Десятилетию
Государственной Думы посвящается
Тезисы
12.11.03 Лев
МОСКОВКИН, «Московская правда»; Наталья ВАКУРОВА,
Государственный университет управления
Особенности
парламентской журналистики переходного периода
Исполнение
Государственной Думой двух номинальных функций, представительской и законотворческой,
демонстрирует модель публичной деятельности для всех сфер общества.
Информационные
закономерности инвариантны для всех трех сфер обращения информации –
молекулярно-генетической, общественной и высшей нервной
деятельности. При наличии системных эффектов теряется граница гомологии как
сходства происхождения и аналогии как подобия вследствие параллелизма развития.
В настоящее
время на общественном уровне системные эффекты выражены
и люди не знают, какие последствия могут вызвать их поступки. Поэтому от работы
в парламенте остается впечатление, что депутаты узнают свои мысли, с которыми
они могут выступить, от журналистов. В свою очередь журналисты излагают версии
вместо фактов и парламентская журналистика лидирует в
этом. Поскольку в России системные эффекты получают самостоятельное полноценное
развитие, всегда находится релевантная версия, и есть конкуренция формулировок,
претендующих на роль новых стереотипами соответственно ожиданиям людей. Так
катастрофы «лечатся» информационными провокациями, поле действия которых
ограничивается умами людей без заметных населению потерь. Развивается
хороший эмоциональный фон, парламентская журналистика создает ощущение
полноценного потока новостей, защищающего телезрителей и читателей от
эмоциональной депривации и изоляционного синдрома.
Общественное
сознание меняется, и в перемены удовлетворяются теми решениями, которые
принимаются либо непосредственно в Думе, либо в другом месте на основе
отыгранных на парламентской арене ситуаций.
Парламентская
арена становится своеобразной лабораторией будущего для страны. Эта функция
Думы как нижней палаты парламента становится доминирующей.
Едва ли не
ключевой в этой «лаборатории будущего» является парламентская журналистика на
основе игрового взаимодействия журналистского и депутатского корпусов. В Думе
всегда найдется повод для нескольких строчек в газету и тем более на ленту
новостей, адекватных текущим ожиданиям аудитории.
Превентивные
катастрофы, алармические волны вплоть до прямого
раскола общества активизируют население, заставляют людей прильнуть к
телеэкрану и на фоне искусственного эмоционального напряжения трансформируют
аудиторию в электорат.
Иными словами,
когда страна находится в состоянии очередного перерождения и в это время
совершается множество латеральных ходов, не имеющих предсказуемого смысла, для
оптимизации процесса поиска будущего необходима структура, где проигрываются
модели революционных преобразований.
Попытки
продавливания законопроектов через нижнюю палату равносильны насилию над
обществом, вопрос остается открытым, как было с реформой РАО «ЕЭС» и отпуском в
свободное плаванье тарифов, ввозом ОЯТ, введением ОСАГО (обязательного
страхования автогражданской ответственности). Но сам
факт насилия становится таковым именно в журналистском освещении.
Благодаря
большому количеству однотипно возбудимых людей в ограниченном пространстве на
парламентской арене ежедневный релевантный тематический набор (agenda) синхронизуется
и обостряется эффект синергизма, что позволяет ставить на обсуждение и находить
формулировки для вопросов, непроходных в режиме вялотекущего обсуждения в
разнородной аудитории с несовпадающими циклами жизненной активности, когда тема
размазывается во времени и приобретает вид некоего зловещего хронического
недомогания, подобно падению рождаемости. Депутаты придумали словесные
знаковые носители непроходной темы в форме неправильных терминоподобных
словосочетаний «русский крест» и депопуляция.
Синергизм и
системные эффекты позволяют интерпретировать одно и то же явление различными равноправными моделями, что невозможно при
линейных эффектах без режима обострения. Запросы аудитории не удовлетворяются
прессой в прямых механизмах действия, и есть PR
в форме журналистики, но это не значит, что запросы аудитории не
удовлетворяются и власть действует против общественного сознания. Скорее
наоборот, власть пытается отследить перемены общественного
сознания и ключевую роль в этом приобрела Дума вместе с ее парламентской
журналистикой.
Сила Думы как
перманентно действующей PR-площадки
такова, что она позволяет звучать мертвым темам, запрет на которые накладывает
отсутствие человеческого интереса.
Нежелание
общества что-либо слышать, например, о подлоге при обсуждении закона о бюджете
в поправке по закреплению предела роста тарифов, или предпочтение обществом
заведомо тупикового ракурса подачи темы, например, клонирования или
биологического оружия, есть причина фактического ограничения свободы слова.
Редактор не будет рисковать, а журналисту приходится искать слова, которые
пробьют общественную глухоту. Парламентская арена предоставляет возможности для
этого.
12.11.03 Лев
МОСКОВКИН, Наталья ВАКУРОВА
Охотный ряд
О Думе с
любовью
Десятилетию
Государственной Думы посвящается
В 2003 году
завершается революция, начатая с приходом девяностых годов прошлого века.
Проиграли обе стороны, схлестнувшиеся в открытом противостоянии осенью 1993, и
хорошо уже то, что попытка Гражданской войны оказалась почти абортивной, она
завершилась легитимизацией новой Конституции и нового
парламента в форме Государственной Думы на основе созданной тогда же в
современном виде избирательной системы. Как ни странно, с наибольшим
энтузиазмом готовятся к юбилею те, кто вылетел в политический андеграунд, победителей испортили надежды на
личные блага в вечно несостоявшемся будущем. Мы же попытаемся встать если не
сверху, то где-нибудь в сторонке от магистрального пути в следующий созыв
политических слонов и носорогов. И от безнадежности взглянем на наш
человеческий муравейник глазами натуралиста.
То, что мы
расскажем, звучит страшновато с позиций классики журналистской теории,
профессиональной этики или великих идеалов нашей профессии. Но таково наше
время, жизнь коротка и мы не знаем другого. Точнее, не
хотим помнить, насколько мы были другими еще вчера. Зато мы точно знаем, чего
не хотим: повторять за теми, кому не светит даже наша роль – быть
информированными немного более аудитории Первого
канала, чтобы избежать менторского тона, какой наша журналистика должна быть
или хотелось бы, чтоб была.
Номинально
Государственная Дума – орган власти с двумя функциями: представительской и
законотворческой. Так сложилось в большинстве стран с большой демократической
историей. Наша Дума в чем-то еще более демократическая, она выбирается прямыми
выборами без всяких выборщиков.
Опять же
номинально семь десятков лет в нашей стране не было разделения властей. В
полной мере не было его и до революции 1917 года: первая русская избранная Дума
была не законотворческим, а только законосовещательным органом. И сейчас
демократическая модель в стране реализована не полностью, Россия –
президентская республика, у нас нет такой важной функции парламента, как
парламентское расследование.
Здесь надо
упомянуть, что эта функция была вынужденно присвоена парламентом в Англии
вследствие скандала вокруг «Компании южных морей» - своеобразного британского
МММ, в котором был сильно замазан парламент. Российская Дума или ее
предшественник – Верховный Совет – не имели столь бессовестного отношения к
оперативному срезанию денежного жирка с населения. Узнал же мир о самом
инструменте парламентского расследования почему-то исключительно из пятнышка
спермы Клинтона на платье Моники.
Таким образом,
у Думы есть две номинальные функции, обе публичные, и в любом случае их исполнение по крайней мере дает модель для всех сфер
общества – вы попробуйте сесть за стол переговоров и попытаться за обозримое
время достичь консенсуса в условиях дефицита доверия в нашей стране.
Разные сферы
общества, как известно, мало связаны друг с другом. Можно всю жизнь писать о
спорте и не знать, что Дума находится на Охотном ряду в здании Госплана с
гербом Советского Союза на аттике. Разные сферы жизни синхронизованы общими
кризисами, когда, говоря языком теории журналистики, во время переходного
периода развиваются латеральные связи и потоки информации. Переходный период –
это не переход от одного твердого берега к другому, это катастрофическое
состояние, когда резко повышается не только латеральная активность, но и роль
системных эффектов, мало связанных по последствиям с исходными причинами в их
прямом действии.
Вообще
информационные закономерности инвариантны для всех трех сфер обращения
информации – молекулярно-генетической, общественной или высшей
нервной деятельности. При наличии системных эффектов теряется граница
гомологии как сходства происхождения и аналогии как подобие вследствие
параллелизма развития.
На
общественном уровне системные эффекты – это когда люди сами не знают, не
загадывают и не понимают, какие последствия могут вызвать их поступки. Например, если правительство составлено из тех, кто заплатил за
свой пост как право собирать дань с других, но в результате этого деньги скудно
идут на зарплату, пенсию или детские пособия, то в наших условиях это
становится благом для страны, потому что у нас деньги не идут и в экономику и
выплаты тех денег, которые в стране есть, приведут к созданию денежного
навеса и в конце концов коллапсу. Здесь заключена одна
из нескольких причин разборки Союза. Но и при дефолте 1998 года авторы события
думали не о благе страны, а о личной наживе. Но в результате экономика получила
некий пинок под зад встать с абсолютно лежачего
состояния.
Правительство
– не публичный орган. Но и в Думе происходит примерно то же с поправкой на
публичность, поэтому иногда возникает впечатление, что депутаты узнают свои
мысли и тем более слова, которые они хотели сказать народу, от журналистов.
Практически все происходящее в Думе стенографируется. Если мероприятие проходит
в закрытом режиме, то как правило не из-за
секретности, а потому что сказать нечего или чтобы исключить «работу на
публику» и сэкономить время и силы для конструктивного решения. Присутствие
журналиста иногда действует на депутатов возбуждающе, как появление мальчиков в
зале на концерте в женской гимназии.
При обсуждении
некоторых «мертвых» тем бывало в Думе и так, что заседание профильного комитета
проводили в закрытом для журналистов режиме, и орали так, что в коридоре было
слышно. Но легче не становилось – понять ничего нельзя. Не дожидаясь конца
парламентского крика, аккредитованные корреспонденты собирались в кружок и
принимали решение, что передавать, придавая смысл происходящему.
Загнанные в
угол журналисты излагают версии вместо фактов и
парламентская журналистика лидирует в этом. Россия – не просто большая страна,
в отличие от Грузии или даже Украины, здесь системные эффекты получают
самостоятельное полноценное развитие, из-за чего всегда находится версия,
причем не одна. Есть даже конкуренция формулировок, претендующих на то, чтобы
стать новыми стереотипами соответственно ожиданиям людей и таким образом
серьезные катастрофы «лечатся» условно говоря
превентивными катастрофами, поле действия которых иногда ограничивается умами
людей без особых материальных потерь. Развивается хороший
эмоциональный фон, парламентская журналистика создает ощущение полноценного
потока новостей, защищающего телезрителей и читателей от эмоциональной депривации, а иногда и от изоляционного синдрома.
Дума стоит
дорого, но революция обходится стране дороже.
Общественное
сознание меняется, и более чем наполовину эти перемены в стране удовлетворяются
теми решениями, которые принимаются либо непосредственно в Думе, либо в другом
месте, на Старой площади или в Белом доме, на основе отыгранных на
парламентской арене ситуаций.
Продукция
думской жизнедеятельности оформляется не только в виде законов, но и
постановлений палаты. После отчаянных споров в Большом зале
на Охотном ряду вокруг приглашения премьера на отчет по тому или иному вопросу,
где в резкой форме постановки вопроса содержится ожидаемый ответ в виде
одобрения своего сегмента электората или обвинения конкурирующей ветви власти,
разыгрывается кулуарные рассуждения о низкой значимости постановлений и вообще
о подконтрольности Думы. Частично это так, мало того, если во второй
Думе регулировщики из отдела внутренней политики Администрации президента
работали между заседаниями по ночам, то в третьем
созыве не теряя время даром они шныряют прямо по залу. Однако будь утверждение
о полной подконтрольности Думы настоящей правдой, не было бы таких страстей,
хотя не все принимаемые депутатами документы вызывают их и не всегда. Здесь
многое зависит от места и времени.
Место –
парламентская арена – становится своеобразной лабораторией будущего для страны.
Вот это доминирующая функция нашей Думы как нижней палаты парламента, «палаты
общин», в отличие от царской боярской Думы как некого аналога палаты лордов.
Едва ли не
ключевой в этой «лаборатории будущего» становится роль парламентской
журналистики, точнее, игровое взаимодействие журналистского и депутатского
корпусов. В Думе всегда найдется повод для нескольких строчек в газету и теперь
для этого не требуется трое суток шагать и столько же не спать. На
парламентской арене за день в уши насвистит столько, что можно состряпать от 5 до 25 сообщений на ленту новостей,
адекватных текущим ожиданиям аудитории и, что важнее для репортера, редактора.
Превентивные
катастрофы, алармические волны вплоть до прямого
раскола общества по любому поводу – мочить чеченцев или сажать олигархов –
активизируют население, заставляют людей прильнуть к телеэкрану и на фоне
искусственного эмоционального напряжения трансформируют аудиторию в электорат.
Даже если активно работающие люди не голосуют, значительная часть властной
задачи общения с народом выполнена: побуждением людей голосовать снимается по крайней мере часть невыносимого напряжения от
невозможности себя реализоваться как личность и как гражданина – в таком
безнадежно опасном состоянии пребывает большая часть населения страны. Лучше высасывать информационные поводы из депутатской головы или
даже из собственного пальца, профанируя журналистику факта в обращенную к
ожиданиям аудитории версификационную метажурналистику, чем потом честно и бесстрашно
отрабатывать свой журналистский долг на фронтах сражений с «лейкой» и блокнотом
или с пулеметом.
Иными словами,
когда страна находится в состоянии очередного перерождения и в это время
совершается множество латеральных ходов, не имеющих предсказуемого смысла, для
оптимизации процесса поиска будущего необходима определенная структура подобно
геному человека с его факультативной компонентой, где проигрываются модели
революционных преобразований. Значительная доля генома стабилизирована и это прежде всего набор генов общей жизнеспособности. Роль
факультативной компоненты играет общественный фокус страны - парламентская
арена.
Попытки
продавливания законопроектов через нижнюю палату равносильны насилию над
обществом, вопрос остается открытым, как было с реформой РАО «ЕЭС» и отпуском в
свободное плаванье тарифов, ввозом ОЯТ, введением ОСАГО (обязательного
страхования автогражданской ответственности).
Благодаря
большому количеству однотипно возбудимых людей в ограниченном пространстве на
парламентской арене ежедневный релевантный тематический набор (agenda) синхронизуется
и обостряется эффект синергизма, что позволяет ставить на обсуждение и находить
формулировки для вопросов, непроходных в режиме вялотекущего обсуждения в
разнородной аудитории с несовпадающими циклами жизненной активности, когда тема
размазывается во времени и приобретает вид некоего зловещего хронического
недомогания, подобно падению рождаемости. Депутаты придумали словесные
знаковые носители непроходной темы в форме неправильных терминоподобных
словосочетаний «русский крест» и депопуляция.
Синергизм и
системные эффекты позволяют интерпретировать одно и то же явление различными равноправными моделями, что невозможно при линейных
эффектах без режима обострения, когда неизбежно делается выбор в пользу
единственной модели, например, одного из законов Ньютона, если ему на голову
что-либо падает. В любом случае, когда запросы аудитории не удовлетворяются
прессой в прямых механизмах действия без посредников, а есть только PR вместо журналистики, то это вовсе не значит, что запросы
аудитории не удовлетворяются и власть насилует народ совершенно против его
воли, а продажная журналистика держит свечку. В обозримом прошлом отечественная
пресса удовлетворяла условию – действовать как прямой посредник между людьми -
всего года два, в роли media она была
убита несколькими подряд повышениями цен на бумагу и издательские услуги.
Почему-то это случилось незаметно для читателей и задолго до шумного поэтапного
изгнания с телевидения тех, кто обеспечивал сначала сохранение у власти
Ельцина, затем приход Путина.
Таким образом мы плавно переходим к еще одной важнейшей
неноминальной (виртуальной в исходном смысле) функции Думы, описывая ее как
мощную гигантскую перманентно действующую PR-площадку.
Сила ее такова, что она притягивает чудиков вплоть до «синдрома Иерусалима» и с
другой стороны, позволяет звучать мертвым темам, запрет на которые накладывает
отсутствие человеческого интереса.
Нежелание
общества что-либо слышать, например, о подлоге при обсуждении закона о бюджете
в поправке по закреплению предела роста тарифов, или предпочтение обществом
заведомо ложного ракурса подачи темы, например, клонирования или
«биологического оружия», есть истинная причина фактического ограничения свободы
слова. Редактор не будет рисковать, а журналисту приходится искать слова,
которые пробьют общественную глухоту. В провале оказываются темы, отражающие
эпидемические явления в обществе. Сейчас это инверсия половых ролей и
агрессивное нежелание женщин быть носителями семейных ценностей. Именно это
привело к потерям человеческих ресурсов в стране сравнимо последствиям от всех
войн и революций прошлого кровавого века. Еще одно следствие – духовное и
личностное обнищание мужского населения. Журналисты на этом фоне вынуждены
повторять неестественные аргументы «русского креста» и сверхсмертности
мужчин, обвиняя исполнительную власть. Но в парламенте эта тематика
по крайней мере звучит, как и другие закрытые общественным сознанием темы.
Звучит – не
значит, что бывает услышанной. На парламентской арене не иссякает поток
информационных провокаций с единственной целью проверки общественного слуха.
Происходит это вследствие личной конкуренции за общественное внимание
как в депутатском, так и в медийном пространстве. На парламентской арене из-за ее публичности в наименьшее степени
представлены остронегативные явления типа моббинга или общего межличностного недоверия, поэтому в
любом другом человеческом «организме» на общественной арене ситуация как
правило намного хуже – в школе, на заводе, НИИ и т.д. Опять же Дума
моделирует ситуации и структуры, фрактально повторяемые в
стране по уровням власти до низовых человеческих коллективов и тем привлекает
к себе внимание, становясь мощной PR-площадкой.
Версии могут
быть любые, и только по последующим за публикацией событиям проверяется их
значимость и удачность. Например, версия о роли записки о взрыве Волгодонске, подброшенной в Думу за три дня
до взрыва, вызвала серию публикаций с одной стороны и серию характерных
опровержений с другой. И то, и другое было чистым PR,
тем более, что история с запиской иллюстрирует сразу
несколько системных проявлений в современной парламентской журналистике
«переходного периода»: инверсию причинно-следственных связей во времени (в
данном случае всего на трое суток, но были примеры до полугода); наличие
латентного периода в 2,5 года до использования события в качестве
информационного повода (когда Березовский объединился с
Юшенковым и потребовалась раскрутка); использование парламентской арены
Госдумы в качестве PR-площадки, причем разными
сторонами более двух раз по одному трагическому поводу.
Публикации о
тайной кнопке председателя палаты для регулировки голосования вызвала только
раздражение Геннадия Селезнева и угрозы с его стороны подать в суд на газету,
но здесь в большей степени сыграло ущемление профессионального чувства бывшего
журналиста тупостью действующих борзописцев. Ничего за
этим не последовало. Можно сказать, что с «тайной кнопкой» авторам версии
изменило чувство меры в стремлении удовлетворить запросы аудитории – это
притом, что реальность в управлении голосованием превосходит самые смелые
предположения, мы придерживаемся позиции убитого депутата Юшенкова: власть
столь сильна и безнравственна, что в отношении к ней должна действовать
«презумпция виновности».
В обоих
указанных случаях первичная публикация прошла в сетевых изданиях,
соответственно lenta.ru и gaseta.ru.
Парадоксально,
но хуже любых версий чистой метажурналистики во время
«переходного периода» оказываются печальные плоды стремления донести до людей
чистую правду. Получается мрачный фильм об Олимпиаде в Германии на фоне
набирающего обороты фашизма по сравнению с «Триумфом воли» Лени Рифеншталь. Кому нужны предупреждения о новом Холокосте,
когда люди увидели будущее за горизонтом и им предъявили удобного врага на пути
к нему? Вот и получается, что окученные КГБ отечественные правозащитники на
средства западной пожилой демократии жалуются заокеанскому волку международного
масштаба на козла, замочившего отечественную капусту. Уронить престиж России
можно, что не есть хорошо – наша страна остается гарантом сохранения
биполярности в условиях строительства империи нового типа. На нашей
парламентской арене, в условиях многополюсной дискуссии вполне доступна
адекватная картина и не будем забывать, что военный бюджет США перекрывает
суммарные военные бюджеты мира. К тому же за океаном проблемы с правами
человека, подбросом наркотиков для ареста и вообще
полицейским насилием вполне узнаваемы. Ксенофобия нарастает
и это явление отмечал в нашем интервью Сергей Иваненко за полгода до 11/9 –
опять инверсия причинно-следственных связей.
Можно уронить
престиж России и повлиять на далекое от равновесия соотношение сил, но донести
до людей правду – занятие безнадежное. Это такое эволюционное состояние
человека, образумить которое нельзя, можно только возглавить. Потому и
журналистика отдала всю себя PR-у.
Одна из
наиболее серьезных мотиваций работы парламентского журналиста –
информированность, возможность заглянуть в зазеркалье доступного обществу
тематического набора. Здесь можно стать хорошим специалистом в самых
разнообразных сферах общественной жизни и мировой политики. Узнать, что
денежная масса России составляет 25% ВВП, а США – 125%. Замеченный весной 2001
года откат от ценностей прав человека и рост нетерпимости после атаки на башни
ВТЦ объяснялось «фактором 11/9». В нашей Думе проблема «государственного
терроризма» звучала всегда, о роли спецслужб в природе терроризма можно было
услышать в депутатских комментариях: у нас – нет, но вот в другое время и в другом месте… В Думе звучит и то, что больше всего нарушений прав
человека в нашей стране происходит в отделениях милиции, где проходит линия
фронта войны власти с народом. Мы раньше других узнали, что израильский самолет
был сбит украинской ракетой, как и многое другое.
Парламентские
корреспонденты очень разные, молоды и стары, красивы и не очень. Одни
одеваются, как в театр, неизменно в разное к каждому
выходу даже на штатное заседание бюджетного комитета. Другие ходят в Думу, как
сантехники ЖЭКА, всегда в одном и том же. Но у них есть некая общая черта,
одинаковая с депутатами. Время на парламентской арене течет быстрее, чем в
стране, и его волны синхронизуют поведение и восприятие. «Повестка дня» (agenda) меняется едва ли не ежедневно, мы
плохо помним то, что сами же говорили еще вчера, и не имеем понятия сегодня, о
чем скажем завтра. И это спасает нас от безумия, эпидемически
распространяющегося в стране.
Такая вот
форма парламентской жизни на теле народа. Однако народ сам виноват, он получает
то, что хотел. Раньше была только одна тема, о которой вслух говорили с плохо,
но редактор не рисковал следовать вранью публичных
опросов. Теперь в один ряд с порнографией встало несколько тем и политика с Думой
во главе тут лидирует – добиться доброго слова «об этих придурках
на Охотном ряду» весьма трудно, но попробуй оставить издание без парламентской
журналистики. Которая зачастую оказывается не окном
парламентской деятельности, а ширмой публичного дома, за которой девушки иногда
подмываются. Потому что пирамида релевантности событий
перевернута с ног на голову и продажа водки в думском буфете превосходит факт
одобрения закона о курении табака, а сам закон в его освещении сводится к тому,
кто как курит в Думе, хотя в законе отражены интересы транснациональных
табачных корпораций, терпящих фиаско на родине и активно завоевывающих Россию.