https://mospravda.ru/2024/08/15/739794/

https://leo-mosk.livejournal.com/10980252.html?newpost

https://leo-mosk.livejournal.com/10980539.html?newpost

08.08.24 Лев Московкин

Не презирай чужие миры

Агностика науки и преследования ученых для утраты личности

Скрытая наследственность – реальность или черный хлеб неприкаянной генетики?

Поводом для заметки стала неоднозначная роль математических моделей в биологии, расхождение статистики наследования болезней с незначительным вкладом их генетических маркеров. Также бесконечный поиск механизма переключения генной экспрессии. В частности, метилирования ДНК или более древнего механизма у насекомых ацетилирование гистонов.

Ну и до кучи вычеркнутый из истории науки вклад автора теории мишеней Тимофеева-Ресовского с определением размера гена.

Все это и многое другое объединяет спорный феномен скрытой наследственности.

Русский ученый напоминает ребенка с синдромом Дауна, он льнет к источнику боли. Отсутствие финансирования генетических исследований в том русле, которое развивается в США, для России блокировано.

Депутаты Думы постоянно настаивают на увеличении финансирования науки и других проблем не видят. Сами ученые постоянно поносят депутатов Думы и тоже других проблем не видят.

Вопреки чистому опыту: финансирование чего-либо без стратегии развития оного в форме госзаказа привлекает общественных паразитов и не более того.

Конечно, госзаказ не боги обжигают. Но когда исследователь сам определяет, что ему развивать, ориентиром становится Nature или на худой конец Lancet с JAAMA.

По-русски яма получается.

Уникальный советский опыт имени Лаврентия Палыча показывает, что ориентированная на реальность наука развивается, если признанного по критерию преследования в профессиональной среде ученого вынуть из лагеря и посадить в шарашку под присмотром офицера НКВД и солдатом с винтовкой на входе.

Товарищи ученые, они же дети, им нужна строгая воспитательница. Иначе они от испуга скушают друг друга

Я тоже боялся, но больше боялись меня. И оттого не дали поступить в аспирантуру, создавали проблемы в работе. Уничтожали экспериментальный материал.

Особенно трудно было опубликовать научные результаты.

Некоторое время в семидесятых-восьмидесятых преследование внутри научной среды приобрело характер эпидемии. Тогда много талантливых и просто необычных людей из науки выпали. Они фактически были исторгнуты агрессивной профессиональной средой.

Я уже писал, что для человека слова могут служить фактором генетической инженерии. Они способны менять генетическую конституцию. Отсутствие властного регулирования научной среды на основе госзаказа, передача государственных функции монополистам-поставщикам лабораторного оборудования с возможностью диктовать цены, методы и направления исследований приводит к своеобразной скрытой наследственности в государственном регулировании. Мы видим только то, что научные премии, публикации, национальная принадлежность жестко детерминированы.

Но не видим, как это делается.

С другой стороны, сохранившиеся в статусной науке ученые выглядят клонированными продуктами утраты личности. Они четко представляют в неформальном программировании конвенциального определения, что диссертабельно и публикабельно и что ни при каких условиях недопустимо, на кого следует ссылаться – Чарльз Дарвин, Ричард Докинз, Денис Ноубл. Запрещены Эразм Дарвин, Жан Батист Ламарк, Тимофеев-Ресовский, Вавилов. В теории телевидения запрещен Энвер Багиров. Проповедуется Маршалл Маклюэн. Схема потребностей мозга Павла Симонова запрещена в пользу пирамиды Абрахама Маслоу.

Под эмбарго остается последователь Симонова, автор монографии «Потребности мозга» Вячеслав Дубынин, специалист по чрезвычайно актуальным направлениям зависимостей и нарушений материнского инстинкта.

Науке все равно, расстреляли ученого или при жизни затравили до утраты личности.

Науку все дальше уводят от реальности и ее потребностей в самый острый момент человеческой истории. Мы не имеем права знать, что с нами происходит.

В основе той науки, которая считается передовой, лежит агностика. Отсюда параллели темной материи в астрофизике и скрытой или потерянной наследуемости. Работы в этом направлении доминируют в научной дискуссии. Ищут и не находят маркеры болезней. Маркеры вроде бы есть, но их вклад несуразно ниже статистической наследуемости. Пытаются связать с молекулярно-генетическими маркерами и одновременно с эпигенетикой в части метилирования ДНК.

Использование генетических маркеров – аллельных менделирующих признаков – со времен основателя кафедры генетики Александра Серебровского является самым простым и эффективным подходом. Серебровский называл генетические маркеры сигналями. Они могут маркировать происхождение или место обитания. Иногда удается их связать с адаптациями к экстремальным условиям среды или эндемичным инфекциям. Если неблагоприятный фактор носит сезонный характер, возникает колебательный полиморфизм, как у двухточечной божьей коровки.

Для получения генетических маркеров не обязательно лезть в глубокую молекулярную биологию. Это могут быть полоски дискэлектрофореграммы или, еще проще, морфологические признаки внешнего фенотипа. Например, особенности гребня кур, белые волоски на груди черного кота или лапах пуделя.

В некоторых случаях, как показал Лев Животовский, нейтральные, казалось бы, признаки доступны отбору, и такой отбор позволяет избавиться от системных генетических нарушений, отбору недоступных. Например, крипторхизма, по сообщению зоопсихолога Марии Сотской.

Видоспецифичный набор генетических маркеров составляет частную генетику данного вида. Он служит основой для изучения общей генетики, что происходит с данным видом в пределах условной нормы.

К сожалению, в случае человека частная генетика приобрела однобокий характер в интересах монопольных поставщиков лекарств для орфанных заболеваний. Идет поиск таких нарушений, для которых глобальный монополист может предложить лекарство. Дальше играет свою роль управляемая пресса, и органы национальной власти вынуждены совершать гигантские расходы вместо попыток лечения всех нуждающихся или хотя бы не таких редких, и запуска собственного производства для снижения несуразной цены.

Возможности лечения редких, но не орфанных, заболеваний у современной медицины неуклонно растут. Лечится то, что совсем недавно не считалось болезнями. Однако поток выявленных нарушений растет быстрее и параллельно наращивается искусственная инвалидизация за счет издержек страховой модели здравоохранения. Этическая проблема выбора, кого лечить, оборачивается чисто экономической задачей, решить которую не способно никакое самое богатое государство.

Управление прессой так устроено, что направленная на решение реальных задач национальная наука всегда будет представлена как отсталая, неспособная внедрить современную лабораторно-приборную базу, полногеномное секвенирование, ДНК-микрочипы для тотальных генетических исследований, сверхмощные суперкомпьютеры и Большой адронный коллайдер, откуда россиян выгнали.

Введенный в России расширенный неонатальный скрининг представляется каменным веком, хотя он позволяет выявлять и лечить до манифестации основной объем врожденных генетических аномалий.

Профессор РАН Артем Оганов считает, что нам не надо упрашивать о публикациях в виде исключения, а самим становиться законодателями мод в науке.

Мода в науке имеет первостепенное значение.

Промежуточный вывод состоит в том, что смысл феномена скрытой наследственности радикально зависит от того, как представлена картина науки в целом.

Очевидно, эпигенетика реально влияет на экспрессию генов, но другая. Вне генетики наследуется образ жизни и система воспитания, лексика и привычки, конвенциальность поведения. Кроме того, что человек подвергается управляющему воздействию словесной генетической инженерии, над ним властвуют слова, произнесенные им самим. Это уже нечто вроде Стокгольмского синдрома.

По запросу «Скрытая наследуемость» (Missing Heritability Problem) среди множества левых отсылок на лидирующих позициях поиска оказывается лекция заведующего лабораторией экологической генетики ИОГен Александра Рубановича.

Ответ на вопрос, что нового в генетике – с 2009 года изучается так называемая скрытая наследуемость. Например, предрасположенность к диабету первого типа повышает вероятность болезни не в 3-4, а в 15 раз.

Презентация к лекции А.Рубановича опубликована на сайте ИОГен.

Материал не первой свежести сохраняет классическую актуальность.

Презентация без лекции скорее путает, чем разъясняет. Несколько слов, которые удалось вытащить из автора, разъяснили суть поставленной проблемы.

Может ли статусный ученый-генетик общаться на равных в паритетном варианте схемы Эрика Берна без аристократического высокомерия, непонятно.

Разумеется, на мой взгляд, «новая проблема» давно решена. Зачем ее вытаскивают вновь и вновь, приправляя древними аргументами вроде «кошмара Дженкинса», это вопрос для психиатра, если речь идет о конкретном человеке. В целом, он генетический.

Ответ на вопрос «проблемы» еще проще. Стабильность жизни во времени обеспечивает самоорганизация. Раскройте глаза и посмотрите вокруг – на себя, своих детей и родителей, людей на работе и улице. Сравните то, что видите сегодня с тем, что видели в прошлом. Попытайтесь объяснить не то, что схоже, а разницу.

Волны структуры хаоса переключают типы (каналы) самоорганизации. Другое дело, что если стабилизировать все, кроме разницы двух особей, от которых можно получить потомство, то, как правило, получается менделирование. Сам наблюдал по полосочкам диск-электрофореграммы трансферринов.

Почему Рубанович утверждает, что «Убедительных и регулярных взаимосвязей с фенотипами не обнаружено»?

С другой стороны, представленные картинки фореза белков размыты из-за недостаточного отведения тепла фирменных западных приборов водопроводной водой. У нас были самодельные камеры с замороженными элементами, и картинки были четкие с безусловным менделированием и связями с фенотипами, например, по устойчивости к кислородному голоданию, типом развития или географией происхождения.

Наследование обеспечивается законами науки синергетики, и автор это отлично знает. Набор паттернов самоорганизации ограничен. Из этого вытекает вывод палеонтолога Кирилла Еськова о размывании грани аналогии и гомологии.

Эпохи в русской науке меняются калейдоскопически, и у каждой есть свой Трофим Денисович Лысенко, роль которого выше президента Академии.

Задолго до Лысенко еще в Императорском Московском университете появился профессор-штрейкбрехер из Киева, чья неадекватная схема ароморфоза навеки поселилась в школьном учебнике по биологии.

После крушения Лысенко началось восстановление генетики, которое зачистило соответствующее место светоча науки для Николая Дубинина. Его эпоха закатилась так же быстро, и вреда от него было не меньше.

Максимальный системный вред начался в семидесятых, и особого размера он достиг после развала Союза.

Нынешний Лысенко представлен в роли выдающегося биоинформатика. Дело не в том, что мне неприятен заносчивый хам. А в том, что он скрывает суть, в том числе и своих работ. Типичная реакция: злится, если кто-то за него это сделает и хамит, если кто другой на это укажет. У нас остались разногласия в оценке высоко реалистичного рассказа Евгения Водолазкина «Ошибка рецензента». Потом источником общественного мнения обо мне оказалась женщина с сомнительным отношением к науке, участвовавшая в уничтожении архива супружеской четы режиссера-документалиста научной популяризации Елены Саканян и историка генетики Василия Бабкова.

Я при сем не присутствовал, но вынужден был написать, коль в событии ключевую роль сыграл номер «Московской правды» с моей заметкой о судьбе наследия Тимофеева-Ресовского.

Это факты, а откуда рождаются мнения, вопрос тоже генетический.

Неприятный осадок у всех, поэтому товарищ ученый выступает с чисто политическим заявлением. Пример в презентации: «Современные биоинформатики полагают, что все эти математические построения лишь отвлекали от реальных задач».

Я предлагаю представленную мной картинку из жизни генетических животных примером «скрытого наследования», коль Рубанович из типичного для этой среды низкопоклонства перед Nature называет очевидное скрытым. В этом смысле его аллюзия к темной материи уместна.

Для убедительности скажу, что наш современный Лысенко, конечно, в своем роде бриллиант самоорганизации.

Эволюционист Юрий Чайковский назвал такой тип ученых грантоедами.

Аналогично ведут себя все великие генетики современности, например, Алексей Кондрашов. Исключение составляет уважительно вежливый Константин Северинов.

По-хамски вели себя Мейнард Смит или Юрий Свирежев на конференции, где, по словам Кондрашова, он сыграл предводителя советской генетики. Со слов Рубановича, который тоже там был, я знаю, что произошло на самом деле. Кондрашов обиделся: «Многие знания порождают многие печали». Слушатели лекции были заинтригованы.

Никто из русских участников той конференции, кроме Рубановича, не вспомнил, что тогдашний директор ИОГен Юрий Алтухов раздал им по десять долларов личных денег, чтобы они не чувствовали себя нищими.

Поучилась совершенно лишняя иллюстрация к неспособности ученых вести содержательный диалог.

Мои знания порождают радость примирения с действительностью. Только я понял, что присутствую при эксперименте по изучению Missing Heritability.

Она действительно скрытая – кроме меня? Впрочем, со мной такое постоянно, потому на меня и злятся. Картинка поведения повторялась на моих глазах многократно.

Опыт общения с большим количеством людей нескольких достаточно изолированных сфер общества позволяет говорить об их параллелизме, с одной стороны, и общих различиях, с другой. В частности, в научной (интеллигентской) среде легко распространяется негативная информация. Набор лиц и типов поведения в сравнении разных сфер жизни упорно напоминает о рядах гомологической изменчивости Вавилова. В каждой сфере встречаются редкие люди с конструктивным настроем (условно роль Миши Панина, персонажа «Театрального романа» Булгакова). Встречаются носители генетической ненависти к своей стране, мужчинам, супругу. В прошлом мишенью бывали начальник, еще раньше – родители и дети, свои и вообще дети.

Как подобная среда порождает некую научную истину? Может быть, это фикция, а истина формулируется иначе? Может быть, все врут про то, что такое Макроэволюция, а правда то, что формулирую один я? Тогда причина в том, что я независим от породившей меня генетической среды. И не нуждаюсь в публикации своих материалов в Nature, как мне советовал Кондрашов, чтобы добиться положения в науке само-оскоплением и само-уродованием своих результатов.

Лучший пример – в презентации: Возможные объяснения парадокса

«missing heritability» (по Peter Visccher, 2011)

В порядке роста правдоподобия и не исключая друг друга:

- Оценки наследования по родословным ошибочны

- Неаддитивность действия генов (эпистаз)

- Взаимодействия генотип – среда (GxE)

- Эпигенетические эффекты

- Низкая мощность обнаружения малых эффектов «общих полиморфизмов»

- Гетерогенность заболеваний – много различных заболеваний сходны по фенотипу

- Общие варианты в проблемных участках генома, напр., в горячих точках рекомбинации

- Мутации, не относящиеся к SNP (напр., CNV, STR)

- Редкие мутации с большим эффектом

Ну, и так далее.

По-моему, наиболее правдоподобная интерпретация со стороны генетики дана Тимофеевым-Ресовским. Для этого он ввел понятия «пенетрантность» и «экспрессивность».

С моей точки зрения, формулировка проблемы «скрытой наследуемости» столь же эффективно запирает выход на взаимопонимание в генетике, как в прошлом формула «наследование благоприобретенных признаков». Эпизод отражает неспособность англосаксонской модели науки к выбору существенного, с одной стороны, и ее бесконкурентное доминирование, с другой, в том числе, навязывание нам. В мировой науке тиражируется схема, описанная мною выше. Пока еще денег им дают много, выход грандиозных затрат по опыту масштабной международной программы «Геном человека» незначительный, а боязнь конкурентов хуже, чем в советской науке.

С другой стороны, развивается некая уродливая картина (часть «Какосферы» Заварзина), сама по себе тоже картинка самоорганизации. Однако в восприятии человека продукт самоорганизации всегда эстетически активен. Если статусные ученые мне хамят и провоцируют на публичную истерику, то это может быть признание заслуг. Стоит просто посмотреть на развитие событий. Получается нечто вроде сериала «Воронины», только не из семейной жизни, а из научной – и правда, и красиво.

Генетики знают больше, но скрывают знания от общества.

Мои выводы автор лекции подтверждает сам – Как преодолеть кризис, связанный с «missing heritability» (из частных бесед):

- Евгений Рогаев, Univ. of Massachusetts Medical School, ИОГен РАН Идея GWAS порочна по своей сути. Только «глубокое секвенирование» позволит разобраться с генетикой предрасположенности.

- Юрий Дуброва, Dep. of Genetics Univ. of Leicester На практике биоинформатика обходится дороже чипов. И остается при этом самым слабым местом ассоциативных исследований.

- Никита Хромов-Борисов, СПбГУ Прежде чем заниматься геномикой, следовало бы поначалу внедрить в клиническую практику регистрацию родословных. Это и дешевле, и эффективнее.

Таким образом, оценки приведены взаимоисключающие.

Так что спасибо тебе, Саша, былой друг юности и соратник по шабашкам в уголках Союза. Чего ни спросишь, всегда получается какая-то страшная сказка про белого бычка в смирительной рубашке.

Для невольного читателя, если таковой случится: выпускник МИФИ Александр Рубанович – лучший генетик-популяризатор, которого я знавал в жизни. Чтобы донести открытия науки до публики, требуются творческие усилия, сравнимые или превышающие затраченное на само открытие. Рубанович владеет мощным математическим аппаратом и способен объяснить простыми словами буквально все. За деньги такое не продается, поэтому завлаб ворочает тоннами виртуальной макулатуры, пополняя продуктами своего бессмысленного творчества помойку современной системы финансирования науки.

По его собственному признанию, приходя на работу в свою лабораторию, он прячется от молодых сотрудников, которым нечем капать. В итоге совершил, подобно Алтухову, акт самопожертвования и на свои двадцать тысяч купил им рестриктазы.

Я не знаю, можно ли на двадцать русских тысяч настричь диссертацию. Нобелевскую премию за использование рутинного метода молекулярных ножниц присудили Эммануэль Шарпентье и Дженифер Дудна. Это была премия по химии за 2020 год «за развитие метода редактирования генома».

Рутинная лабораторная работа.

Китайцы проиграли, а русские даже не пытались. У них рестриктаза кончилась.

Термин «Рестрикционный фермент» возник из исследований фага λ в работе Сальвадора Лурии, Жана Вейгла и Джузеппе Бертани в середине прошлого века семьдесят лет назад.

С волками жить получилось, а вот выть аналогично образование мешает и талант не позволяет.

Александр Рубанович: «Великая тайна “потерянной наследственности” найдет объяснение за счет эпигенетики»

«Я часто говорю себе, и студентам своим говорю, а у меня студенты-физтеховцы: «Не презирай чужие миры». Потому что мы в науке невероятно дифференцируемся по подходам. Биоинформатики свысока смотрят на тех, кто занимается мокрой биологией, молекулярные биологи – на тех, кто занимается клеточными культурами, а те терпеть не могут секвенаторов, и так далее. Мы постоянно расползаемся на какие-то подклассы. Не презирай чужие миры. Даже если не понимаешь. Это вредно, это тебя ограничивает. Пойдет как принцип?»

Цит. помhttps://pcr.news/spetsproekty/zavlaby/aleksandr-rubanovich-velikaya-tayna-poteryannoy-nasledstvennosti-naydet-obyasnenie-za-schet-epigenet/?ysclid=lzj1177ulv570970648

Таким образом, Александр Рубанович, один из наиболее светлых умов современной науки, представляет адекватную картину науки о жизни. Его картина по описанному настоящему может показаться неожиданной в плане непонимания, зачем вообще обществу нужно знать, о чем думают ученые, если они меньше всего думают об интересах общества? Их мысли ничего не дают практике, кроме проблем.

Картина всего лишь подобна путешествию по описанному прошлому героя повести Стругацких Александра Привалова.

Рубанович упоминает теорию мишеней и признает заслуги в определении размеров гена. Но автора Тимофеева-Ресовского не упоминает. Если спросить напрямую, скажет, что это дутая фигура

Это про реформатора науки, автора основных генетических открытий переломного для науки двадцатого века, когда вся наука, в том числе под влиянием Тимофеева-Ресовского, получила шанс стать точной без изъятий типа скрытой наследственности.

Фигура не только не дутая, но вычеркнутая из истории науки вместе с его открытиями.

Рубанович проявил определенную честность, упомянув теорию мишеней.

Существует и такой политический момент в поисках природы скрытой наследственности, как типичная презумпция, где чего искать.

По словам Рубановича, с возрастом метилирование меняется, закрываются хорошие гены и открывается мусор.

Что руководит метилированием, не обсуждается. Строго говоря, неизвестно, относится ли метилирование к эпигенетике.

Совсем не обсуждается роль воспроизводимой самоорганизации мобильных элементов генома, роль которых в триггерировании генной экспрессии доказана. Кому бы ни присуждали нобелевские премии, открыли мобильные элементы в Советском Союзе Евгений Ананьев и Владимир Гвоздев. Затем Леонид Кайданов показал, как согласованно перестраиваются мобильные элементы при трансформации между фазами жизненного цикла Дрозофилы.

Нечто подобное мы зачастую наблюдаем в обществе, попробуйте для разминки ума описать разные типы людей по реакции на революцию начала девяностых и выделить условных джокеров, пронзивших социальные барьеры, как только это стало возможным. Эти ненавидимые обществом люди, а вовсе не выпускники Гарварда, запустили новый формат жизни в стране.

Какая-то наследственность здесь точно присутствует. По крайней мере, гетеротопии, как бывает в эмбриогенезе.

Владимир Гвоздев до сих пор занимается подобной формой регуляции.

Сегодня в центре внимания генетиков скрытая наследственность. Ранее место на мыслительном фокусе занимала теория структуры динамического хаоса Эдварда Лоренца. Популярность идеям автора пришла в науку отраженным образом через общество благодаря повести друга Лоренца, любимого фантаста Рэя Бредбери «И грянул гром».

История с теорией Лоренца выявляет хаос в развитии научных представлений. Неудачное название путается с политическим инструментом управляемого хаоса. Вопреки популярности идеи Лоренца, ее потенциал в интерпретации истории и прогностики будущего сознательно не использован.

Потенциал теории Лоренца продолжает работать неформально. Волшебное слово «турбулентность» использовано Путинным в качестве метафоры для общественных процессов, не утратив физической точности. Журналисты имели возможность убедиться в роли турбулентности по итогам пожаров 2010 года на отчетных пресс-конференциях в РИА «Новости». Профессиональные пожарные с удивлением рассказывали, как необычно распространялся огонь. Похоже на описание Булгакова пожара в квартире Лиходеева от козней кота Бегемота. Так не бывает даже при бензине из примуса.

Турбулентность – страшная сказка для академической элиты, консервный нож удобной картины мира и ледокол весной мерзлоты скрытой наследственности. Вступает в силу принцип усиления Тимофеева-Ресовского.

Изменения климата не человеческий фактор, а физическое явление. Человеческого в это истории основном вранье ангажированной науки.

Одной большой метафорой стал поселившийся в квартире Сатана. Первым описал феномен Достоевский со своими бесами. Наши дискуссии в якутском поселке Крест-Хальджай на Алдане остались в памяти возможно наиболее ценным из всего, что я узнал о науке за мою долгую жизнь. Ключевым источником был Александр Рубанович.

До образования Думы и работы в ней оставалась всего одна эпоха турбулентной революции. Но уже было понятно, за пренебрежение какими законами природа мстит безумием и какие можно нарушать безнаказанно. Все законы пишут люди, но есть разница между законами условно говоря Леонарда Эйлера и Федора Мартенса.

Законы человеческой природы особенно сложны для восприятия ввиду их очевидности и вот тут абсолютно верно незнание закона не освобождает от ответственности.

Для статусных целей доминанту наук о жизни построили из элементов управляемого хаоса с понятием скрытой наследственности в ее основе. Усилили контроль прессы и книгоиздания.

Фактически декларирована неопознанность и непознаваемость. Ученые оказались в роли унтер-офицерской вдовы. По-русски называется «пчелы против меда».

Блогосферу загрузили наукообразной попсой.

Публичный спор Дениса Ноубла с геноцентризмом Ричарда Докинза явно напоминает кошмар Дженкинса.

Есть множество способов завести дискуссию в тупик.

Азбучная истина: геном не является в чистом виде программой развития организма. Его связь с телом напоминает роль правительства в государстве. Правительство, прежде всего, обеспечивает свое существование, а государство – биотоп данной формы жизни.

Тело для генома подобно государству для правительства, место экологического обитания и одновременно контроль работоспособности для предотвращения тупикового пути эволюции слабого государства на примере США. Там пошли по пути дробления бессмысленных сущностей с государственными функциями.

Удивительным образом былая лекция Рубановича перекликается с картиной политолога Дмитрия Дробницкого. Он считает, Pax Americama себя исчерпал. Когда его закладывали, надо было оплатить утилизационный сбор. Никто ничем не управляет. Мнение об открытости США связано с тем, что там все решается через прессу. Напрямую договориться не могут. События пресса не освещает. Глубинное государство со своим органом Демократической партии та же скрытая наследственность и темная материя одновременно.

Генетик ментальных нарушений, редких синдромов в типе Дауна и расстройств аутистического спектра Иван Юров приравнивает скрытую или потерянную наследственность к своеобразной форме пиара. Поучается перверсия, или аберрация подмены. Ученый не может выступать за неопознанность, если взялся за решение задачи. Но тут есть и элемент глобализации науки. Если используется слово «интернейшнл», в подавляющем большинстве случаев имеется в виду США с неоправданной дорогостоящей сложностью.

Участники научного процесса различаются аналогично газетам. Газета с числом читателей от миллиона не может освещать реальность, что никому не нравится. Должна присутствовать некая скрытая наследственность темной материи в типе истории Перевала Дятлова. Маргинальное меньшинство с имманентной склонностью к эзотерике в условиях дефицита популяризации научного знания пополнилось людьми с познавательной депривацией.

Газета до ста тысяч вынуждена ориентироваться на любознательный сегмент аудитории с выраженным познавательным инстинктом.

Например, разговор с Иваном Юровым приносит эффект, описанный Марком Твеном для читателя «Сельскохозяйственной газеты», где главным редактором служит Александр Рубанович.

Мне неизвестно, чтобы кто-то еще повторил неблагодарную работу Александра Рубановича или Ивана Юрова по формированию содержательного обзора состояния передовой науки о жизни. Мне, строго говоря, неизвестно, как формируются рейтинги, квартили, индексы. Найдется множество уважаемых ученых, они объяснят принципы, формулы, расчеты.

Все усилия перечеркиваются установкой: ну вы же понимаете, настоящая наука возможна только в США?!

Доцент Журфака Михаил Макеенко проводил несколько лет исследование о выполнении постановления правительства по интеграции российской науки в передовую международную науку. Результат оказался неожиданным и для автора, и для меня. Российские ученые не хотят встраиваться в передовую науку.

Немногочисленные случаи состоявшегося встраивания зафиксированы за счет условно русских исследователей, работающих на Западе, и один из них не знал русского языка.

Из всех форм научной коммуникации учитывалась одна – публикуемость в журналах в зависимости от их ранжирования по квартилям.

Другие формы научной коммуникации, конференции и личная переписка ученых, в значительной степени утратили свое значение до конца прошлого века. Число конференций растет, и личное общение ученых продолжается. Однако добиться содержательного диалога вне зала намного сложнее, чем от депутатов. Статусный ученый может проявить агрессивное отторжение или показать признаки распада личности, будучи явно чем-то напуган.

Декан Журфака Елена Вартанова бережно сохраняет традицию подведения итогов. Но это теперь скорее исключение, чем правило.

Обычным стало отсутствие попыток подведения итогов, даже если они очевидны в части роста вклада разных форм самоорганизации.

Независимо от кадрового наполнения разных сфер в изолированных направлениях науки происходит примерно одно и то же по части предпочтения частного общему с уклонением от проблем общества и государства.

Жаль, что тщательное и вполне достоверное исследование доцента Макеенко не отражало роль СМИ во время эксперимента инфодемии. Почти наверняка выявились бы радикальные отличия его выводов от картины Рубановича и Юрова.

Аналитика МИДа и МГИМО, исследование РИСИ и Института члена Центризбиркома Игоря Борисова показывают фантастический рост управления медийной сферой с переходом от простого управления к формированию параллельной реальности.

Данные указанных источников получены на разных материалах. Можем ли мы их интегрировать, не слишком очевидно.

Возникла чисто палеонтологическая картина. Ни один тщательно исследованный объект не обладает достаточной разрешающей способностью, чтобы его исследователь узкой специализации мог построить полноценную теорию эволюции. Приходится складывать пазл из данных несовместимых источников. Каждый, кто только что проснулся и отстал от научного прогресса, может заявить «Не верю!» убедительнее великого Станиславского.

Вот лично у меня именно с этим проблем нет. Работа журналистом на базе знаний эволюционной генетики заставляет относиться к критике как к имманентно сопутствующему явлению любых попыток самостоятельной жизни.

В дикой природе паразитов и хищников намного больше, чем организмов, способных получать энергию и строить свое тело за счет Солнца и неорганических источников. Да и те не безгрешны, отравили Землю отходами своей жизнедеятельности.

Тогда жизнь на Земле радикально изменилась. Пора сделать то же самое и науке. Но нет, ученые консервативны, губят все новое и независимое в своей среде. Ждут настоящей катастрофы, подобной большому вымиранию видов. Великая депрессия покажется легкой разминкой. Причина катастрофы будет чисто экологическая без всяких комет и астероидов. Фазовый переход вследствие изменения набора параметров, критическое накопление множества изменений со слабым влиянием. В лексике Рубановича, происходит накопление мусора в общем объеме условной скрытой наследственности. Текущий момент человеческой истории мало отличается от любого начала. Например, Жизни на Земле или половой жизни. Хватай все, до чего дотянешься. Никакой конкретной цели. Никакой осознанной системы. На первом плане первобытные инстинкты – хочу, хочу, хочу.

Я это уже проходил в последние два советских десятилетия, в эпохе расцвета научного паразитизма и хищничества. Ящик Пандоры открыл Дубинин практически сразу после Лысенко. Сняли его с поста директора ИОГен только в 1981, когда процесс давно перешел в необратимый режим с обострением.

Хочу и напишу навет в ВАК. Или составлю телегу о нарушениях трудового законодательства, запишу прогул.

Был такой паллиативный выход отправить к колхоз пасти коров. Вследствие разрушения сельскохозяйственной генетики и племенного дела с помощью бессистемного импорта раздули гибридный дизгенез. Эти коровы мало отличались от научных работников со всем спектром перверсий. Среди них встречались монстры с редуцированным выменем и какими-то совсем странными желаниями, почему-то похожие на признанных патриархов в науке.

Вот-вот промычит нечто судьбоносное.

Спирт еще оставался качественный. Любой сотрудник лаборатории без обязательств по должности мог завладеть ключами от сейфа и спаивать завлаба, властвуя от его имени. Можно было и мазохистку подсунуть с клиническими признаками.

Никто не торговал своим, в науке больше приторговывали чужим. К концу кипящего застоя все меньше воровали и грабили научные материалы, все больше уничтожали. Как перед неизбежной оккупацией, тащить награбленное было, в общем, некуда. Подводить под уголовку, доводить до инфаркта-инсульта стало неинтересно, хотя и это продолжалось без особого удовольствия. Престиж науки упал, и за место в НИИ мало кто держался.

Время было не просто интересное, но чрезвычайно яркое. А для меня еще и высоко продуктивное в научном плане. Научные коммуникации в формате Тимофеева-Ресовского переместились на шабашки и естественным образом слились с самопальным литературоведением и искусствоведением.

В неформальной обстановке недолгого отдыха от физически изнурительной работы , маргинальной относительно статусной науки, можно было получить системное гуманитарное образование. Феномен слияния точного знания с гуманитарным был ранее исследован в трудах Русского евгенического общества. Литература стала убежищем для науки о человеке в развитие традиции, заложенных в девятнадцатом веке.

Тимофеев-Ресовский был уже прочно зашельмован, но его квартирка в Обнинске оставалась неформальным аттрактором для тех, кто своей репутацией не дорожил или просто жаждал стрельнуть трешку на пол-литра.

Каждый был уверен, что может все изменить и куда-то уехать.

Самые мудрые никуда не уехали. В условиях ударного снижения качества спирта и зарплаты естественнонаучное советское образование стало подкидной доской или фиберглассовым шестом для полета в большую жизнь, которую ты сам же и построишь для всех под себя. То есть выиграли те, у кого было нечто больше инстинктов и кто мог ими управлять.

В современной жизни нет Гусинского, Березовского, Ходорковского, Чубайса и даже Зурабова. Кто формирует принципы и приоритеты, большой вопрос.

Пресловутое глубинное государство подобно большевикам подобрало власть, валявшуюся в пыли мостовых Петербурга. Так большевики стали большевиками, а непубличный генералитет оформился в глубинное государство. Первое понятно, второе надо переводить с варварского на человеческий.

Эволюция хищничества перешла в расцвет паразитизма. Нет смысла убивать жертву и сжирать, давясь и кашляя, не улетит. Безудержная эволюция паразитизма вызвала к жизни ее монструозные формы наподобие динозавров.

Именно так безудержно эволюционирует передовая наука во всех ее проявлениях. Все очень масштабно и инстинктивно, как искусственный интеллект великого Грефа с личной линией метро из Москва-сити в Сбер-сити.

Можно было и до Луны. Фантазии не хватило. Но еще не вечер.

Никаких ограничений, и все красиво.

Кто-то из научных эмигрантов, кто не умер и не канул, а подтвердил научный статус, потянулись обратно. Некоторые соблазнились мегагрантами 150 млн и получили преимущество перед теми, кто никуда не уезжал. Поток невелик, но все же наука прошла фильтрацию, как будто Россия несет в этом какие-то обязательства перед США.

Северинов запустил проект полногеномного секвнирования россиян «100 000 + Я» (Тимофеев-Ресовский). Кондрашов купил для Беломорской биостанции МГУ секвенатор на свой мегагрант после некоторого размышления, куда его деть.

Мой вопрос тут маленький, я просто хотел понять, как формируется приоритет в науке, норма жизни в ней и что вообще можно считать успешной реализацией.

Рубанович, Юров, Макеенко и еще кое-кто не столь публичный выступили разрушителями иллюзий.

Передовая наука не прошла краш-тест коронавирусом. Слепое рецензирование рукописей обернулось сетью капканов. Высшего уровня научные журналы под завязку заполнены сверкающим мусором, представляющим интерес разве что для сорок-журналистов. Будут складывать из использованных фантиков причудливые орнаменты.

Куда девались первичные данные экспериментов? Утонули в комментариях на комментарии. Кто допущен комментировать? Какие-то левые наследники тех лабораторных крыс с заслуженными научными званиями, кто в семидесятых присвоил ключи от сейфа с лабораторным спиртом. Типичная скрытая наследственность. Тут нет прямого матричного копирования нуклеиновых кислот, и флешку в мозги не вставляли. Ничего вещественного, только духовное. Ограниченность и сходство паттернов самоорганизации стирает грань гомологии и аналогии.

Приходится сделать вывод: интегрированный в передовую науку ученый с высоким индексом Хирша должен быть по определению агностиком и догматиком. В частности, он должен искренне верить, что национальной науки не существует и одновременно она отсталая, а русский язык вообще не нужен.

Согласно взятой на себя роли, не имею морального права оправдывать чужой мир, нарисованный против логики жизни и смысла вещей. Но и навязывать свою позицию не хочу. Пусть будет, как в песне: думайте сами, решайте сами – иметь или не иметь.