20.08-07.09.06
Лев МОСКОВКИН
Теория
журналистики
Синдром человеческой депривации (зависимость от «новостей»?)
Новый
универсальный журналист – балованный: за трешку пол-литра
и червонец сдачи
Способности
к журналистике делят людей на три класса: кого-то учить – только портить,
других научить можно и нужно, также тех, кому лучше заняться другим делом.
Впрочем,
на такие же три класса люди делятся относительно любой сферы, включающей
биотехнологию, т.е. сочетание модульной технологии и эвристического творчества.
К сожалению, сюда же относятся воспитание детей и содержание собак. Наверное по этой причине неспособные ни к тому ни к другому
занимаются всем одновременно. Если донести эту нехитрую истину до населения,
дети совсем перестанут рождаться, зато по улицам городов будут терроризировать
стареющее население стаи одичавших псов, полностью вытеснив плановое
воспроизводство.
Так что
журналистика – не самое большое зло, это всего лишь зеркало, отражающее
состояние массового сознания.
Весь курс
журналистики можно уместить в три слова – место, время, суть. Кому этого мало,
пусть возьмет на вооружение рассказ Марка Твена «Как я редактировал
сельскохозяйственную газету» и роман Ивлина Во
«Сенсация» – два произведения точно и сочно отражают механизм современной
российской журналистики (легко найти в Интернете ссылку на роман, которую
привел Иан Мэйс в письме студентам журфака). Для жаждущих журналистской славы
неграмотных есть талантливый мультфильм в серии о «Смешариках» («Правда» – это
другая газета»).
Чтобы
осознать происходящее, необходимо нечто большее. Актуальным остается труд
Дэвида Рэндалла «Универсальный журналист», в котором автор отмечает роль
выдающихся русских и советских журналистов. Профессор Ясен Засурский со своей
стороны описал модели отечественной прессы, которая оказалась высоко мобильной
в условиях жестоких перемен. По словам Засурского, уже после распада Союза у
нас прошло несколько переворотов. Согласно его модели, журналистика
действительно была некоторое время зависима непосредственно от читателя, но
происходило это всего года два.
Наша
журналистская практика иллюстрирует выводы Засурского. Это незабываемо, когда
твои заметки в некой отдельно взятой сфере связывают всю страну в единое целое
от Минска до Владивостока. Подписавшись на газету, читатели узнали, что
редактор ее закрыл – последовало четверное повышение цен на бумагу и издательские
услуги. Вслед монополизировалась и подорожала доставка.
Обретенное
ненадолго свойство медиатора журналистика утратила. Однако, по нашим
наблюдениям, состояние постсоветской России менялось столь быстро и круто, что
это обеспечило особо значимую роль отечественной журналистики. Просто ее модель
менялась столь же быстро, как и состояние массового сознания.
Догоняя и
угадывая викарирующие запросы аудитории, в стремлении удовлетворить неожиданные
ожидания читателя, журналистика попала в состояние перманентного кризиса – «переходного
периода». Что не помешало ей испытать подряд несколько разнонаправленных
расцветов в рамках сменяющих друг друга моделей прессы.
Отметим,
что вершины российской журналистики отражают подъемы совершенно разного типа
базовой тревожности населения и это свидетельствует о ее прогрессивности. Мы,
журналисты, не можем вкушать плоды четвертой власти в полном объеме из-за наших
специфических приоритетов – не может девочка по вызову властвовать над
сутенером. Однако ощущение исключительности, конечно же, не оставляет организм
писаки и болтуна.
Здесь
следует отметить, что если от любой власти включая журналистику до реальной
жизни достаточно далеко, то от преподавания и теории журналистики до ее
практики намного дальше – обратно пропорционально
расстоянию от Думы до журфака МГУ.
Наша
практика свидетельствует о том, что маркируемый словом «журналистика» сегмент
публичного информационного поля набит тупыми стереотипами не меньше, чем иной
другой. Прежде всего, бытующая в стране оценка отечественной журналистики
поражает своим негативным однообразием по поводу всего нашего. Аналогично мы
оцениваем науку, образование, здравоохранение. В названных сферах именно в
России настойчиво страждущий найдет в итоге приложения
определенных конструктивных усилий такое удовлетворение, как нигде в мире. За
деньги или в рамках социальных обязательств основного закона с определенной
вероятностью можно получить то же самое по недосягаемому разряду, но гарантии –
в другом флаконе. Скорее будет нечто агрессивно-невнятное и абсолютно
необязательное.
При этом
российская журналистика, как и другие институты нашего общества
начиная с всесильной конторы, порождает в системном эффекте эманацию
«коллективного разума». В постсоветское время горизонтальные СМИ для массовой
аудитории легко оперируют такими естественнонаучными достижениями, которые были
недоступны для публичного обсуждения в самой научной среде. Например, о
клонировании или природе вируса гриппа. Однако сами журналисты на бытовом
уровне пользуются теми же стереотипами, что и читатели, хотя их положение и
возможности созревания личности несравненно выше среднего.
Тем не
менее, за пределами публичной дискуссионной арены парламентской журналистики
освещаемая тематика оказывается в провале. Привлекающие внимание релевантные
темы вызывают из Интернета тысячекратное тиражирование без попытки проверки на
месте события. Между освещаемыми пятнами располагаются нераспаханные никем
лакуны, что весьма странно при таком бурном развитии журналистики и большом
числе агрессивных журналистов. В полном забвении оказываются несомненные
отечественные достижения, например, утраченная система советской кинологии или
эволюционная генетика. Здесь достаточно было бы обозначить без развития темы
то, что мы не знаем и знать не можем, чем болеем в
массовом порядке.
И нечего
особенного не надо, журналист стал в среднем весьма балованной фигурой.
Самомнение журналиста поднимают несколько факторов, прежде всего зависимость
человека от «новостного» потока, покрывающего недостаточный по жизни
эмоциональный фон. В угоду роста тревожности населения публичное информационное
поле разрастается и ускоряются системные эффекты в нем, самоорганизованная
структурированность служит прекрасным объектом для изучения процессов эволюции.
Впрочем, повторяющих происходящее в хромосомах. Но здесь речь не об этом.
От общения
с журналистом невозможно уклониться без потерь. Если это происходит, у
журналиста остается возможность публичного ответа, который становится истиной в
последней инстанции. Своих собеседников журналист записывает, хотя в бытовой
ситуации сам вид диктофона вызывает реакцию бешенства.
Зависимость
власти и общества от журналистского креатива в первые годы 21 века резко
возрастала и привела к такому положению пишущей братии, что действующие
журналисты утратили ощущение реальности в собственной судьбе и практически
остались незащищены. В Думе четвертого созыва для аккредитованных журналистов
созданы буквально тепличные условия. Это при том, что как средние заработки,
так и правовая защищенность журналистов не превышает средние показатели для
России в целом.
Журналистская
среда очень высоко агрессивна. Действующему журналисту приходится вести
отчаянную войну на два фронта – за источники информации и за место на полосе (в
сетке вещания).
На
нейтральной полосе между этими простреливаемыми фронтами надо разместить
творческий поиск подачи информации в форме, привлекательной для редактора и
читателя одновременно. Острие проблемы пришлось на парламентскую журналистику.
Физиологические позывы писать о Думе наличествуют, кажется, даже у редакционной
кошки, лишь бы мышей не ловить. Однако от того, что говорят про Думу, у
парламентского журналиста возникают столь же физиологичные позывы, только
наоборот.
И в то же
время, к российской журналистике не прививается такая массовая напасть для
общества великой страны, как моббинг. Со стороны в это так же трудно поверить,
как и в конструктивность партии «Единая Россия», прогрессивность российской
избирательной системы и парламентаризма. Все это как-то работает, пока
журналисты язвительно пишут про процесс и результат работы. Поэтому сами
участники процесса или авторы результата активно поощряют журналистское
творчество независимо от модальности публикации, отлично зная, что негативу
больше верят, а за PR-базар надо отвечать. Да и стоит он на два-три порядка
дороже журналистики, свободной от оплаты по принципу «на правах рекламы».
В среде
думских корреспондентов агрессивность претворяется в творчество на фоне
поразительного дружелюбия друг к другу. В этой среде личности с вредительской,
садистической мотивацией не приживаются, даже выплевываются системой. Интересно, что в самой Думе, в ее непубличных сферах, особенно в
аппарате, ситуация другая – вполне «нормальная», т.е. как в науке или
образовании.
Мы уже
упоминали, что профессор Засурский описал систему моделей отечественной прессы
викарирование. Действующая модель в период очередного расцвета нашей
журналистики отмечена отсутствием прямой зависимости от читателя. Парламентский
корреспондент «Независимой газеты» Иван Родин по этому поводу говорит, что «у
нас один читатель». Засурский напоминает о том, что зависимость от читателя,
прежде всего подписчика, пропала в результате многократных повышений цен на
бумагу и издательские услуги. С т.зр. теории это явление интересно своими
многочисленными отдаленными и непредсказуемыми системными эффектами. В
частности, к середине работы четвертого созыва Госдумы получила хорошее
развитие проблема, ограничивающая властную роль журналистики побочными
функциями. Проблема известная, она состоит в расхождении интересов аудитории и
потребностей общества. Повторяется история Холокоста, когда люди не желали
знать о концлагерях и бойцы Красной Армии, подойдя к гигантскому лагерю
уничтожения Освенциму, просто не поняли, с чем столкнулись. Потребовался гений
Эренбурга на основе политической воли Сталина, чтобы донести до мира сам факт
глобального явления.
Попросту
говоря, нынешние россияне не хотят читать в газете о своих проблемах, они
желают, чтоб чтение отвлекало от них. Именно по этой причине руководство РАО
«ЕЭС» в самом начале века смогло одержать такую победу в бесконтрольности тарифов
естественных монополий (речь идет об изменении т.н. «поправки Зубова» в законе
о бюджете).
Не будем
забывать, что очередной расцвет журналистики пришелся на время стремительного
развития глобального кризиса прав человека, гражданина, потребителя, унижений
подчиненных в любой сфере начиная с армии. Стирается грань между свободным
гражданином и лишенным свободы в обусловленной законом процедуре. Осветить
деятельность банковской и финансовой систем, также правоохранительных органов,
силовых ведомств, судебной системы или прокуратуры стало практически невозможно
в открытых публикациях, м.б. по этой причине никто ничего не скрывает.
Правозащитник Лев Пономарев говорит о новом российском ГУЛАГе, а Лев Левинсон
приводит многочисленные факты того, что в той же Америке состояние проблемы еще
более запутанное. Тем временем в то же состояние невозможности адекватного
журналистского освещения попали медицина, здравоохранение, соцобеспечение.
Интересно, что столичная милиция решает проблему на системном уровне, причем весьма просто – не допуская развития личных проблем у
самих действующих журналистов. Однако это можно сказать только о милиции,
которая сама находится в зависимом положении. Сотрудники правоохранительных
органов по факту оказываются наиболее бесправны. Те ужасающие факты нарушений
милиционерами прав человека, унижения человеческого достоинства, давления и
вымогательства, являются всего лишь отражением того, что испытывают сами
милиционеры.
Что и как
может журналист написать об этой проблеме для широкого читателя? Ответа на этот
и многие другие вопросы нет. Тем больше возможностей для теории журналистики,
предназначенной для узкого круга специалистов. Станет понятно, что все
описываемое является производной от текущего состояния массового сознания.
Властные структуры
пронизал конфликт интересов – каждый отдельный человек преследует цели,
находящиеся в прямом противоречии с задачами власти в целом по укреплению
доверия граждан и поиску возможных путей бесконфликтного будущего, буквально – выживания
человечества.
В том
механизме, который сложился для решения проблемы в России, ключевая роль
отведена журналистике. И не будем обманываться в том, что власть в целом якобы
в чем-то виновата. Реальность такова, что все затронутое в этом материале
является производной от состояния массового сознания. Управлять им в принципе
возможно, но местами это напоминает попытки направить обезумевший табун в
сторону от пропасти.
В
восьмидесятые годы 20-го века синхронные волны тревожности не были заметны, что
называется, на улице (в социологической терминологии – «на панели») и были
характерны для отдельных сфер жизни – собаководства, также пациентов клиники
неврозов, творческих работников. С началом 21-го века тревожность захватила
почти сто процентов населения. Рост тревожности и ее волны отражаются в
посещаемости протестных сайтов, в интенсивности различных видов трафика,
трамвайном хамстве и семейных ссорах. Современники Гражданской войны отмечали
значительное число пожаров включая поджоги и видимо это тоже повторяется.
Вместе с кризисом
либерализма интеллигенция приобрела роль ретроградскую. Уже в третьем созыве
Думы у журналистов возникли непреодолимые проблемы с освещением деятельности
фракций СПС и «Яблоко». Их принудительное превентивное удаление из Думы
четвертого созыва является несомненным успехом в решении цинично поставленной
задачи. Причем это освободило либерально настроенных парламентских журналистов
от ощущения несуществующей вины перед либералами и их электоратом, поскольку
журналисты относительно честно мучались с ними и к их ликвидации прямого
отношения не имеют. Публикации «черного PR» против этих партий в значительной
степени заказывались ими самими друг против друга.
И до того,
как Марат Гельман оружием массового PR-поражения сбил с телеэкранов самолет с
Чубайсом, Немцовым, Хакамадой, российские политтехнологи добивались не меньшего
успеха на пространстве бывшего Союза и в Израиле, т.е. в прямом клинче с
эмиссарами американского давления на основе больших ресурсов и меньшего
таланта.
Далее
проблемы с освещением оппозиционной деятельности распространились на все
миноритарные фракции Госдумы. С ними постоянно возникают типичные проблемы, в
которых традиционно обвиняют власть – манипулирование журналистами и СМИ,
попытки цензуры, замещение конструктивной деятельности эксплуатацией тех
значительных возможностей, которые предоставляет парламентская площадка для PR.
В то же
время мажоритарная «фракция» превратилась в некую дискуссионную структуру, как
бы «парламент в парламенте». В ее освещении есть проблема, связанная с возникновением
и наращиванием конструктивного публичного механизма решения застарелых и
всеобщих проблем общества, борьба с исполнительной властью в рамках социальной
ответственности. Применение модели конфронтации прессы и власти опасна
разрушением нестойкого конструктивного механизма. Однако замена на модель
коммунитаризма сделает его излишним. Например, ликвидация еще в третьем созыве
мощной лоббистской монополии с зачислением в думский штат сотен сотрудников не
решила проблемы в целом и совпала с размножением многочисленных структур,
собирающих с предпринимателей деньги «на Думу».
Руководство
четвертого созыва Госдумы сделало определенные шаги по контролю лоббизма для
избавления от его стихийных проявлений. Для большинства депутатов затраты на
избрание в палату превысили возможности, связанные с депутатским мандатом. Их
сохранили для руководства фракций, также нескольких публичных тяжеловесов,
которым пришлось влиться в «Единую Россию», т.е. фигур, вынужденных
договариваться вне Думы. Однако это не решило вторую проблему, в отношении
которой тоже сделаны определенные шаги. Ряд кардинальных вопросов остался
нерасшитым и руководство четвертой Думы остро заинтересовано в том, чтобы
журналисты привлекали к ним внимание аудитории, находили способы преодолеть расхождение
значимости проблемы и релевантности темы. В число таких нерасшитых проблем
входят многочисленные конкретные разветвления вопроса о земле, с которого
начала дореволюционная Дума. Вне публичности разросшийся вопрос о земле не
имеет даже мыслимых концепций решения. Тут нет содержательной дискуссии между
партией власти и оппозицией, есть война за управление денежными потоками и
владение PR-инструментами. Одновременно искусственная мажоритарная фракция
ведет содержательную дискуссию в ее возможных рамках сама с собой, далеко не
будучи единой.
В то же
время, движущей силой внесения, обсуждения и принятия законов являются лоббизм
или PR. Парламентский театр в России стал активным инструментом формирования
будущего и в этом высокохудожественном спектакле журналистике отведена роль
основного звена, без которого вся система управления массовым сознанием
работать не будет. Имеется в виду, условно говоря, «политический PR» как одно
из направлений биотехнологии, которая сочетает эвристику (творчество) с некой вероятностью
запланированного результата.
К этому
времени система российских СМИ редуцировалась, поляризовалась и
реструктурировалась. Многие из федеральных СМИ получили свои уникальные
бесконкурентные взаимодополняющие ниши. Роль медиатора политической сферы
отведена «Эху Москвы», причем радиостанция практически не тратит эфирное время
на развлекательные программы, зато дает репрезентативную информацию о событиях
в мире культуры и науки, в т.ч. генетики. К сожалению, журналистам трудно
разобраться в генетике, но в других СМИ с этой сферой еще хуже и никто не
обнаруживает, как мы, связи молекулярной эволюции в хромосомах и на публичном
информационном поле (связь обеспечена структурой хаоса, а не переносом
информации между изолированными сферами).
Выполняя
роль оппозиционного СМИ, «Эхо Москвы» аккумулирует как идеи, так и журналистов,
которым больше негде получить доступ к аудитории. В т.ч. и за счет того, что
радиостанции близкой направленности ограничены в территории вещания. Грубо
говоря, политическому журналисту достаточно слушать одну станцию, чтобы с
высокой вероятностью не прозевать что-то в Думе, в политике и вообще в значимых
темах. Беслан, правда, по признанию честного Алексея Венедиктова прозевали – водочная
столица России стала известна в итоге захвата школы. Кто-то же это
прорабатывал, но журналисты занимаются только тем, что на слуху. Остальное – непроходные
темы. «Эхо Москвы» страдает этим общим журналистским недугом в минимальной
степени по сравнении с другими СМИ, эксплуатирующими проблемы массовой
аудитории.
Фактически
«Эхо Москвы» приобрела черты вертикального типа СМИ, противоположного
медиаторам страны Первому каналу и Радио России. При такой значительной
монополизации становится опасной зависимость от СМИ, однако некоторые
талантливые модераторы «Эха» фактически проводят «прививку» от этого недуга
своим безудержным хамством по отношению к собеседникам в эфире или определенным
сегментам аудитории, например, коренным москвичам. В этом вопросе, как и в ряде
других, проявляется ангажированность радиостанции, не признающей факты
повышенной преступности мигрантов – группы риска. Однако синхронное
викарирование хамской риторики у всех ведущих одновременно в интерактиве разных
программ «Эха Москвы» свидетельствует об управляемости явления и лишний раз доказывает
ангажированность журналистов этого СМИ и самого СМИ.
В том, что
хамство ведущих остро необходимо самим слушателям как прививка от зависимости,
проявляется системный эффект. Журналист такой задачи не ставит, скорее
наоборот. Воспринимать это горькое лекарство тяжело, однако как всегда в
системных явлениях, причин и следствий тут можно много накопать. И понять
журналиста – работа политического журналиста, как и любая активная занятость,
на микросоциальном уровне вызывает агрессивную зависть, в т.ч. у родственников.
Поэтому журналисту нужна защита в форме дистанцирования. Например, политические
новости нельзя передавать по мобильнику с улицы, последствия могут быть
непредсказумы. Зафиксирован факт нападения на репортера в коридоре Московского
союза журналистов.
Однако,
повторяем, слушать «Эхо Москвы» по необходимости бывает тяжело. Коренная
москвичка, режиссер и автор передач на телевидении и радио, преподаватель
Марианна Краснянская заявила, что «Эхо Москвы» слушает с утра до вечера, потому
что ей интересна информация, однако ее удивляет стилистика, ведущие бывают
бестактны, иногда бывает хамские разговоры, провокационные. Она считает, что
это формы, которые исповедуют журналисты «Эха Москвы», но это не значит, что
они так думают.
После
сокращения вещания иностранных радиостанций в России хамство и унижение
слушателей в интерактиве «Эха Москвы» резко возросло.
Пользуясь
случаем, хочется отметить, что без немотивированного унижения собеседника
достигать заданных целей включая релевантность и ангажированность может только
очень талантливый, ассоциативный, находчивый и одновременно работоспособный
модератор. Например, Сергей Доренко.
К этому
следует добавить, что «Эху Москвы» удалось в неожиданной форме возродить форму
журналистского расследования путем приглашения специалистам и очевидицам
звонить в прямой эфир по той или иной релевантной теме.
Однако в
основном «Эхо Москвы» выполняет ту же функцию, что и конструированные фланги
политического спектра, в форме аккумуляции и регулируемого отведения протеста.
Причем не в Москве, где благодаря высокой в среднем активности населения
проблема протеста не актуальна, а на всем русскоязычном пространстве включая
соответствующие сегменты аудитории в ближнем зарубежье, Израиле, Германии, США.
Голосование параллельно программе «Разворот» 26.08.06 показало, что
«Единую Россию» поддерживает только 8% аудитории «Эха Москвы», остальные – за
леваков, в т.ч. сконструированных тем же порядком, что и «Единую Россию». Логики
тут нет, только лишний аргумент в пользу вывода о ретроградском состоянии
интеллигенции в данный конкретный момент истории. Хотя к теме статьи это
прямого отношения не имеет, работа в Думе показывает высокую конструктивность
именно «Единой России». Партия власти провоцирует и поддерживает публичную
дискуссию по требующим решения вопросам, оппозиция и оппозиционные СМИ начиная
с «Эха Москвы» и кончая «Новой газетой» свободную дискуссию давят, будучи
инструментами управления массовым сознанием. Если в жесткой динамике
предвыборной подготовки не происходит терактов или катастроф, для обострения
вбрасываются темы по прошлым трагедиям.
В то же
время служба связей с общественностью «единороссов» поддерживает любую
журналистику, кроме неадекватной (например, «Газета»). Поразительное проявление
человеколюбия власти определяется рискованностью исторического момента и
высоким уровнем протеста. Естественное стремление власти схлопнуться, о чем
говорил депутат фракции «Яблоко» Алексей Арбатов, более характерно для
руководства «Яблока», но для фракции большинства отошло по крайней мере не
время на второй план.
Неподконтрольность
массового сознания приводит к тому, что власть в России легко взять голым PR,
но трудно удержать. Одно из направлений партийной работы, порученной талантливому
адвокату Владимиру Плигину, связано с устойчивостью власти – «повышение
доверия». Понятно, что чем больше реальная поддержка власти, тем меньше у ее
представителей мобилизующего ощущения в виде «синдрома политической смерти».
Состояние
системы российских СМИ таково, что анализируя любого из них, мы получаем
исчерпывающую картину одного из сегментов информационного поля. Аналогично
можно анализировать телеканал «Культура» или «Русское радио», газеты «МК»,
«Коммерсантъ», «Комсомольская правда» или «Новая газета», в который раз
возрожденный журнал «Огонек». Названия СМИ по факту маркируют систему
непересекающихся, взаимодополняющих ниш. Тут невозможно забыть о роли
информационного агентства Интерфакс, созданного для сообщения о том, что власть
в руках Ельцина. Это такой же маркер исторического виража от СССР к России, как
осенью 1917 – выход на советскую магистраль семи десятков лет.
С т.зр.
журналиста следует отметить уникальность «Московской правды», где сохранены
определенные социальные и профессиональные гарантии и к сотрудникам относятся
по-человечески, без их стравливания для поддержания творческого накала, без
резкого разделения на высокооплачиваемых звезд и крепостных писак (инструмент
эффективно используется, например, в редакциях «МК» и «Эха Москвы»).
Редукция
системы СМИ осуществляется всевозможными способами, российская
изобретательность безгранична. И это хорошо, потому что убивать журналистов
становится излишним. Наезды на СМИ, сокращение сетки и территории вещания, их
закрытие идет в основном из регионов по сценарию, примененному к НТВ. Это в
конечном счете та же «кристаллизация», о которой Сергей Доренко говорил в
применении к коррупции.
Аналогичный
процесс редукции числа игроков и их укрупнения идет в то же время в разных
сферах, например, на алкогольном рынке. Он способствует усилению страны и
унитаризации русскоязычного пространства, в котором центробежность сменилась на
центростремительность.
Однако
вспоминая историю НТВ, придется признать, что это СМИ, сыграв свою уникальную
роль в истории страны, потеряло ее незаметно, без всяких митингов, задолго до
того, как оставшиеся на канале ньюсмейкеры привлекли внимание общества к судьбе
телеканала ради защиты собственного положения. В итоге цепи событий тот же
Евгений Киселев оказался в том же «Эхе Москвы». Т.е. в одном флаконе с по
своему талантливыми Прохановым, Доренко, Леонтьевым и многими другими, чьи
личные заслуги в обновлении России велики, уникальны и невосполнимы, учитывая
их типы личностей.
Аналогично
можно сказать про уникальность и невосполнимость роли российских депутатов – Жириновского
или Митрофанова, председателя ЦИК Вешнякова. Также про политтехнологов, которые
перед журналистами выступают в роли ньюсмейкеров – Марат Гельман, Михаил
Делягин, Глеб Павловский и Станислав Белковский. Последний стал известен, когда
им попытались подменить предыдущего, поручив ему накатать покаянные письма
Михаила Ходорковского для подкрепления рейтинга Владимира Путина. Затем
Павловский вернул свою роль и Белковский слетел в оппозицию Путину, но на политтехнологической
поляне остался. Получился очередной пример про PR, журналистику,
самоорганизацию и многое другое во взаимодействии друг с другом.
В России
чрезвычайно высока роль системных эффектов включая самоорганизацию при
минимально потребной для этого численности населения. В пределах общей
политической границы обитают реликты, по факту представляющие страны с разницей
больше, чем у Израиля и Ливана, США или Мексики. Рожденные во время войны люди
стали продуктом высокоэффективного отбора, выжившие активны и социально
агрессивны, они оттягивают на себя практически все внимание представителей
власти по социальным обязательствам. Журналисты послушно пишут о бедах
пенсионеров, в столичных магазинах им предлагают бесплатный хлеб, от которого
вполне трудоспособная пенсионерка отказывается, набрав явный избыток дорогих
продуктов высокой питательности. Вслед за войной последовали массовые рождения
детей, которых ненавидели. Когда они сами вошли в детородный возраст, ужас
беременности и оглушительное хамство гинекологов сыграло свою роль в разрушении
семьи уже после того, как ГУЛАГ потерял свое доминирующее значение и мужчины с
женщинами получали возможность спать в общей постели, а не на нарах раздельно
по половой принадлежности. Однако реализовать себя в личностном плане за
пределами семьи тоже было проблематично, перелом начался после того, как
повзрослело поколение рождений 1953 года и позже – выключение Сталина из
истории привело к крутой либерализации общества еще до конца того же года. Или
наоборот, в контексте нам важен не вектор причинно-следственной связи, а итог в
виде мультипликации различных типов организации страны. Позже скандальность
уступила место переговорности в качестве биотехнологии социализации личности.
Однако люди, населяющие Россию, плохо представляют, насколько они разные.
Динамичность
привела к тому, что интеллигенция приобрела ретроградскую функцию.
Все это
наложилось на традиционную для нашей страны динамическую поляризацию по оси
провинция-столица, что позволило эффективно реализовать аналогичный механизм с
использованием Рунета. Физически небольшой сегмент публичного информационного
поля выполняет благодаря самоорганизованности российского общества роль,
определяющую ход человеческой истории в целом.
Однако данный момент можно описать и в рамках эволюционной генетики, ибо
Интернет на публичном информационном поле выполняет ту же роль, что хромосома
эукариот – на молекулярном. Также и в рамках «связей с
общественностью», или спорного термина «политический PR».
Иными
словами, ко времени очередного расцвета в сочетании с кризисом отечественная
журналистика подошла в модифицированном состоянии. «Журналистика вытесняется из
СМИ», – сказал в эфире «Эха Москвы» 24.08.06 генсек СЖР Игорь Яковенко. Он не
совсем прав, потому что пик этого явления пройден. По некоторым критериям,
новостная журналистика оказалась внутри сферы рекламы, которую в свою очередь
поглотила деятельность в рамках «связей с общественностью». Разумеется,
оплаченный PR или реклама зачастую оказываются в коллизии с журналистикой.
Однако из-за проблем самой журналистики, смещения интересов аудитории и их
перемен, проблемы джинсы и заказухи стоят далеко не на первом месте. Реальная
журналистская практика демонстрирует примеры того, как заказная публикация
может оказаться остро необходимой для возбуждения интереса общества к одной из
важнейших социальных проблем. На публичном информационном поле возникла
резонансная цепь, которая продолжается несколько лет.
Тем
временем журналистские жанры сменила система форматов подачи информации, т.к.
это придает некую технологичность непредсказуемому процессу прохождения
конкретного куска информации в публичное поле. Неоформленность, отсутствие
форматирующих признаков (тип «конверта», т.е. упаковки информации) резко
снижает вероятность публикации. Номинально требование соблюдать формат
аргументируется ссылкой на тип СМИ. Например, обезличенность подачи новостей на
ленте агентства. Однако анализ текста «Интерфакса» или Евроньюс показывает, что
формат скорее скрывает все то же самое, что присутствует в СМИ других типов,
включая субъективность аналитики и желтизну с недостоверными утверждениями,
если именно это определяется ожиданиями аудитории или согласовано с
руководством страны. Причем отечественная журналистика страдает указанной
напастью далеко не в большей степени, чем в признанно «демократических»
странах.
Раскрытие
механизмов генерации, эмиссии, сукцессии и рецессии стереотипов не является
задачей этого материала. Здесь мы только отметим, что правильно выдержанный
формат скрывает все что угодно даже в условиях жестких требований новостного
агентства. А время и место первого захода информационного вброса может
определять успех тиражирования будущего стереотипа не меньше, а больше формата
(формы подачи). В этом смысле задачи PR и новостной журналистики полностью
совпадают.
Они
расходятся прежде всего в том, что автор заказухи обычно скрывается, и
пресс-секретарь министерства может устроить истерику редактору СМИ в связи с
тем, что на него сослались как на источник информации. Но министр за свой PR не
платит и поэтому других признаков нет, что это сообщение относится к типу PR, а
не новостной журналистики. Однако этот мутный сектор превысил в объеме как то,
так и другое вместе. Журналисту, который дает информацию в номер, тоже не нужна
своя головная боль с недостоверными источниками информации и проще привести
ссылку на конкретного представителя пресс-службы. PR-задачи так перепутали
людей, что они рассылают провокационные «сообщения» от имени друг друга в
потоке спама, кочуя с базой электронных адресов журналистов от проекта к
проекту всевозможных политических окрасок.
Однако для
редактора все это не слишком важно из-за жуткого давления проблемы поиска новых
релевантных тем и форм подачи, определить которые в меняющемся мире сложно.
Есть постоянный риск попасть под соблазн копи-паста из сети, когда нелепое с
т.зр. компетентного эксперта сообщение без проверки о краже мышей на Биофаке
или антимутагеном эффекте пива тиражируется слово в слово тысячекратно.
На фоне
множества таких случаев несколько выделяется информация о секретном оружии КГБ,
которое создает гигантские волны. До разрушительного цунами в Юго-Восточной
Азии в декабре 2004 года, который вызвал из небытия этот красивый миф, он был
художественно описан в многократно опубликованном рассказе Сорокина «Волны».
Рассказ сам по себе большого резонанса не вызвал, но одна из последних его
публикаций прошла в сборнике вместе с «Детьми Розенталя», на котором
оттоптались депутаты.
PR опять
смешался с журналистикой, но это не контаминация, а содержательный признак
петли гистерезиса в структуре хаоса, определяющей в свою очередь потоки и
турбулентность всех трех информационных полей включая публичное.
В петле
гистерезиса «новости» пошли вспять по пути роман – фильм – журнал – газета – радио
– лента новостного агентства.
Т.о.,
российская журналистика оптимально выполняет все свои функции, от обеспечения
информационного единства страны в различных несвязных горизонтальных прослойках
благодаря структуре системы СМИ разных типов до создания мощного возбуждающего
фона, который с успехом удовлетворяет ожидания аудитории при опять же
оптимальном сочетании пользы и вреда. Польза – в предотвращении изоляционного
синдрома, решении проблем эмоциональной депривации
человека. Вред – в информационной зависимости или тиражировании
членовредительских сценариев. Однако и тут нет худа без добра, потому что когда
на любом углу можно купить боевые ножи или приобрести любой непредсказуемой
злобности собаку, журналист только ставит в публичное поле информацию о
проблеме, вызывая к жизни тему необходимости ее решения.
Естественно,
это всегда кому-то не нравится и появляется поток обвинений в адрес журналиста
или журналистики. Мощность негативного потока вызывает к жизни структуры,
получающие право формулировать «мнение журналистского сообщества» и
разрабатывать обновления закона о СМИ. На этом мультипликация журналистики и
связей с общественностью приобретает свое высшее выражение синергизма в
динамической системе.
Современный
«универсальный журналист» должен все-таки обладать управляемой агрессивностью,
как качественная породная собака, чтоб не транслировать откровенное вранье PR
под видом журналистики только потому, что это прозвучало на пресс-конференции,
соответствует общей позиции всех прочих присутствующих журналистов и не выдается
за пределы внешних норм принятого в таких ситуациях поведения (форматов).
Благодаря
пресс-конференции агентство зарабатывает дважды – на источнике и на получателе
сообщений. При этом еще создаются возможные препоны аккредитованным
конкурентам, условия передачи намеренно отсутствуют (т.е. пресс-центр не
организуется), журналистов СМИ того же типа не пускают и в ответ в своих
сообщениях место пресс-конференции они не упоминают. Ведущий пресс-конференции
тщательно следит за ее ходом и журналисту, способному задать неожиданный
вопрос, не дают возможности это сделать. Текущий расцвет отечественной
журналистики совпал с полным превращением пресс-конференций в т.н. «брифинги»,
где по грамотно выверенным канонам PR через журналистов доводят до общества
заранее заготовленную информацию.
Нам
удавалось задавать переключающие вопросы на пресс-конференциях в Интерфаксе
Борису Березовскому, Бените Фереро-Вальднер, Джону Болтону, Геннадию Зюганову,
Михаилу Швыдкову и др. включая пресс-секретаря «Вымпелкома», однако это либо
вызывало ярость ведущего, либо запрет и смещалось на время после официальной
процедуры. В лучшем случае ведущий ласково говорил: «Не скандаль». Недовольство
руководства организации сопровождалось исключительной доброжелательностью
сотрудников.
Таков опыт
журналистских будней.
Эксплуатация
расхождения релевантности и актуальности позволяет легко манипулировать
журналистским сообществом в рамках «сухого PR» (т.е. неоплаченного), в т.ч. на
пресс-конференциях. Так вопрос об алчности журналистов имеет неожиданное
разрешение. Талантливый ньюсмейкер буквально на пустом месте, ориентируясь на
ожидания аудитории, создает такие «информационные» поводы для саморекламы или
заказанного PR, что журналисты торопятся передать «информацию», конкурируя друг
с другом в скорости публикации.
На наших
глазах в торговых войнах журналисты использованы с помощью «информации» о
коровьем бешенстве, сибирской язве, атипичной пневмонии, птичьем гриппе. В
период холодной войны явление использовалась в рамках политтехнологий, в
частности, эмиссией «информации» о сконструированном в Пентагоне ВИЧ или
забросе американцами на Кубу вредителя сахарного тростника. Не вдаваясь в
подробности, отметим, что каждый из подобных примеров достоин изучения и в
деталях неповторим. Некоторые оказываются «долгоиграющими», как разработки КГБ
СССР секретного оружия, порождающего цунами. Другие вбрасываются журналистам с
более или менее постоянной регулярностью, как антимутагенное действие пива или
вред трансгенных продуктов.
Есть более
сложные примеры с отдаленными системными эффектами, например, пучок мифов о
женщинах во власти. В реальности женщины циничнее мужчин и точнее в выполнении
решений, что приводит к тяжелейшим последствиям в т.ч. при формировании и
исполнении бюджета России. К тому же нашумевшая история с выпадением части
преподавателей из нормы закона о надбавке восходит к личному решению замминфина
Татьяны Голиковой, однако никто ее прямо не назвал. Кроме того, в реальной
власти над собой граждане с детства в основном сталкиваются с женщинами в роли
учителей, врачей, судей, сотрудников ЖЭКов или бухгалтерий, водителей
троллейбусов и трамваев. Они плодят массовые хронические недомогания организма
человека и общества, по своему влиянию превосходящие терроризм и произвол правоохранительных
органов (основанный, кстати, на женском типе садомазохизма у
мужчин-исполнителей решений). Эти темы абсолютно нерелевантны для журналистики,
хотя по актуальности доминируют.
Однако в
России благодаря прогрессивности эволюции информационного поля указанные
проблемы если не решаются, то иногда пробиваются (по типу того, что произошло с
детективной историей древних свитков из пещер у Мертвого моря, в СССР все было
подробно описано). Интересующийся человек найти значимую для него информацию может,
прежде всего в сегменте информационного поля, порождаемой парламентской
журналистикой при освещении думского театра. В США положение намного хуже,
кризис семьи и женская агрессивность вошли в острое противоречие с техническими
возможностями этой страны и ханжеской консервативностью ее общества. С начала
века к этим проблемам добавилась проблема роста ксенофобии, которая вылилась в
«фактор 9/11». Те, кто не верит в причастность спецслужб к организации
высокохудожественной гибели трех тысяч человек в качестве PR-акции, вынужден будет признать факт инверсии во
времени причинно-следственных связей: рост ксенофобии в США замечен за полгода
до ужасающего теракта, которым после него уверенно объясняют рост ксенофобии. В
итоге развернулась «борьба с терроризмом», копирующая в своей адекватности
текущему состоянию массового сознания «террор Маккарти».
В конечном
счете все эти процедуры «связей с общественностью» представляют собой
сублимацию социального садомазохизма. Фигурально выражаясь, получается гнойник
на теле общества, концентрирующий разлитую инфекцию. Сотрудники
правоохранительных органов и журналисты невольно имитируют разные роли защитных
элементов крови в человеческом организме.
Любопытно,
что с темой садомазохизма связано то, что Россия видимо единственная великая
страна, где ведущее информационное агентство на своих пресс-конференциях
журналистам отечественных СМИ предоставляют возможность задать вопрос во вторую
очередь. Есть еще один уникальный признак: демонстрация справедливости у нас, в
отличие от весьма схожей с Россией Америкой, присуща нашей внешней политике, а
не внутренней. Международные акты приоритетнее российских законов.
Все
остальные признаки великой страны у нас присутствуют
включая геополитические амбиции, развитую посредническую дипломатию,
распространение языка в мире, многонациональность и структурированность на
основе высокой роли самоорганизации, способность к неотсроченным изменениям
государственного устройства в зависимости от состояния массового сознания и
самодостаточную развитость публичного информационного поля благодаря тому, что
Россия – «большая система».
Иными
словами, все, что в принципе может произойти и быть описанным, у нас
обязательно попадает в публичное информационное поле. Причем иногда до того,
как случится. Или вместо того, что серьезно экономит ресурсы общества и
человеческие жизни.
Ритмичность
(тематическое викарирование) публичного информационного поля продолжает
ускоряться. Его объем продолжает увеличиваться. Уже не удивляет то, что
Интернет ничего не вытеснил, но дополнил систему СМИ и обеспечил новые
направления информационной эволюции. Публикация в газете остается «истиной в
последней инстанции», а радио стало единственным каналом связи с молодежной
аудиторией.
Что
удивительно, развитие информационного поля не привело к стиранию границы между
производителями и потребителями информации. Хотя люди остро нуждаются в том,
чтобы быть услышанными, полноценной интерактивности не возникло. Наоборот,
зависимость от журналистов и их креатива резко возросла.
Современное
публичное информационное поле сохраняет разделение на коммуникатора и
коммуниканта, демонстрирует динамические процессы с обострением и открывает
возможности для изучения процессов генерации, эмиссии, сукцессии и рецессии
информации, ее трансформацию и конвертацию.
Аналогичные
исследования на двух ранее возникших информационных полях – генетическом
и рассудочной деятельности – сопряжены со значительными экспериментальными
трудностями и затратами.
Слово
«информация» на практике перестало быть термином, означая в зависимости от
контекста противоположное – либо объем данных, которые надо хранить,
передавать, свертывать эвристически или в процедуре кластерного анализа для
извлечения смысла, либо этот самый смысл, который всяк волен видеть по своему.
Поэтому
применение нами слова «информация» в контексте ее генерации, эмиссии, сукцессии
и рецессии вполне понятно читателю, но некорректно с точки зрения возможностей
неоспоримой формализации представленной нами схемы. По факту
имеется в виду то, что в разных сферах называется, например: транспонируемым
элементом – в молекулярной генетике; словом – в формальной логике (не путать с
«наукой убеждения»); документом или файлом – в информатике; заметкой или
сообщением, а иногда и просто информацией – в журналистике; стереотипом или
штампом – в теории журналистики; слоганом – в рекламе; лозунгом – в
пропаганде; абсолютной истиной – в русском направлении гуманитарной философии.
Подвижность,
размножение и проникновение такой «информации» обеспечивают ее упаковка,
конверт, «липкие концы» палиндрома в нити ДНК, положение на газетной полосе или
в программной верстке электронного СМИ и т.п.
Форма
подачи, упаковка и признаки конверта при эмиссии существенно влияют на
распространение информации и проникновение ею физических информационных
барьеров. Конвертация доступна изучению и некоторой технологичности для
практики. На втором месте мы бы поставили хорошо известную в теории эволюции
подразделенность системы. Сеть барьеров и структурированность значительно
повышают эффективность распространения и использования информации. Однако
доминирующее свойство, необходимое для сукцессии, – релевантность – недоступно
для технологии. Его поиск и определение в существующем тематическом наборе
производится эвристически. Релевантность определяет другой фактор эволюции,
описанный Николаем Тимофеевым-Ресовским как «волны жизни». В случае быстрого
тематического викарирования зависимость от журналистов-креативщиков возрастает.
В нашей стране сложилась или была создана политическая биотехнология творчества
информационного поля, которую ошибочно сводили в простой пропаганде. Ее
действие иллюстрируется, в частности, примером Пятого управления Филиппа
Бобкова.
Поскольку
волны жизни непредсказуемы, в начале 21-го века трудно представить, что может
вернуться период относительного покоя и снизится базовая тревожность,
захватившая почти сто процентов населения.
Мы
констатируем, что прогрессивная отечественная журналистика без задержки
отвечает сменой моделей на перемены массового сознания и оптимально реагирует
на рост базовой тревожности, справляясь благодаря мощным потенциям российского
общества к самоорганизации с таким губительным явлением, как расхождение
релевантности и актуальности.
Связанная
в общее целое компания журналистов отражает как высокое разнообразие страны,
так и ее способность к структуризации.
У
журналистов тип реализации тревожности в творческую агрессивность
(конструктивное выражение агрессивности) не обнаруживает, в отличие от
девиированного садомазохизма, заметной связи с полом или возрастом. Видимо, для
данной сферы самореализации приложима идея о внутренних допингах (т.н. «теория
гениальности» Владимира Эфроимсона). В целом же кадровый состав российской
журналистики весьма разнопестрый, способностью к репортерской деятельности люди
обладают практически независимо от пола, возраста, типа личности и способности
каждый день полтора часа готовить себя к выходу в город или выскакивающие, как
пожарные по тревоге, за считанные минуты из постели сразу в Думу в одежде,
лишенной пуговиц и узлов галстука для ускорения процесса выскакивания.
В
Мосгордуме такие фокусы не проходят и в 2006 году отмечена нехорошая история с
лишением аккредитации журналиста Агентства национальных новостей за интерес к
данным голосования. Ситуация с освещением других региональных парламентов
намного тяжелее, просто страшнее. В Госдуме после ушедшей в историю попытки
недопуска журналистов ОРТ неоднократно подчеркивалось, что лишить журналиста
аккредитации невозможно.
К этому
добавим, что после завершения века науки в гуманитарной сфере совсем не
встречаются люди, имеющие представление о существовании доказательных
положений. Вот президент скажет, что дважды два пять, и парламентские
корреспонденты получат редакционные задания собирать комментарии: лидер
коммунистов подчеркнет, что неправда, власть обворовывает народ и у нее дважды
два – три, вождь ЛДПР (монархист больше короля) – что шесть и даже семь,
настолько у нас все лучше и лучше, партия большинства примется логически
доказывать правоту президента и т.д.
Все это
странно, потому что перед схлопыванием науки сменилась ее база и это привело к
исчезновению пропасти гуманитарной и естественнонаучной сфер, первая влилась во
вторую. Для понимания того, что делают журналисты, необходимо иметь
представление о различиях абсолютной и относительной истин. Приведем три абзаца
из материала «Алеатика в судьбе человека и человечества».
«Истинность»
стереотипа поддерживает его тиражируемость. Правомерность относительной истины
доказывается разными способами. Например, в логическом построении непротиворечивой
модели, или соответствием логической модели какому-то явлению (поиск
физического смысла либо пространства интерпретации теории, имеющей валидность),
в эксперименте и даже эстетизмом построения теории, если эксперимент в пределах
человеческой жизни невозможен и теория моделирует явление больших времен или
расстояний.
Из-за
отсутствия связи тиражируемости и доказательности публикация экспериментальных
данных не всегда возможна, например, о растущей агрессивности женщин в семье.
Явление недоступности информации активно применяется в манипуляциях массовым
сознанием.
Современные
журналисты иногда используют критерий истины «по последствиям», совмещающий
признаки стереотипа и истины, запуская в публикацию непроверенные версии. Тип реакции
на публикацию включая ее отсутствие может носить при релевантной подаче
материала доказательный характер.