомол стал «верным помощником партии» еще в 1920 годы. В то же время под личиной провокатора «Москвича» выступал Александр Григорьевич Москвич (т.е. у него была от папаши такая еврейская фамилия), см. например (ГРИГОРИЙ МОСКВИЧ: Я как мог, послужил дорогой родине… « Старая Ялта (oldyalta.ru)).

Далее последовала серия публикаций в эмигрантских газетах:

ГПУ о профессорском процессе [в Киеве] [(из «Известий» и «Правды» от 1.3)]

«Дни» (Берлин), 7 марта 1924 г. (ГПИБ | № 405, 7 марта (shpl.ru))

Дело киевского центра действия [(из «Известий» №51)]

«Руль» (Берлин), 8 марта 1924 г. (ГПИБ | №936-1084 (shpl.ru))

Ненасытная утроба [(лица, привлеченные к «профессорскому процессу» в Киеве)]

«Руль» (Берлин), 11 марта 1924 г. (ГПИБ | №936-1084 (shpl.ru))

«Профессорский процесс» [(в Киеве, из «Правды» от 1.3)]

«Последние Новости» (Париж), 13 марта 1924 г. (ГПИБ | №1132-1232 (shpl.ru))

Да и до 1924 года имелись преследования «буржуазных спецов»:

Высылка киевских профессоров

Из Киева высланы 11 профессоров университета Св. Владимира, главным образом медиков.

«Руль» (Берлин), 27 июня 1923 г.

Буржуазия и пролетариат в медицине (Из «Правды»)

«Правда» сообщает, что в Киеве подготовка к губернскому съезду медицинских работников проходит в обстановке ожесточенной борьбы двух течений: с одной стороны, представители врачебного сословия, «тяготеющего к буржуазии», с другой – «пролетарская часть врачей». До сих пор губернское бюро секции врачей «состояло из представителей буржуазной группы». Последнее общегородское собрание врачей отвергло 6 списков, внесенных «буржуазной группой», и приняло список коммунистической фракции. Группа врачей, пишет газета, обратилась с воззванием к врачам Киева «отмежеваться от буржуазной группы» и создать бюро секции врачей, которое «взяло бы твердый курс на единство всей трудовой семьи медицинских работников, без различий квалификации».

«Руль» (Берлин), 10 июля 1923 г.

В эмигрантских газетах неоднократно писалось и о самоубийствах «буржуазных спецов», например:

Трагическая смерть А. Рафаловича (Лондон, 16.7)

«Дэйли Телеграф» сообщает, что в тюрьме ГПУ покончил с собой экономист Алексей Рафалович, арестованный по обвинению в экономическом шпионаже. Не будучи в состоянии выносить адских пыток, которым его подвергали чекисты, Рафалович покончил самоубийством. В советских газетах кратко сообщено о его «скоропостижной смерти».

«Последние Новости» (Париж), 18 июля 1924 г.

В Интернете нет ни слова об аресте профессора и экономиста А.Л. Рафаловича, тем более о его самоубийстве после «адских пыток» на Гороховой, зато имеется описание его трудов и злобной реакции В.И. Ульянова-Ленина на публикацию сих трудов, например в статье Андрея Гурьева «Как закалялся агитпроп» (guryevandrey.narod.ru/Agitprop/Agitprop.pdf).

31 января 1925 г. берлинские «Дни» мимоходом упомянут:

«Труп расстрелянного в административном порядке проф. Рафаловича был доставлен в прозекторскую Военно-медицинской академии. Тут бросилось в глаза странное обстоятельство: Рафалович был еще не старый человек, без всякой седины в волосах. Между тем труп его оказался с совершенно седой шевелюрой. Что случилось в особом отделе на Гороховой?».

Сколько потеряло российское общество и советская экономика от подобных коммунистических эксцессов, подсчитать невозможно. В общем, все это жуткое хозяйство развалилось в 1992 году…