04.02.04
Десятилетие Московской хартии журналистов
Автономная
некоммерческая организация ЦЕНТР ПРИКЛАДНОЙ ЭТИКИ: XXI ВЕК ТЕТРАДИ ГУМАНИТАРНОЙ
ЭКСПЕРТИЗЫ (3) МЕДИА ЭТОС: тюменская конвенция – предварительные результаты М.
Слоним «...НОРМЫ МОСКОВСКОЙ ХАРТИИ – ЭТО ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ ЖУРНАЛИСТИКИ»
АНАЛИЗИРУЯ
свой опыт контактов с различными кодексами, хартиями, конвенциями с точки
зрения их необходимости и эффективности, начну с того, что я сталкивалась с
разными кодексами. Например, когда я работала на Би-Би-Си, там действовал,
кодекс «Продюсера Би-Би-Си». В нем были выстроены совершенно четкие требования
к человеку, который занимает ответственное положение – продюсер, редактор. Это
была своеобразная «Библия» профессионализма Би-Би-Си, система недопустимых
поступков. И не пожеланий, а требований.
Правда,
освоение кодекса идет скорее неформально. К тому времени, как ты проработал там
лет пять – десять, эти требования уже у тебя в крови и тебе не нужно специально
смотреть в кодекс, ты просто реагируешь на ситуацию так, как он предписывает. И
даже если ты его не читал – ни одной страницы, – эти требования ты открываешь
для себя в самом процессе работы в корпорации.
Другая моя
встреча с кодексами, теперь уже через процесс создания конкретного текста –
составление нашей хартии, Московской хартии журналистов. Мы, конечно,
пользовались международным опытом, смотрели Хартию международной конфедерации
журналистов и другие тексты. Взяли какие-то устоявшиеся табу, записанные в
международных кодексах, типа «журналист не может брать в руки оружие»,
«журналист не может занимать ту или иную сторону в конфликте» и прочее. В целом
же нормы Московской хартии – это, что называется, здравый смысл журналистики.
Собрались люди, поначалу нас было человек 26-27. Кого-то не устроили жесткие пункты
– неучастие, например, в политических партиях, движениях. Я помню, Лев Тимофеев
отсеялся по этой причине.
Итак, я
обсуждаю чисто личный опыт работы с этическими кодексами. Обсуждать другие
кодексы не берусь: бессмысленно читать их с абстрактной целью, если ты
внутренне не готов принять их в своей жизни. Любопытства ради? В то же время я
знаю, что руководитель радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов, один из
подписантов нашей Хартии, при приеме журналистов на работу дает новичкам
ознакомиться с ней и предлагает ее подписать. И люди подписывают – только на
этом условии Венедиктов берет их на работу. Не формальная ли это процедура,
работает ли она? Если ты не согласен с Хартией и потому ее нарушаешь, то зачем
подписывал? Поэтому: нарушаешь – вылетаешь с работы.
Не исчезла ли
Московская хартия из жизни профессионального сообщества? Нет. Мы собираемся. Но
в какой-то момент действительно было очень тяжело, хотя никто из нас формально
не нарушал статей нашей хартии. Но когда начались информационные войны, многие
из нас вдруг почувствовали, что не полностью отвечают за себя, что над ними
есть нечто – конфликты между разными хозяевами. Мне-то как раз повезло, потому
что у меня не было никаких таких проблем и конфликтов. Но в Хартии одно время
было напряжение в отношениях, хотя мы продолжали встречаться. Напряжение почти
на личном уровне: вдруг оказалось, что мы пусть и не по разные стороны
баррикады, но все же принадлежим к разным империям, скажем, Березовского и
Гусинского... Это естественно – мы все наемные работники.
Помогла ли в
этом случае Хартия? Чем? Тем, что в любом случае ты все равно остаешься
профессионалом, все равно стараешься следовать профессиональным принципам. Мне
кажется, мы не изменили принципам Хартии. Для тех, кто оказались в этом тяжелом
положении, выбора просто не было. Ну какой здесь выбор: работать в одной
империи или в другой? И та, и другая накладывают какой-то отпечаток на то, как
ты работаешь, насколько свободно тебе работать. Я наблюдала своих друзей, и,
по-моему, профессиональных срывов не было.
Конечно, на
душе человека, который подписал некую хартию и вдруг обнаружил, что способ его
существования в той или иной медиаимперии противоречит нормам хартии, может
возникнуть смута: ведь он живой человек, он не может позволить себе потерять
работу. И нередко он идет на компромиссы, уступки. Как-то себя убеждает, что на
самом деле не очень далеко отходит от принципов профессионализма, что у него
другого выхода, кроме компромисса, просто нет.
У нас в
Московской хартии недавно был не очень приятный случай (пока мы его среди своих
членов не обсуждали) – в связи с делом Бабицкого. Один из членов Хартии,
подписав открытое письмо в защиту Бабицкого, которое мы все подписали (плюс
другие журналисты), чуть ли не одновременно написал статью о деле Бабицкого для
своего издания. Мерзейшую статью Что у него происходило в душе, когда он
написал эту статью, не знаю.. Я созвонилась с друзьями и мы решили, не
устраивая никаких собраний, просто как бы вычеркнуть из наших списков этого
человека. И все.
МОГУТ ЛИ
подкрепить действие разного рода хартий такие не формальные структуры, как
этические комитеты, жюри и т.д.? Во-первых, они скорее формальные, мне кажется.
Во-вторых, – абсолютно бесполезные. Ведь мы все читали эту чудную хартию НАТ.
Ну и что? Те самые руководители, подписывая ее, признавались в том, что она
невыполнима. Московская хартия отличается тем, что она менее амбициозна –
требования ее, по-моему, вполне разумные и нормальные, каждый отвечает лишь за
себя. Когда ответственность персональная, проще разбираться. С Хартией НАТ иная
ситуация. Ну как Сагалаев может отвечать за все телевидение? А с другой
стороны, может быть, она и должна существовать, даже если ее сразу же стали
нарушать? Как заповеди, да? Ты же не все заповеди выполняешь, но ты знаешь,
когда грешишь, что делаешь не так, как надо. Может быть, и Хартия НАТ тоже
должна существовать, чтобы иметь какую-то планку поведения и знать, насколько
ты удалился от идеала.
Авторы проекта
предлагают представить такую ситуация, когда меня пригласили поработать в неком
этическом комитете, например, при той же Хартии НАТ. И спрашивают: приемлема ли
для меня работа такого типа? То есть быть судьей своих коллег (ибо я
воспринимаю такие комитеты как суд)? Нет, не приемлема! Мне кажется, каждый из
членов Хартии должен отвечать сам за себя. В этом смысл таких объединений, как,
например, Московская хартия. Пусть даже А.Венедиктов решил, что эту хартию
должны подписывать его сотрудники. Возможно, она наилучшим образом годится
именно для журналистов, которые работают в информации. Ради бога, это его
решение. И, наверное, это создает какую-то четкость в работе. Но, мне кажется,
никакие суды в виде «больших жюри» – мы видели, что было сделано с Доренко, – и
неэффективны, и недопустимы. Зачем одним профессионалам оценивать других
профессионалов, если на самом деле твои поступки – дело твоей совести.
Да, в западном
опыте журналистики есть разного рода жюри, комитеты. Например, в Англии, когда
папарацци совершенно распустились, был создан комитет, который рассматривает жалобы
на прессу. Значит ли это, что члены такого комитета позволяют себе быть
судьями? Не знаю. Вероятно, такое возможно при каких-то вопиющих случаях.
Авторы проекта
привели мне, в качестве материала для размышлений, такой сформулированный
специалистами по этике парадокс: люди высокодостойные настолько скромны, что не
позволяют себе судить других, а позволяют себе судить других те, кто сам не без
греха. Действительно, рассуждая об этических комитетах, надо всегда спрашивать:
а судьи кто? Я помню прекрасно некое громкое открытое письмо Союза журналистов
Москвы, в котором его авторы – после очередного скандала в связи с компроматом
– клялись, божились и призывали к тому, чтобы никогда не печатать компроматов,
не показывать такого рода сюжетов по телевидению. Первым подписавшим был,
по-моему, Павел Гусев. И что? «Московский комсомолец» и другие издания
перестали этим заниматься? ОТКУДА берутся новые кодексы, хартии и другие
институты саморегуляции «цеха», кто и как их создает? В процессе извлечения
рациональных зерен из международных кодексов или из анализа опыта того
сообщества, которое решило создать свой этический документ? Я думаю,
срабатывает и то, и другое. Не надо изобретать велосипед, нужно ознакомиться с
мировым опытом, с опытом стран, где демократия и свобода прессы существуют
давно. С другой стороны, конечно, определенная специфика есть и в нашей
ситуации. У нас все-таки существуют государственные СМИ, и в таких условиях
трудно прибегать к общепринятым на Западе принципам. Иначе журналист начинает разрываться
между своими профессиональными принципами и тем, что диктуют ему
государственные средства информации.
Что касается
СМИ, у которых есть частный владелец, то такой человек, я думаю, все-таки
руководствуется здравым смыслом. Частный владелец в любой стране (может быть, к
России это пока еще не полностью относится) в первую очередь заинтересован в
том, чтобы его газета продавалась, телевидение смотрелось. Поэтому частный
владелец должен быть заинтересован в том, чтобы на него работали именно
журналисты-профессионалы. Частный владелец не играет в политические игры в
такой степени, в какой, к сожалению, это делается в российских государственных
СМИ. Так что легче, я думаю, все-таки работать на частного владельца, там
больше здравого смысла.
ПОЧЕМУ мы не
пропагандируем опыт Московской хартии, почему не убеждаем других в ее
значимости? Возможно, с самого начала и надо было погромче говорить о ней. А
сейчас? Например, члены Хартии, почти без исключения, подписали письмо в защиту
Бабицкого. И что, выходить на демонстрации? Устраивать лекции? Анализируем ли
мы всем коллективом наш опыт: что удается, что не удается? Мы встречаемся. Но
не делаем отчетных докладов. Скорее, «сверяем часы». Как-то так получилось, что
собрались люди, которые друг друга понимали и понимают. Поэтому нам не нужно
заниматься самоанализом, обсуждать, что получилось, а это не получилось. Мы
подписались под принципами, которые разделяли. Принципы выжили. Если посмотреть
список наших людей, то, за небольшим исключением, мне не стыдно ни за кого из
них.
Центр
прикладной этики: ХХI век. Тюмень – 2000
СМИшная
ИСТОРИЯ Маша Слоним сняла фильм о новейшей отечественной журналистике
Теледокументалистка Маша Слоним сняла фильм про себя. А также про Таню, Нику,
Лену, Наташу и Веранду, про платье Тани и Связьинвест , про 1996 год, молоко из
Кремлевского дворца съездов и Клуб любителей съезда, про Гусинского с
Березовским, газету Независьку и радио Эхо Москвы , про одну ночь НТВ, три
информационные войны, пятерых студентов журфака, одного независимого издателя
восьми лет от роду и все десять лет новейшей отечественной журналистики про
«Это тяжкое бремя свободы» История новейшей отечественной журналистики в фильме
Слоним это сложносочиненная штука.
Там есть
журналистские байки, этические кодексы, репортерская рутина, не зависящие от
редакции обстоятельства , информационные войны, переход издания от одного
хозяина к другому, большие деньги, маленькие деньги, выборы и прочая, и прочая.
Между всем этим, мало изменяясь по ходу времени, дружба компании журналистов, которых
больше десяти лет назад собрали съезды народных депутатов, а потом попробовали
развести деньги. Раньше они приходили на пресс-конференции ГКЧП в маминых
платьях в зеленый цветочек, теперь они съезжаются на собрание Клуба любителей
съезда на соответствующих их статусу политобозревателей и заместителей главных
редакторов машинах. Тяжкое бремя свободы это десять лет их жизни.
Сергей
Пархоменко, восемь лет назад политобозреватель газеты Сегодня : У меня была
большая пластиковая бутылка из-под кока-колы между прочим, тогда большая
редкость! и я с ней приходил на съезд, шел в буфет и заливал туда молоко, а
потом шел на заседания .
Журналисты
новорожденных, как Независька , Коммерсантъа и Сегодня , и вполне заматерелых,
как Московские новости и Известия , газет познакомились на съездах народных
депутатов. Съезды скоро кончились, после них остался Клуб любителей съезда.
На его
заседания, на дачу к Маше Слоним (десять лет назад московскому корреспонденту
Би-би-си), приезжают те, кто видел прямо перед собой трясущиеся руки
гэкачепистов на той пресс-конференции, где Татьяна Малкина в платьице в
цветочек спросила: Вы понимаете, что только что совершили государственный
переворот? Никто не помнит, что ответили люди с трясущимися руками. А платьице
в цветочек до сих пор хранит Татьянина мама.
В фильме
Малкина вынимает платьице из шкафа: Нет, мам, это уже не мой фасон какой-то...
Следующий путч
любители съезда встретили в буфете Белого дома над ним теперь висит огромный
герб и звонили в редакцию, спрятавшись от обстрела под буфетный стол.
Вероника
Куцылло, десять лет назад парламентский корреспондент Коммерсанта : Мы раньше
думали, что это наша власть, что мы, журналисты, помогаем ей перестраивать
страну! Но в 1993 году я так думать перестала .
В 1994 году
двадцать шесть человек написали Московскую хартию журналистов, авторский
вариант кодекса чести: журналист распространяет только ту информацию, в
достоверности которой он убежден; журналист отвечает своим именем и репутацией
за достоверность всякого сообщения, подписанного его именем; журналист
осознает, что его профессиональная деятельность прекращается, когда он берет в
руки оружие; журналист не принимает плату за свой труд от источников
информации. Журналистская судьба некоторых подписантов хартии совершенно
неизвестна.
Сергей Корзун,
десять лет назад главный редактор Эха Москвы : По-разному сложилась история
людей, которые подписывали хартию, но винить кого-то за это нельзя. Я думаю,
что если принципы, которые каждый из тех, кто подписывал, до сих пор
исповедует, это и есть жизнь хартии. Вообще хартия, свобода, морально-этические
ценности они живут только в черепушке, больше нигде .
В 1996 году их
объединили президентские выборы. Журналисты не самых дружественных СМИ сообща
выбирали Бориса Ельцина в наши президенты. А потом разошлись их развел конкурс
по продаже 25 процентов акций государственной компании Связьинвест .
Олигарх
Потанин выдирал право купить эти акции у олигархов Березовского и Гусинского: в
войну друг с другом вступили олигарховы газеты. Я не приеду к тебе на дачу,
если приедет Володька! кричал мостовский журналист про потанинского журналиста.
Олег
Добродеев, десять лет назад главный редактор телекомпании Останкино: «Когда на
кону были десятки гипотетических миллиардов, каждой финансовой группе, каждому
олигарху необходимо было иметь свою газету. Не так интересно, когда вы
посылаете обращение «иду на вы» по факсу. Гораздо лучше это делать таким
образом: развели людей, которые раньше были дружны, и просто превратили
журналистику в инструмент. К сожалению».
Владимир
Гусинский: «В 1996 году маленький, только что родившийся монстрик под названием
российская власть вдруг понял, что СМИ не только приводят тебя наверх, но и
дают возможность управлять страной. То есть мы можем быть оружием. Но как
только мы используемся как оружие мы умираем. Это уже было. Мы сами научили нас
использовать».
Борис
Березовский: «Я никогда не рассматривал СМИ как бизнес. Я считал, что это
мощнейший рычаг политического влияния».
Теперь
политики сами приходят в гости к «Клубу любителей съезда» и подписантам хартии.
Приезжают на дачу Маши Слоним в свитере каком-нибудь, вино с любителями и
подписантами попивают борисы ефимовичи, александры стальевичи. Общаются.
Сами любители
съезда и подписанты широко распространились в природе и отечественной
журналистике. Отдельные подписанты берут интервью у президента. Другие
подписанты лишаются кресла главного редактора журнала. Еще они снимают
документальные фильмы, пишут обширные политические полотна, работают на радио
Свобода и на НТВ, рожают своих детей и учат чужих на журфаке, а также
занимаются массой других интересных дел. Это и есть история отечественной
журналистики.
Анна Качкаева,
восемь лет назад корреспондент радио Свобода : Я это десятилетие сравниваю с
традиционной русской системой координат когда большая компания ввечеру
собирается, море разливанное, гитары, песни, все радуются, пиршество духа,
общение, умиление. По мере выпитого начинается мордобой, кому-то выбивают пару
зубов, кто-то обзывает друг друга так, что, возможно, руки наутро не подадут.
Все это кончается слезами, соплями и общим тяжким состоянием. Похмелье это
когда мир не мил, друзья противны и стыдно за то, что было. Мне кажется, мы
начинаем трезветь. И это тоже состояние временное, оно тоже пройдет .
P.S.
Как напоминают
авторы фильма, Бориса Березовского они снимали в Париже, Владимира Гусинского в
Испании, Андрей Бабицкий живет и работает в Праге, но все остальные герои еще
здесь.
Мария
ЖЕЛЕЗНОВА 18.06.2001
Московская
Хартия журналистов Подтверждая общность в понимании нашего гражданского и
профессионального долга, мы скрепляем своими подписями настоящую Хартию, и тем
принимаем на себя взаимные обязательства способствовать укоренению,
распространению и защите в России нижеследующих принципов, уважение которых мы
полагаем непременной и неоспоримой основой развития честной свободной,
профессиональной журналистики:
1. Журналист
распространяет, комментирует и критикует только ту информацию, в достоверности
которой он убежден, и источник которой ему хорошо известен. Он прилагает все силы
к тому, чтобы избежать нанесения ущерба кому-либо ее неполнотой или
неточностью, намеренным сокрытием общественно значимой истинной информации или
распространением заведомо ложных сведений.
2. Журналист
сохраняет профессиональную тайну в отношении источника информации, полученной
конфиденциальным путем. Никто не вправе принудить его к раскрытию этого
источника.
3. Журналист
отвечает собственным именем и репутацией за достоверность всякого сообщения и
справедливость всякого суждения, распространенного за его подписью, под его
псевдонимом, либо анонимно, но с его ведома и согласия. Никто не вправе
запретить ему снять свою подпись под сообщением или суждением, которое было
хотя бы частично искажено помимо его волн.
4. Журналист
полностью осознает опасность ограничений, преследований и насилия, которые
могут быть спровоцированы его деятельностью. Выполняя свои профессиональные
обязанности, он противодействует экстремизму и ограничению гражданских прав по
любым признакам, включая признаки пола, расы, языка, религии, политических или
иных взглядов, равно как социального или национального происхождения.
5. Журналист
сознает, что его профессиональная деятельность прекращается в тот момент, когда
он берет в руки оружие.
6. Журналист
полагает свой профессиональный статус несовместимым с занятием должности в
органах государственного управления, законодательной или судебной власти, а
также политических партиях и других организаций политической направленности.
7. Журналист
рассматривает как тяжкие профессиональные преступления злонамеренное искажение
фактов, клевету, получение при любых обстоятельствах платы за распространение
ложной или сокрытие истинной информации, а также плагиат: используя каким-либо
образом работу своего коллеги, он ссылается на имя автора.
8. Журналист
считает недостойным использовать свою репутацию, свой авторитет, а также свои
профессиональные права и возможности для распространения информации рекламного
или иного коммерческого характера, если о таком характере не свидетельствует
явно и однозначно сама форма этого сообщения. Журналист не принимает платы за
свой труд от источников информации, лиц и организаций, заинтересованных в
обнародовании, либо сокрытии его сообщения.
9. Журналист
уважает и отстаивает профессиональные права своих коллег, соблюдает законы
честной конкуренции, добивается максимальной информационной открытости
государственных структур. Журналист избегнет ситуаций, когда он мог бы нанести
ущерб личным или профессиональным интересам своего коллеги, соглашаясь
выполнять его обязанности на условиях, заведомо менее благоприятных в
социальном, материальном или моральном плане.
10. Журналист
отказывается от задания, если выполнение его связано с нарушением одного из
упомянутых выше принципов.
11. Журналист
пользуется и отстаивает свое право пользоваться всеми предусмотренными
гражданским и уголовным законодательством гарантиями зашиты в судебном и ином
порядке от насилия или угрозы насилием, оскорблений, морального ущерба,
диффамации.
Совершено в
Москве, 4 февраля 1994 года.
Алек Батчан,
Михаил Бергер, Лев Бруни, Сергей Бунтман, Ольга Бычкова, Алексей Венедиктов,
Анатолий Вербин, Дмитрий Волков, Наталья Геворкян, Александр Гольц, Владимир
Гуревич, Аркадий Дубнов, Равиль Зарипов, Алексей Зуйченко, Ирина Иновели,
Сергей Корзун, Владимир Корсунский, Вера Кузнецова, Вероника Куцылло, Анна
Мельникова, Сергей Мостовщиков, Леонид Парфенов, Сергей Пархоменко, Маша
Слоним, Михаил Соколов, Лев Тимофеев, Юлия Хайтина
Под этой
хартией готов подписаться и я. Иван Голунов